Была у Джека еще одна «сокровенная тайна», раскрыть которую Ева хотела с того самого момента, как появилась в этом доме. Внимательно изучая все помещения, она так и не заметила присутствия женщины, не считая, домработницы. Правда она не была в спальне и в ванной, но это было бы уже перебором. А в целом, действительно получалось, вроде как, его сердце свободно. Кстати, это подтверждалось и в нескольких интервью. К тому же, ей не удалось найти никакой информации о прошлой личной жизни Джека, его увлечениях, романах. Ева полагала, что здесь кроется его главная тайна.

- Он не может быть одинок по очевидному ряду причин, - рассуждала Ева, - во-первых: он молод, привлекателен, талантлив, и богат, наконец; во-вторых, у него армия поклонниц, насыщенная гастрольная жизнь.

Единственное, что можно было о нем сказать наверняка, это то, что он не туссовщик, закрыт от общественности, кроме запланированных съемок и интервью, но и там он обычно присутствовал со своими музыкантами и порой они говорили больше, чем он сам. Некоторые интересные подробности как раз были рассказаны ими, а не первоисточником. Он неохотно принимал участие в ток-шоу и других телепрограммах, а печатные издания все больше получали одинаковую информацию. Его персона поражала загадочностью от отсутствия информации личного характера. Именно занавес над этой «тайной» Ева очень хотела приподнять.

Но если честно, она немного переживала за то, что сейчас он легко откровенничает с ней, а, вдруг, затронув эту «скользкую» тему атмосфера доверия будет нарушена и диалога больше не получится? Конечно, есть риск, но любопытство гнетет!

Ева решилась и начала издалека. Она сделала пару шагов в его сторону, чтобы он не смог ускользнуть от ее взгляда. Ева хотела, задавая вопросы видеть его глаза, прочитать по его лицу, если вдруг захочет соврать, и очень надеялась, что не услышит его девятнадцатый, восемьнадцатый и прочие по счету легальные отказы – «следующий!».

И так, она вздохнула и подняла на него взгляд. Но открыв рот, чтобы задать вопрос, она в последний момент решила его переформулировать и повисла пауза.

- Ты что-то хотела спросить? – помог он.

-Да! Я приятно удивлена, что у нас с тобой получается такая теплая беседа. Я, если честно, даже не надеялась и, все же, очень этому рада.

- К чему ты клонишь, не пойму?

- Я к тому, что я немного боюсь злоупотребить твоим доверием и откровенностью, и полезть, как говориться, не в свое дело. И всё же, не могу не попытаться!

- Долгая тирада! Что же так тебя волнует, спрашивай?

- А ты будешь откровенным? В смысле, - правду?

- Попробую, - уклончиво ответил он и прищурил глаза.

- Побыв у тебя в доме, я, если честно, не заметила присутствия женщины и это вполне объяснимо – живешь один, но вот, повсеместное отсутствие возле тебя спутниц – объяснить не могу, попробуй ты?

 - Это просто. У меня сейчас нет серьезных отношений ни с кем, – он заявил это легко, и Ева почувствовала, что это, скорее всего правда.

- Прости за нескромность, почему?

- Не случилось, не сложилось, не произошло. Много НЕ.

- А были? Джек задумался, а потом так глубоко взглянул ей в глаза, что Ева немного оробела.

- Ты, наверное, хотела бы услышать душещипательную романтическую историю любви и разбитого сердца? Хотела бы, чтобы я назвал имя или, даже, имена? Но я тебя огорчу – этого не будет.

- Ну, вот, чего и следовало ожидать! «Ларчик» закрылся, - с сожалением подумала Ева и опустила глаза.

А Джек, как ни странно, продолжил.

- Я даже знаю, почему ты именно этого ждала? Мои песни! В них я говорю о чувствах: любви, разлуки и других душевных страданиях, ведь так? Это взято за основу?

 Ева утвердительно кивнула.

- Так, вот! Правда, в том, что я – трус! – заявил он, - Мне знакомо чувство любви. Я даже был неоднократно влюблен и, возможно, давно уже готов к серьезным и глубоким чувствам. Мне порой бывает необходимо окунуться в них. Но, вот подарить,…… отдать их кому-то конкретному…э… - он сделал паузу, подбирая слова, - наверное, трушу! Возможно, это потому что чувство потери мне знакомо сильнее и боль утраты, боль предательства. Этих чувств я заново ощущать не хочу! Хотя понимаю, что это лишь вопрос времени. Привязанность, увлечение, влюбленность, страсть – это для меня привычное дело, а вот ЛЮБИТЬ, как я это себе представляю, - отдать всего себя, без остатка. Это сравни преклонению! Я боюсь!

Ева поняла основную мысль, но витиеватость его выражений не давала полного ответа. Ей даже показалось, что он специально так размыто объяснил. Она смотрела на него нахмурив брови и пыталась расшифровать. Джек решил дать дополнительные пояснения.

- Я по-настоящему умею любить, но этот образ пока размытый, абстрактный. Я просто должен с ним столкнуться. Наверное, я просто сам хочу чтобы меня так же сильно любили и сомневаюсь, что кто-то еще способен на такие же глубокие чувства. А, проще говоря – я серьезно к этому отношусь.

Ева была поражена его словами. Все казалось так просто, а оказалось даже через чур сложно!

 - Он очень сложный человек, - сделала она очередной вывод, - но тем и интересен!

- Я загрузил тебя? – вернув ее в реальность, спросил Джек.

- Есть немного! – улыбнувшись, ответила Ева, - Я понимаю тебя, - «простые вещи» – это не твое!

- Вот именно!

 

При этих словах Джек подарит ей самую лучезарную улыбку за весь вечер. Она ответила ему тем же. Ева почувствовала в тот самый момент такое приятное дурманящее действие от этого подарка, что к горлу поступил ком. Ей показалось, что это благодаря тому, что она смогла сделать правильный вывод из его слов.

- Видимо, его мало кто понимает, раз он так этому рад – заключила Ева, - а я как рада!

- Джек, даже если сейчас ты…один, то ведь все равно вокруг тебя близкие люди? Кого бы мог назвать своими близкими людьми?

Фостон отвел взгляд, улыбка исчезла с его лица, выражение стало озабоченным. Он весь напрягся, стал перебирать пальцы, а затем схватился за стакан с виски. Сделав глоток, он уже был готов ответить.

- Самые близкие люди – это моя семья! Моя будущая семья: жена и дети, - безапелляционно заявил он.

 На его загорелом лице проступили красные пятна. Возможно из-за смущения или толики раздражения, Ева точно определить не могла. Было очевидно лишь одно – он не был готов к такому вопросу. Странным было и то, как он себя повел дальше. Переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший ребенок, пытающийся дать логическое объяснение своему поступку, он стал, защищаясь, нападать (в который раз, между прочим!).

- А ты что, Полли, полагаешь, что каждый человек способен окружить себя близкими людьми? Это не всегда возможно. Если все, кого ты считал друзьями, не оказались таковыми? Далеко не у всех сохранились теплые отношения с родителями. Не у каждого человека, получается простить других, и возможно, никогда не получиться простить себя!

Он как будто выдохся, опустил плечи и уперся руками о спинку кресла.

- Я не претендую на понимание! Можешь считать, мня изгоем! Да, я сухой и чёрствый!

Ева была потрясена и смотрела на него, постоянно покачивая головой, показывая свое полное несогласие с его выводами. Он дал себе абсолютно неверное определение.

- Никакой ты не чёрствый! Зачем говоришь неправду? Если ты способен любить, верить, мечтать – то ты уж точно не чёрствый! - с уверенностью заявила она.

- Ты много на себя берешь? Ты не знаешь меня!

- Не знаю! Но я ведь не слепая, вижу!

Повисла нелепая пауза удовлетворения, похожая на то, как один человек доказывает другому, что тот, на самом деле «белый и пушистый», а другой явно хотел именно это и услышать, поэтому с три короба наговорил гадости про самого себя. Такая маленькая потребность в лести. Так как возражать он ей не стал, Ева решила, что выполнила свою миссию.

- Я полагаю, что ты человек самодостаточный и тебе не надо, ни кому ничего доказывать! Ты пойми: меня интересует все, что с тобой связано, - подытожила Ева.

- Ну, тогда спрашивай?