Это было странно, но на Первосвященника, сползавшего на каменные плиты пола, никто не обратил внимания, кроме главного врача, а потом и Ноя, одновременно подхвативших, его под руки. Они, скорее, выволокли, чем вывели его из Храма в алтарь. Там Пётр Васильевич усадил его в кресло и, оставив на попечение Ноя, как мог скорее, побежал в медицинский корпус. Первосвященник находился в полуобморочном состоянии. Он судорожно хватал ртом воздух. Хриплое неровное дыхание вырывалось у него из груди. Глаза были закрыты, но веки дрожали, и глазные яблоки под желтоватой кожей ходили из стороны в сторону. Ной чувствовал, как неровно и судорожно сокращается сердце. «Рано ты решил нас покинуть, - подумал Ной,- ещё много загадок предстоит разгадать. И ты нам, ой, как нужен. Надо попробовать что-нибудь сделать…»

Когда врач, совершенно запыхавшись, появился в алтаре, Первосвященник уже просто крепко спал. «Вам надо обязательно быть врачом, молодой человек!» - переведя дух, сказал он. Доктор открыл маленький чемоданчик, зафиксировал какие-то присоски на теле старика, следил за монитором. Уже после, более спокойный, неодобрительно покачав головой, сделал инъекцию внутривенно. – Ничего страшного, слава Богу, не случилось. К вечерней службе будет, как огурчик. Разве можно так пугать пожилых людей?! Так и до инфаркта недалеко. Ваши спонтанные решения благородны, но очень опасны! Посидите немного с ним, а я займусь теперь нашим помилованным…» И главный врач пошёл отдавать распоряжения.

Ной слышал, как Сын Бога нетвёрдым голосом разглагольствует о нравственности, как  объявил о том, что заседание Суда завершено и все могут расходиться по рабочим местам. Народ зашумел, как разбуженный улей. Вслед за этим, в алтарь вбежал перепуганный помощник Первосвященника: « Ваше …, - он не знал, как обратиться к Приемнику, только переломился в поклоне и выдавил из себя,  - Вас зовёт к себе Сын Бога!». Ной поручил ему теперь приглядывать за Первосвященником. А сам отправился в зал.

Сын Бога сидел на своём месте, совсем никакой. По неестественно бледному лицу, скатывался градинами пот. Плотно сжатые губы утонули во рту. Глаза превратились в щели. Сделанное им объявление, отняло последние силы. Он подозвал Ноя жестом руки. Во всём его облике сквозила тщательно скрываемая боль. Люди повиновались ему беспрекословно. Никого уже не было: школьников увели, Тоя увезли. Только служки, которых было всего трое, суетились, убирая стулья и скамьи. Но даже перед ними он не хотел показывать своей слабости. «Отведи меня наверх…», - только и смог выдавить он из себя. Ной поднялся на возвышение и подставил своё плечо для опоры. Так полуобнявшись и немного путаясь в длинных одеждах, они проследовали коротким путём через алтарь, мимо ещё мирно спящего Первосвященника во внутренние покои. На протяжении всего пути Ной решал немного мучительную для себя проблему, проявить свои способности к лечению или продолжать скрывать. С одной стороны – ему было жаль этого человека, как и всякого другого, терпящего мучительную боль, но и раскрываться перед ним он считал не безопасным. Он чувствовал, что заступничество было проявлено им  исключительно потому, что это было выгодно. Но и не помочь он не мог, поэтому искал случая сделать это незаметно. Всё ещё опираясь на плечо своего провожатого, Иван подошёл к стене и слегка нажал на неё. Потайная панель с тихим шорохом отъехала в сторону, открывая небольшой коридорчик с четырьмя дверями по сторонам и одной в торце. «Налево …» - едва слышно скомандовал он. Дверь была не заперта.

В богато обставленной, с точки зрения подземного жителя, комнате царил дикий беспорядок. Хозяин её что-то разыскивал в жуткой спешке и находил, явно, не сразу. Предметы мужской одежды валялись в экзотических позах на ковре в первой половине комнаты, на широкой разобранной кровати, свисали с кресел и дивана, один носок экзотично прикрывал светящийся экран ноутбука на письменном столе. Шкаф был распахнут, беззастенчиво показывая всё своё нутро из развороченных полок и криво висящих вешалок. В своих метаниях Иван сумел задеть даже изящную этажерку с книгами, которая теперь, опершись верхним краем за стену, стояла в крайне неустойчивом положении, рассыпав вокруг себя разноцветные тома и бумаги, высыпавшиеся из папок. На большом обеденном столе, дымилась в пепельнице тонкая недокуренная сигарета, распространяя вокруг себя слащавый дым, и так пропитавший комнату. Проползая в это «логово», хозяин нажал на стене какую-то кнопку. И туман стал рассеиваться, помещение быстро наполнилось свежим воздухом.

Мужчина рухнул в кресло прямо на белоснежную рубашку, оказавшуюся на нём по воле случая. Голова откинулась на высокую спинку. Около минуты он сидел в этой позе, закрыв глаза и вцепившись в подлокотники. Ной стоял возле него, осматриваясь. Плоская огромная панель телевизора на стене всё ещё показывала опустевший зал Храма.

- Уколы внутривенно делать умеешь? – тихо, всё ещё с закрытыми глазами спросил Иван и, не дожидаясь ответа, продолжил, - А, впрочем, всё равно сейчас …, там в ящике тумбочки, справа от кровати, достань шприц и ампулу…, найди что-нибудь руку перетянуть…

- А, можно, я попробую так, без уколов? – решился Ной. Наставник приоткрыл веки, с интересом взглянул на него, остро и пронзительно.

- Попробуй, - взгляд погас, - только учти, что это ещё никому не удавалось – гипнозу я не поддаюсь.

- А это не гипноз, совершенно другое …, - ему было важно узнать, что  с этим странным человеком происходит. Он встал сзади кресла и приблизил ладони, обхватывая ими голову. Внутри мозга там, где сходились в один узел нейронные пути, светилась чёрной жемчужиной – боль, она как раковая опухоль опутывала своими тонкими едва заметными волосками весь мозг. Эти волоски пульсировали в такт сердцебиению. Такого Ной ещё не видел. В реальности опухоли не существовало. Ни один прибор не смог бы определить ее местонахождение. Если и возможно было с чем-то её сравнить, то только очень отдалённо, с голограммой. Всё в ней было противоестественно и призрачно. Попытка воздействовать на один из этих странных окончаний закончилась тем, что пациент вздрогнул всем телом и потерял сознание. Возможно, что это было и хорошо – представился случай действовать более смело.

Когда наставник пришёл в себя, Ной всё ещё стоял возле него, но уже держал за руку, считая пульс. Иван покрутил головой из стороны в сторону – боли не было. Только осталась чудовищная слабость.

- Ты просто – кудесник! – удовлетворённо, произнёс он, - Почему скрывал свои возможности?

- Я узнал о них совсем недавно, - отвлечённо ответил преемник.

- Первый раз не надо курить эту дрянь, - продолжал радоваться больной, причём, совершенно искренне. Он не стал выяснять далее ничего, оставив на потом.

- Боюсь, что боль может вернуться, - несколько умерил его пыл, Ной, - Вам необходимо отдохнуть и выспаться.  

- Вот уж, нет! – воспротивился Иван, - Я не настолько расточителен, чтобы терять на сон драгоценное время, - он внимательно обвёл взглядом комнату и, удовлетворённо хмыкнул, - Хорошо я набедокурил, спеша тебе на выручку! Подтащи что-нибудь: стул или кресло поближе и поговорим. Не люблю, когда стоят над душой! Итак, - продолжил он, усевшемуся Ною, - я тебя, конечно, в твоей авантюре по спасению Тоя, поддержал. Но! Врага себе в лице отца Марка, ты нажил. Этот старикан, ох, как не любит, когда всё идёт не по его сценарию. Очень даже может отомстить, причём в самый неподходящий момент. Я его постараюсь урезонить, однако, будь осторожен, … не всегда у тебя рядом будет защитник в моём лице …  Постарайся загладить свою вину перед ним, – наставник задумался, - Вот ведь парадокс, - последнее замечание было сделано каким-то своим мыслям, – Авель не захотел наказывать Каина! – наставник покачал головой, - Одного не понимаю, зачем он тебе? Нет, ну понятно, что он теперь за тебя жизнь отдаст, нимало не сомневаясь. Такого сорта люди примитивно благодарны. Только каково ему будет жить калекой? Врачи ещё три недели назад вынесли свой вердикт: всю оставшуюся жизнь проведёт в инвалидной коляске, и это если выживет! В чём тогда смысл?

- В общине никто больше не должен умирать! – как-то совсем не пафосно ответил Ной.

- Прекрасное заявление, только боюсь, что неосуществимое, - усмехнулся наставник, - у нас много стариков.

- Вы, ведь, понимаете о чём я? – также смиренно возразил юноша, - Никого не должны казнить!

- Ладно, оставим разбирательство «казнить - нельзя - помиловать» для последующих разговоров, - поморщился Иван. – По твоему мнению – пусть мучается, но живёт? Не это ли ещё хуже казни?

- Если вы разрешите мне его лечить, то уже через две-три недели он будет ходить, - уверенно заявил Ной.

- Даже так? – наставник пристально вгляделся в лицо собеседника. – Впрочем, после того, как ты избавил меня от этой боли, я уже не должен сомневаться, - он прищурился. Во взгляде вспыхнул какой-то озорной огонёк, - А, хорошо, лечи и забирай его себе со всеми потрохами! Распоряжайся им, как хочешь! Только учти, что все эти лечебные эксперименты не должны мешать твоей дальнейшей учёбе. У меня большие планы на тебя.

- Что я должен делать?

- Для начала, ты должен более подробно познакомиться с работой всех подразделений Кокона. Что-то ты знаешь уже и так, что-то от тебя скрывали. Теперь пришла пора узнать всё, что я считаю нужным. План пришлю по почте, знакомься с людьми. Со всеми вместе или с каждым поодиночке, как хочешь, - Иван поднялся и, слегка покачнувшись, остановил жестом метнувшегося его поддержать Ноя. – Сам справлюсь. Помоги только снять это, - он потряс широким рукавом хламиды. После того, как наставник избавился от сковывавшей его движения одежды, и оказался в джинсах и футболке, настроение его стало ещё более благодушным. – Ну, что же? Аудиенцию на сегодня можно считать завершённой. Да! Девочку свою можешь забрать к себе, если хочешь. Даю вам в этом полную свободу, - он взял собеседника за подбородок и, острый пронзительный, как лезвие взгляд впился в глаза. Что он хотел в них увидеть? Ной его спокойно выдержал. Иван хмыкнул, с задумчивым видом прошёлся по комнате, пиная то, что попадалось под ноги. Повернув обратно, выдал новое указание, -  И, знаешь, не ходи сегодня на службу в Храм. Не стоит нервировать Марка. Я с ним поговорю, он завтра немного успокоится и всё будет как прежде. Ступай, а я своими делами займусь! Надо будет – обращайся. А если мне понадобишься, сам вызову.

Ной послушно вышел в коридорчик и немного огляделся. Весь он был отделан зеленоватым пластиком. Ряд утопленных в потолок круглых плоских светильников освещали его. Пять одинаковых дверей: две слева, две справа и одна в дальней торцовой стене. Парня так и подмывало узнать, что за ними скрывается. Одна из них, скорее всего, вела наверх, всё его существо ныло, просясь туда к солнцу, небу, бескрайнему простору. Раньше трудно было даже предположить, что ностальгия будет мучить его такими внезапными приступами. Вылететь бы на свободу птицей! Но здравая мысль, что это несвоевременно и опасно, остановила порыв. Он вздохнул и вышел через всё ещё отодвинутую панель в пустую приёмную Первосвященника. Тут по-прежнему стояла тишина – отец Марк всё ещё спал в алтаре.

Первым, что он заметил, войдя в свою комнату, было отсутствие камер видеонаблюдения. Доверие или потеря интереса к его персоне? Навряд ли. Скорее всего, установили нечто более совершенное. «Кто этим занимается? – возник у него в голове вполне закономерный вопрос, - Явно, это не жители Кокона. Сегодня все были в Храме из тех, кто мог бы это сделать. Значит, люди извне всё-таки проходят сюда. Почему тогда их никто не замечает? Не могут же они становиться невидимками. Скорее всего, точно знают, кто и где из жителей находится в тот или иной момент времени».

Оставив ещё одну загадку на потом, он, скинув свой балахон, отправился в инкубаторий, заранее окружив себя своеобразной защитой. Но в это время коридоры были пусты, все были заняты делом. На его появление отреагировала только Ада, она вышла навстречу и, отведя в уже известную ему комнату, отправилась за Ией. Не прошло ещё и пары минут,  дверь распахнулась, и как шквал, влетела Мая. Она меньше всего была сейчас похожа на саму себя. И даже не потому, что одета была как все в женском корпусе. Нет, куда-то исчезла её вальяжная кокетливая грация. Перед ним была просто измученная горем женщина. Она с такой отчаянностью бросилась к его ногам, что он оторопел от неожиданности.

- Спасибо, тебе, - пробормотала она, так, словно он должен был знать, за что она его благодарит, - ты спас его!

- Странно слышать такие слова от тебя! – догадавшись, произнёс он, - Сначала ты показываешь чудеса у меня в постели, пользуясь случаем. И показываешь ему, насколько он тебе ненавистен. А теперь, вдруг, …

- Нет, ты не понимаешь! – она подняла глаза, её лицо заливали слёзы. – Меня уговаривал переспать с тобой отец Марк. Они хотели проверить способен ли ты … Но я не соглашалась. А потом, пришла к Тою, сообщить, что я беременна от него. Думала, что будет рад, а он был злой, как никогда. Послал меня куда подальше. Сейчас, понимаю, что он просто не услышал или не понял. А тогда?! Вот я и решила, пусть все считают, что ребёнок будет от тебя. Это ведь, выгодней, чем от какого-то крысолова по случайности. И согласилась. Даже представить себе не могла, что так получится. Злилась, злилась и, вдруг, поняла - я не могу без него!

- Какая чудовищная глупость…

- Что с ним теперь будет? Если он вернётся к охотникам …

- Я забираю его себе в помощники, но сначала надо его вылечить…

 Вошла Ия в сером рабочем платье и, только взглянула, на всё ещё стоящую на коленях Маю, не стала ничего спрашивать. Просто подняла её. И та, опустив голову, удалилась.

Он обнял возлюбленную, и им уже не нужны были слова. Голова к голове и мысли, и чувства общие.

Всё оставшееся время до отбоя и даже сверх того, Ной провёл в медицинском корпусе. Больных было немного, всего трое. Повар, пострадавший от перевернутой на него кастрюли кипятка. Монтажник, ликвидировавший аварию на одном из энергоблоков по пояс в ледяной воде, боровшийся с пневмонией. И работница из аграриев, случайно сломавшая ногу. Всем надо было помочь. Но Пётр Васильевич провёл его дальше. В операционную привезли Тоя на каталке. Он первый раз за всё это время был тщательно вымыт, но чувствовал себя куда как хуже. У него был сильный жар и бред. Врач делал все, что мог, но сознавал, что усилия его тщетны.

- Опасаюсь, что к утру сердце не выдержит, - сокрушался Пётр Васильевич.

Когда Ной говорил наставнику о том, что через две недели поставит парня на ноги – он не бросался словами. Это действительно было так, когда он разговаривал с ним в тюрьме. Но за это время случилось ещё что-то неведомое врачевателю. Что – непонятно. Только состояние ухудшилось. Снова, очень тщательно, Ной принялся диагностировать больного. Новых очагов воспаления не возникло. Воздействия токсинов или ядов, введённых кем-то посторонним, не ощущалось. «Что же произошло, пока меня не было?» Он с подозрением посмотрел на врача, но тот совершенно искренне недоумевал и переживал. «Если кто-то и воздействовал, то только не он…» Той снова начал бредить: что-то шептал, мотая головой. Ной наклонился к самым губам. «Игрушка …, плохая игрушка…» Детские воспоминания вспыхнули с новой силой. Бумажный изломанный человечек! Разве не на такого похож сейчас парень. Неужели Учитель уже тогда всё предвидел и предопределил? «Нет, поступать, как он запрограммировал, я не буду!» Руками обхватил голову: «Вот она! Здесь же, на том же месте, что у наставника. Только не чёрная, как угасающий уголёк, а иссиня белая. И волосков всего один! Тянется раскалённой иглой к центру управления сердечной мышцей. И от этого такой бешенный ритм. Нет, не позволю его убить. С одним волоском должен справиться»

- Что бы ни происходило – держите его! – обратился он к врачу.

То, что случилось после, ни сам Ной ни, тем более Пётр Васильевич, который наблюдал только манипуляции рук, никак описать бы не смогли.  Больной то затихал, то начинал биться так, что трудно было, даже наваливаясь всем телом, преодолевать его мучительные попытки. Врач не мог понять, что же совершается сейчас. Он только мельком вглядывался в сосредоточенное лицо человека, совершавшего эту невидимую операцию. Руки всё удалялись от головы страдальца, шевелились только пальцы, словно растягивая призрачную паутину. В самый последний момент ему показалось, что между ладоней что-то сверкнуло, как маленький взрыв. Той последний раз дёрнулся и затих. «Умер? Нет, просто уснул. Дыхание стало ровным. Успокоился пульс. Даже жар мгновенно спал. Чудо!»

Ной слегка покачнулся. Пот стекал по вискам от напряжения. Шумно выдохнул, и улыбнулся каким-то своим мыслям, опуская руки. В дверь операционной постучали, заглянул санитар.

- Простите, что мешаю. Вы здесь уже второй час. Пора идти в Храм.

- Вы идите, - сказал Ной врачу, - я пока сам справлюсь. Здесь много работы. Вернётесь, тогда поможете.

Следующие два часа он провёл в одиночестве. Той был в глубоком сне, и это только облегчало его работу. Кости одной ноги были сильно раздроблены, удивительно, что осколки не разошлись далеко, учитывая, что с ним не церемонились в обращении. Кое-где кости уже начали неправильно срастаться. Врачеватель растворял лишнее, складывал сломанное, спаивал разорванное. Когда вернулись медики, он уже трудился над второй, менее пострадавшей ногой. Вместе с главврачом и пожилой фельдшерицей они наложили гипс. И на этом свою работу в этот день, Ной закончил. Просто не осталось больше сил. Основное было сделано. Но жалел он только о том, что его способностей ещё недостаточно, чтобы оказать помощь всем.

- Пётр Васильевич, - Ной неожиданно обернулся уже от двери. Всё было вроде бы, так как надо, но какое-то беспокойство не оставляло его.

- Да, я вас слушаю.

- Вы не могли бы на время определить Тоя в отдельную палату?

- У нас есть два бокса…

- Тогда заприте его там. И ключ пусть будет только у вас.

- Хорошо, - недоумевая, согласился врач.

 Вся следующая неделя была расписана у Ноя по минутам. Утром он шёл к медикам и лечил больных. Через два часа начинал обход Кокона по списку наставника. Вечером в Храм. После снова в медицинский корпус. Отец Марк хмурился, глядя на Преемника, и выдавливал из себя слова только по необходимости, всем видом выражая своё недовольство. Восьмой день сломал это спокойствие.

 Началось всё с того, что придя утром, Ной не обнаружил Тоя в боксе изолятора. Взволнованный врач провёл его без объяснений в свой кабинет.

- Вы понимаете, - взволнованно заговорил он, - случилось совершенно непредвиденное! Санитар, далеко уже не мальчишка, пытался убить Тоя. Если бы не случайность, то всё бы ему удалось! Хотел ввести смертельную дозу…, наша старейшая фельдшерица вовремя схватила его за руку!

- Когда это случилось? –

- Ночью! – Петр Васильевич недоумевал, - Где он только ключ достал? И вообще я не понимаю - зачем? Семён утверждает, что ничего не помнит: ни как брал лекарство и шприц, ни где взял ключ, ничего! Только плачет! Я, конечно, не стал никому ничего сообщать, и Тамара тоже обещала молчать. Но сами понимаете, долго это не может продолжаться. Кто-нибудь может и проболтаться, если случайно увидели, да и видеокамеры. Даже не знаю, что и думать! Тоя я к себе поместил. Спим теперь рядом. Благодаря вам он уже немного ковыляет, себя обслуживает – уже проще.

  Они заглянули за перегородку. Больной спал на предоставленной ему кушетке. Выглядел  Той уже хорошо. Усилия не были напрасными.

- Пойдёмте к санитару, -  то, что убийство было предотвращено, нисколько не успокоило Ноя, он предполагал, что на этом всё не окончится, - надо узнать правду.

  Преступника заперли в том же боксе, где ранее был Той. Седой мужчина сидел на краю койки, обхватив голову руками и покачиваясь вперёд-назад, что-то тихонько выл. На их приход он никак не отреагировал. В самом воздухе повис смрад отчаяния и страха. В серых осколках широко открытых глаз стыла жизнь. Это уже был готовый мертвец безразличный ко всему.

  Ной присел на корточки и окунулся в эти глаза. Он пытался нащупать какой-нибудь контакт, но тщетно. Взгляд был бессмысленно пустым. На слова существо уже не откликалось. Небольшое сопротивление оказал только на попытку опустить его руки, но как только их удалось разжать, они повисли, как плети.

- Мы опоздали, - повернулся к Петру Васильевичу Ной, - его мозг разрушен. Я не могу ничего сделать. Помогите мне его уложить на постель. Сегодня в общине стало на одного человека меньше.

«Кто же может, так жестоко расправляться с непокорными? Или с теми, кто по какой-то причине не справился со своей миссией? Учителя уже много лет нет в живых. Неужели он тогда ещё распределил все роли?»

 Весь день прошёл в напряжении. Ной всё время ждал чего-то, но всё затихло. В Коконе шла обыденная монотонная жизнь. На его вопросы все отвечали прямо, никто ничего не пытался скрыть. Он чувствовал по отношению к себе безграничное доверие. Те обхватывания головы руками, что он ввёл при прощании с каждым из общинников, никого не смущали. Те, кто серой массой стояли в Храме и так неприятны были ему, принимали его касания с благоговением, воспринимали их как благословение. Специалисты тоже не возмущались, только удивление проскакивало в их уме. Но как бы это, ни воспринималось, у каждого он видел «призрачную жемчужину», как и у Ивана, такую же, какая была у Тоя. Только у всех она спала, слабо мерцая, своим цветом.  «Что такое человек? Тот же биоробот, как ни прискорбно это сознавать. А, значит, возможно создать и центр управления. Душа? Многие ли слушают то, что она вещает? И если по своей глупости или по чужой воле человек ввергает своё существо под диктат другого то, что может она сделать?»

  Ной никак не мог уснуть. Ия нежным горячим облачком спала, положив голову ему на плечо. Это был единственный человек из всех, кого он узнал в последнее время, у кого не было этого призрачного центра управления. Почему только ей, уверенность в этом была, Учитель сделал такой подарок – свободу от управления? Отец говорил, что он мог быть её отцом. Именно из-за насилия над ней, Яна без колебаний оставила свою умирающую новорожденную дочь. Но девочка не была больна и не умирала. Просто врачи даже предположить не могли, что у человека нормальной может быть температура тела сорок два градуса. Все их попытки снизить её не увенчались успехом. Хорошо, что от усердия ещё не убили. Сама девушка наделена огромной силой, вся – живой аккумулятор. И, наверное, при всей своей хрупкости могла бы взорвать  Кокон изнутри. Но она таится и тщательно маскирует свои возможности. Если бы ни её любовь, он не смог бы и сотой доли того, что делает. Это ведь она выбрала его тогда, грязного оборванного крысолова выделила из всех. Много ли он стоил бы без неё? Сейчас ему даже не нужен был сон. Тело отдыхало, а мозг работал, пытаясь вычислить тот единственный ответ на вопрос – как спасти всех людей из этой западни?

  Ещё до сигнала «подъём» было около часа, когда зазвенел колокольчик. Дверь распахнулась. Вспыхнул свет в первой комнате, и кто-то спешно вошёл. Ной постарался как можно незаметно освободиться от объятий девушки. Но Ия всё-таки проснулась и села на постели. Она даже не успела прикрыться, как  к ним заглянул Али. Смутился и отпрянул обратно: «Ной, что-то случилось с отцом Марком! Только тебе разрешено заходить внутрь покоев…»

  Али так и не решился переступить через порог в сумрак коридора, освещаемого только через отодвинутую панель. Ной не стал настаивать. Вначале он открыл уже знакомую ему дверь слева, втайне надеясь, что Иван здесь. Но его не было. Свет загорелся автоматически на открывание двери. В апартаментах был идеальный порядок и тишина. Хозяин отсутствовал.

  Дверь напротив, была также не заперта. Но освещение не включилось, вероятно потому, что на тумбочке у такой же двуспальной кровати, как и в комнате напротив, горел ночник. Эта комната была обставлена практически точно так же, как и Ивана, только более строго. Ной натолкнулся на полный ужаса взгляд Первосвященника. Он как статуя, сидел на кровати, вперив взгляд в дверь. Нечто подобное Ной уже видел не более суток назад: «Али, вызывай врача!»

- Какого? Верхнего или нижнего? – услышал он взволнованный вопрос.

- Петра Васильевича! – чтобы не терять на уточнения время, ответил он.

  Время на ожидание помощи не было. Отец Марк неожиданно упал ничком на кровать и забился в конвульсиях. Остановить эти спонтанные движения Ною удалось не сразу. Сильно мешали действиям вздыбленное толстое одеяло  и огромные подушки, в которых буквально утопало тощее старческое тело в цветистой пижаме. Пришлось всё рывками сбросить на пол. Священник отбивался от какого-то невидимого врага. Он колотил и руками, сжатые в кулаки ладони с несвойственной возрасту силой рассекали воздух. Босые ноги пытались кого-то пнуть. Распахнутые глаза налились кровью. Изо рта сочилась пена. Рычание перепуталось со стонами. Получив случайный, но весомый удар в грудь, парень отлетел в сторону.

  Помощь пришла, откуда Ной совершенно не ждал. Он в пылу этого сражения, даже не услышал, как где-то рядом хлопнула дверь и по коридору протопали шаги, перешедшие на бег. В комнату влетел Иван, включив на ходу верхний свет, а за ним ещё двое неизвестных Ною мужчин, больше всего напоминавших шкафы из-за горы спрятанных под серые пиджаки мышц.

- Что здесь происходит? – выкрикнул на ходу Иван, поднимавшемуся с пола Преемнику.

- Пытаюсь помочь, но мне это не по силам, - признался задыхающийся парень. – Али позвал потому, что отец Марк не откликался, а здесь - вот что!

- Держать старика, - отдал приказ охранникам Иван. Те дружно навалились, скрутили и уложили поперёк кровати всё ещё воюющего первосвященника. – Давай, действуй! – кивнул он Ною.

  Ной подошёл и, встав на колени, обхватил руками голову священника. Он ещё слышал, как за спиной Иван поднял трубку и произнёс: «Николай Андреевич, будьте добры спуститесь ко мне…» Далее мир перестал на время существовать для врачевателя. Его разум окунулся в то мутное болото, которое можно было назвать памятью отца Марка. Это его беспощадные волны захлёстывали весь разум обладателя. Голубая звезда жгла своими лучами всё человеческое существо. Вырвать эту полыхающую жемчужину было невозможно, по крайней мере, в это время. Всё что он мог сделать – это постараться погасить её.

  Когда Ной, наконец, поднялся на ноги, то увидел, что в комнате кроме Ивана ещё находятся два врача в белых халатах со своими чемоданчиками. И что-то шёпотом обсуждают между собой. Охранники исчезли, будто их и не было, наверное от того, что отец Марк больше ни с кем не воевал. Наставник с каменным лицом наблюдал за его действиями. В прищуренных глазах застыло какое-то странное выражение. Но это было заметно, только пару секунд. Маска растаяла, глаза раскрылись. Он вновь был добродушен. Врачи ринулись к пациенту, оттеснив парня чуть в строну.

- Что с ним? – спросил Иван.

- Спит, - ответил, не оборачиваясь, неизвестный врач.  – Сердцебиение нормальное, - они уже развернули первосвященника так, как им было удобно – вдоль кровати. Пётр Васильевич крепил датчики пациенту, - сейчас всё остальное проверим.

  От этой возни очнулся отец Марк и непонимающим взглядом уставился на хлопотавших возле него врачей, а после перевёл взгляд на Ивана: «Чёрный призрак…», - испуганно прошептал он.