Войско тянулось по восточному тракту, словно огромная бордово-серая змея с воинами-чешуйками. Она извивалась меж вздутий заросших лесом холмов, пересекала ручьи и овраги, но не останавливалась – эрл Холвир почти не давал отдыха людям, делая лишь редкие и короткие привалы. К концу дня, когда из-за нахлынувших сумерек уже с трудом различалась дорога, рог протрубил ночлег. Пешие падали наземь без сил, не разводя костров – переход давался чрезвычайно тяжело. Всадники в большинстве своем еще находили силы дать корм лошадям и устроить поздний ужин. Инмар, соскочив на одеревеневшие от езды ноги, еще несколько минут, сидя в траве, разминал натруженную поясницу.

В ночном воздухе пахло пылью, потом и лошадьми. Мимо прошла группа варгаров, ведущих под уздцы коней. Инмар заметил среди них державшегося за спину Марлона, с трудом переваливавшего свое тучное тело с ноги на ногу. Юноша неохотно поднялся, преодолевая боль в мышцах, и догнал толстяка. Тот утер круглое лицо рукавом:

- О, доброй ночи, юный герой. Чудный переход нынче выдался, не правда ли? Ты не поможешь мне немного? А то уж больно вымотала меня эта дорога…

Инмар принял поводья огромного коня серой масти и подставил дяде плечо. От варгара несло потом: красная рубаха его темнела пятнами на широкой груди и даже на еще более объемном животе. При каждом шаге он пыхтел, раздувая щеки.

- Ох, так намного лучше, Инмар. Знаешь, я в твои годы мог и целый день в седле провести, а потом еще и мечом размахивать. Было время… Сейчас, как видишь, я не тот уже.

- Мы с тобой еще много битв выиграем, дядя. Будь уверен.

Он добро засмеялся, но тут же охнул, схватившись за бок. Постояв немножко, они двинулись мимо расположившихся на траве воинов, мимо привязанных к деревьям или стреноженных лошадей, мимо усталых вздохов и первого храпа. Кое-где все-таки запалили костры: в опустившейся полутьме вокруг огоньков мелькали людские силуэты.

- Твой отец сейчас, наверное, собирает совет, но идти туда мне что-то не хочется. Пусть этот северянин его развлекает, – Марлон устало улыбнулся.

- Тебе он тоже не нравится? – чересчур прямо спросил Инмар.

- Ну а что в нем хорошего, сынок? Молчит все время, а если и говорит – то шепотом, да и только с твоим отцом. Может, северяне все такие – не знаю, – он примолк, а потом вдруг спросил. – Как тебе твоя невеста? Не дюже, я вижу, понравилась.

- Да…

- Хорошо, что честен. Ну, ничего, парень. Родителям виднее, что лучше для их детей. Хотя, поступков Холвира я в этом плане не одобряю. Я и с Диллой его тогда отговаривал, но ты же знаешь какой он у нас. Эрл Иттервиля. Ну, ему и решать.

- В воле родителя – устраивать жизнь детей, – печально согласился Инмар; мысль о скорой женитьбе на Эдне не внушала радости: что делать ему с этой глупой девчушкой, которая и на шаг не отходит от нянек?

- Но знаешь, что я тебе скажу… Мы, варгары, свободны по праву рождения и в силах сами решить, что лучше для нас. Здесь не правят короли, а целые кланы, бывало, покидали исконные земли, не согласившись с решением старейшин. Вот и каждый из нас волен в уйти любой момент, но он должен помнить, что назад дороги уже не будет. Отрекшись от дома, под его кров уже не вернешься.

Слова эти прозвучали глухо и скорбно. Юноша задумался: что вообще значит отказаться от дома? Уйти, так и не доказав отцу, что он уже взрослый. Уйти, чтобы никогда не увидеть больше уютные улочки Иттервиля, Высокий Дом с его мрачноватыми, но теплыми чертогами, людей эрла, многие из которых относятся к нему по-отечески. Но кто займет место отца, когда тот умрет? У Тровастов есть и младшие колена, но кресло эрла принадлежит Инмару по праву. А что если Азор все-таки… Нет! Этот выскочка не займет его место! Никогда.

Юноша раздумывал над ответом, когда они приблизились к шатрам, расставляемым молодыми варгарами. Марлон, присмотрев костерок поблизости, попросил остановиться:

- Пожалуй, здесь, – парень помог ему опуститься на траву, и варгар с облегчением стянул сапоги. – Будь добр, привяжи Великана. Эх, как хорошо, что я тебя встретил. А то я уже собирался орать на все войско – звать Нольда или Аррима. Этих поганцев вечно нет, когда они мне нужны.

Юноша тем временем, потрепав коня по гриве, передал его одному из мальчишек-оруженосцев, занятых шатрами и лошадьми.

- Ты извини меня, Инмар, но сказать тебе о выборе было моим долгом. Хоть я, наверное, и не первый, кто тебе о нем напоминает. Не забывай, варгары свободны по праву рождения. Даже сыны эрла.

- Это не понадобится, дядя. Отец всегда был для меня образцом для подражания. Сколько себя помню, я мечтал стать таким, как он.

- Холвир – великий человек для своего времени. Ты и не знаешь, как было неспокойно на дорогах лет двадцать назад, но дело даже не в том, что он разобрался с разбойниками. При нем наши земли не знали войны, а люди – голода и жестоких поборов. Краснослова выбрали во многом благодаря поддержке Иттервиля, и твой отец, напоминая ему об этом, всегда добивался для нас самых лучший условий.

Марлон хлопнул по траве, и юноша присел рядом. Костер потрескивал, даря уставшим с дороги свет и тепло. Рыжеусый Барри пошевелил в нем палкой, оруженосец, вынырнув из темноты, выложил рядом охапку веток. Инмар молчал, глядя в темное в россыпях звезд небо: некоторые из них едва заметно мигали, другие светили неподвижно, но разве могли они сравниться с солнцем? Мальчишки тем временем уже расставили шатры, откуда-то потянулся аромат томящейся на огне дичи, но юношу это волновало меньше всего. В звездном небе он хотел разглядеть свое будущее. Что ждет его впереди? Смерть в битве, женитьба на Эдне или право выбора? Сердцем он выбрал бы первое.

- Я больше всего на свете стремился походить на отца… - сказал он задумчиво.

- Стремился? А сейчас? – лицо дяди посерьезнело и сделалось как будто старше: меж бровей пролегла бороздой глубокая морщина, черная в отсветах костра. А ведь он и, правда, стар, подумал Инмар, но вслух сказал другое:

- И сейчас. Только вот отец мыслями где-то совсем далеко...

- Ты прав, конечно. Времена пришли темные. Мидильд Болтливая Грива неспроста созывает знамена. Ты, наверное, слыхал, что кричал тот караульный, когда вломился в чертог? Ума ведь ему не хватило держать язык за зубами, – здоровяк вдруг рассмеялся, смекнув, что поступает сейчас схожим образом. – Ну, тебе-то я могу доверять эту тайну. Тем более что Холвир вознамерился теперь посвящать тебя во все дела. Ты ведь уже взрослый.

Эти слова придали Инмару какой-то неожиданной уверенности, он почувствовал себя выше, серьезнее, значительнее:

- Приятно слышать, дядя. Но так что же все-таки кричал караульный?

Марлон посмотрел хитро, и лицо его вновь приняло прежний вид в мягком свете костра:

- Он кричал «Север!» Понимаешь?

- Не совсем. Что же может быть там, на севере? Или он имел в виду северян? Эсина?

Марлон задумчиво почесал второй подбородок, заросший щетиной:

- Не знаю, сынок, но вряд ли имелся в виду Эсин. Гонец сообщил Холвиру, что на севере произошло сражение, и войско местного эрла рассеяно.

- То есть как?

Слова Марлона поразили юношу. Тревожные вести всегда приходили с востока, где вот уже пятьсот лет не прекращались приграничные стычки: местные эрлы не оставляли попыток завоевания Свободной Области. Непримиримая вражда между ними и Свельгенской знатью вросла так глубоко, что надежд на заключение мира уже давно никто не питает. Мидильд, только став конунгом, заявил, что открытой войне между варгарами не бывать. В те края уходили многие отчаянные – чтобы поступить на службу в дружину или записаться в войско Свельгена. Но север во все времена был спокоен…

- Кто же мог сделать такое? У нас никогда не было там врагов. Разбойничьи шайки промышляют во многих местах, но им ведь не по силам разбить войско эрла!

Марлон молчал, уставившись в огонь. В эту ночь он казался совершенно иным: обычно веселый и взбалмошный, он стал вдруг серьезным, задумчивым. Густые брови его сползли к переносице, губы сжались и напряглись. Варгар думал, а пламя костра светилось в глубине его темных глаз. Наконец, он чуть слышно произнес:

- Не знаю, Инмар, не знаю… Но дело тут посерьезнее, чем с шайкой разбойников…

…Ночь юноша провел беспокойно. Ворочаясь с боку на бок под подбитым шерстью плащом, он никак не мог найти удобное положение – земля будто нарочно подпихивала его неровностями, мешая уснуть. В полубреду мерещились странные образы, вставали перед глазами картины прошедших дней. Инмар видел сестру и Линорда, целующихся под желтыми сводами рощи; видел отца в его высоком резном кресле; Азора, просиявшего гордыней, когда посол конунга преклонил колени и вручил ему грамоту с предложением вступить в королевскую дружину. Видения эти не вызывали эмоций: ни радость, ни огорчение не трогали душу. И лишь откуда-то издалека, а может быть, напротив, из глубины доносился знакомый голос: мягкий, но задумчивый, он твердил о праве выбора и его последствиях…

Следующий день выдался пасмурным. Низкие синевато-серые облака затянули небо, а солнце лишь изредка показывалось в небольших просветах блеклой копией самого себя. Инмар и Линорд ехали рядом, держась в середине войска; эрл со своей дружиной ехал в авангарде. Еще до рассвета отец отправил гонцов в Фазерген – донести весть об их скором подходе. Возможно, это несколько успокоило его: остановки стали чаще и дольше к великой радости воинов. Даже не смотря на смурную погоду, люди приободрились: на привалах слышались праздные разговоры, а порой даже смех. Пару раз на забаву толпе Азор сходился одновременно с двумя противниками на деревянных мечах и к всеобщему ликованию оба раза одерживал верх. Инмар их восторга не разделял. Может быть, и он совладал бы с двумя – кто знает? Азор делал это играючи: ловко уходил в сторону, подныривал, уворачивался, атаковал быстро и неожиданно. Старые воины восхищались им, а молодые багровели, завидуя. Инмар же его просто ненавидел.

Но сейчас мыслями его овладели слова Марлона о выборе, и что-то изнутри толкало впервые в жизни поговорить с Линордом на запретную тему.

Инмар не мог точно сказать, когда и с чего это все началось. Сколько он себя помнил, Дилла – его старшая сестра – была влюблена в Линорда. Он приехал в Иттервиль еще мальчишкой: худым и зажатым, с длинными светлыми волосами. Отец его, происходивший из младшего колена Тровастов, был давним другом эрла. Мальчика оставили при дворе и определили в оруженосцы к одному из воинов. Тихий и задумчивый, он проводил время не только во внутреннем дворе,  упражняясь с мечом, но и в библиотеке, где мог просидеть всю ночь в обществе пыльных книг и одинокой свечи. Столь не похожий на других юноша не мог не заинтересовать Диллу. Когда его приняли в дружину, они уже вовсю встречались. Инмар хорошо помнил, как сестра убегала в рощу к молодому воину, как потом шепталась и сплетничала с подружками, мечтательно закатывая глаза. Тогда Инмар еще не понимал, что это значит, но появлению нового старшего друга был рад: Линорд отчего-то считал своим долгом присматривать за младшим братом своей возлюбленной. Почти каждый день они упражнялись с мечами: Линорд учил его правильности движений, показывал собственные приемы и хитрости. А потом, сидя возле оружейной, он рассказывал вычитанные из книжек истории о героях древности. И доблестью своей они поражали задыхавшегося после тренировки Инмара.

Но от эрла не могла ускользнуть связь дочери и молодого дружинника. Поначалу Холвир закрывал на это глаза, но потом в один из таких же пасмурных дней в Иттервиль приехал какой-то знатный варгар с небольшой свитой. Оруженосец его нес багровое знамя с заслоняющей солнце рукой, сжатой в кулак. Линорд объяснил, что это герб Камнепада – крепости в ущелье Кашкарских гор, а прибыл сюда его кастелян. Этот почтенный муж гостил в городе около двух недель, а перед самым отъездом эрл объявил, что Дилла станет его женой. Инмар до сих пор не знал причин такого странного решения. Сестра, наверное, могла выбирать: подчиниться воле отца или остаться с любимым наперекор всему. Но что ждало бы ее в таком случае? Изгнание и жизнь безродной отщепенки? Был выбор и у Линорда… И он сделал его: Вейгар Морк – железный кастелян Камнепада – увез Диллу с собой. В день отъезда она не обмолвилась с отцом ни единым словом, а Линорда и вовсе нигде не было видно…

С тех пор минуло уже пять лет. Отец дважды ездил в Камнепад, но оба раза возвращался мрачным и по нескольку дней никого не принимал. Линорда же через пару недель после отъезда Диллы женили на простолюдинке. Свадьба звенела громко: были музыканты, менестрель и даже цирк, но Инмар так и не запомнил в глазах друга радости. Прошло время, прежде чем он понял, какое уважение должен был испытывать к эрлу Линорд, чтобы поступиться собственным счастьем в пользу воли господина.

Но выбор есть всегда…

- Ведь так? Выбор у нас есть всегда? – юноша пристально смотрел в лицо наставника и друга, пытаясь зацепить взглядом краешек его зеленых глаз.

Они ехали по краю размякшей дороги рядом с другими всадниками под выкрики, неспешные разговоры и лошадиное ржание. Только что закончился мелкий дождь, и конские копыта утопали в грязи. Плащ и кожаная броня Линорда потемнели от влаги, длинные светлые волосы липли к лицу. Дилла всегда называла его красивым, но Инмар не мог понять, что собой представляет эта мужская красота, и красив ли он сам. Впрочем, вопрос этот сейчас его мало заботил: юноша думал о предстоящей битве и выборе, который он волен совершить…

- Говорят, что так… - поразмыслив, ответил Линорд. – Но я бы не утверждал столь категорично. Понимаешь, иногда выбор есть лишь на словах. Порой обстоятельства не дают нам поступать так, как хотелось бы.

- И что может нам помешать?

- Многое, друг. Что, например, мешает тебе сразить в поединке Азора?

Инмар напрягся: ноздри его раздулись в гневе,  и он с шумом выдохнул. Линорд же, почувствовав его обиду, примирительно, но грустно улыбнулся. Его гладкое продолговатое лицо не было испорчено шрамами и действительно удерживало на себе взгляд. Или это просто свежесть после дождя? Инмар, протерев лоб рукавом, скривился: то ли от защипавшей бровь раны, то ли от обиды.

 - Ты пробовал трижды, - продолжил Линорд, пошевелив длинными пальцами застежку плаща. – Но так и не смог. Обстоятельства оказались сильнее: не хватило выдержки и ловкости, чутья и чувства соперника, которое позволяет оказаться на шаг впереди.

Разговоры об Азоре не вызывали ничего кроме раздражения, даже лошадь под Инмаром беспокойно мотала головой.

- Ну а причем тут выбор?

- Притом, что наши желания – это только наши желания. Порой с действительностью они не имеют никакой связи. Разумнее жить в реальном мире, а не в своих мечтах, – варгар откинул мокрые волосы с лица, и его прямые брови напряглись.

Пару минут они ехали в молчании, слушая чавканье грязи под копытами и обрывки чьих-то разговоров. Позади раздались крики и ругань вспыхнувшей драки, но буянов, видимо, быстро угомонили, и все тронулись дальше, как ни в чем не бывало. Дорога тем временем пошла под уклон, и лошади ступали с опаской. Линорд смотрел куда-то на горизонт, где темно-зеленая стена леса встречалась с усталой серостью неба.

- Ты думаешь о Дилле? – неожиданно для себя самого спросил Инмар и тут же затих – реакцию Линорда на такой вопрос было невозможно предугадать.

Лицо его – чуть бледное после дождя – вдруг изменилось: рот выгнулся, и в его уголках будто растрескались морщинки; глаза прикрылись, словно от навалившейся усталости. Инмар хотел исправить положение: может быть, извиниться за слишком прямой вопрос, но подходящих слов не находилось.

- Да. Думаю… - ответ прозвучал чуть слышно: голосом сдавленным и неживым. Линорд скривился, будто проглотил нечто горькое.

- Но у тебя же был выбор. Почему?.. Почему ты не боролся за нее до конца? – юноша помимо собственной воли крепко сжал поводья. Волнение захлестывало его, но не спросить этого он не мог – возможно, ни один из них не вернется домой из похода.

Варгар медлил, словно подбирая слова; он отвернул голову, чтобы Инмар не видел лица. Может, он плачет? Нет, такого не может быть.

- Твой отец сделал слишком много для меня, – ответил Линорд, резко выпрямившись и посуровев. – Я не имел никакого права вмешиваться в дела вашей семьи и в его решение. В этой жизни я всем обязан ему. Он был для меня важнее отца, подавал пример для подражания. Почти восемь лет я ел с его стола и грелся возле его очага. Разве может гость украсть что-то у радушного хозяина, принимавшего его, как родного сына?.. Имел ли я на это право, скажи.

Он смолк, вновь устремив взгляд к горизонту. Бледное лицо его было печально. Инмар молчал, ошарашенный таким ответом. Возможно, он еще слишком молод для подобных решений. Он и подумать не мог, что существует иной взгляд на вещи: с позиции долга и благодарности, которые боролись в Линорде с любовью к женщине. И выбор его теперь не казался выбором труса, а как раз напротив. Страшно подумать, как тяжело далось ему это решение. Как же тяжело…

- Я…

- Я понимаю, друг. Ты не хотел. Но мы, наверное, должны были поговорить об этом. Чтобы ты понял меня. Знай, что не всегда возможен выбор: порой честь и совесть не дают тебе поступить так, как ты хочешь. Порой обстоятельства сильнее тебя. Ну а Дилла… О ней я думаю каждый день... – и он вновь отвернулся.

- И ты не жалеешь?

- Нет. Если бы не твой отец – я бы никогда не узнал ее. И поэтому не может быть никакой обиды. Да и вообще ничего быть не может…