"Нужно убивать своих любимых". Хемингуэй

 Она вновь приснилась ему той ночью, незадолго до рассвета. Она стояла у распахнутого окна комнаты и смеялась. Ветер, залетавший с улицы, трепал ее длинные соломенные волосы–волны, и иногда, можно было увидеть, как в них путались радостные солнечные зайчики. Он подумал, что теперь навсегда запомнит ее глаза – точно два сказочных океана, и что наверное, если когда-нибудь ему случится утонуть в них – это будет самой красивой смертью на свете. 

 Его звали Тони. Он жил в маленьком деревянном домике на берегу океана. По утрам, здесь всегда был самый вкусный кофе, а ночью, ветер приносил в окно только лучшие, собранные со всех концов света сны. Когда он открывал дверь – с первыми лучами ленивого солнца – океан приветствовал его ласковой волной. Когда гасил лампу на ночь – чайки кричали "доброй ночи" и еще долго потом кружили над крышей, словно стражники, охраняющие его покой. Он жил здесь должно быть уже сотни лет, а может и целую вечность - только океан мог знать это наверняка, но его никто не спрашивал, и он молчал. Лишь иногда волны о чем-то шептались между собой, но тут же стихали – когда вдруг кто-то пытался их подслушать. 

 Тем утром он вышел из дому, держа в руках чашечку кофе и сел на песок, перед океаном. Солнце уже совсем высунулось из-за горизонта на востоке, и Тони с грустью подумал, что в последнее время он стал просыпаться позже. "Ты стал совсем старым" – сказал он себе – "и в глазах у тебя больше нет того огонька, что раньше грел тебя, когда становилось слишком холодно и тоскливо". Высоко в небе что-то прокричала чайка. "Глупые, они даже не знают, что я больше не понимаю их". 
Он уже собирался начать собирать доски и прочий мусор, что как всегда выносили на берег волны, когда услышал знакомый голос:
- Тони! Доброе утро, Тони! – радостно кричал бегущий к нему мальчик с растрепанными черными волосами.
- Это ты Чико? – сказал Тони – я и не думал, что ты придешь сегодня
Мальчишка опустился на песок рядом с ним.
 - Родители поехали в город - запыхаясь проговорил он – а меня оставили. Он посидел немного молча, ожидая пока успокоиться сердце, потом сказал: 
- Тони, ты же нарисуешь для меня собаку?
Тот удивленно посмотрел на него:
- Разве тебе нужна собака?
- Конечно - сказал Чико, и это прозвучало так убедительно, что он даже сам немножко испугался – я буду играть с ней - кидать ей мячик, а она будет приносить мне его обратно.
Он подумал немного и добавил:
- Если хочешь, я буду давать и тебе поиграть с ней, если тебе захочется….
Тони улыбнулся:
- А почему бы твоему отцу не купить ее?
Чико опустил голову:
 - Он не хочет. Говорит, что это не разумная трата денег… - его глаза вновь посмотрели на Тони, только теперь какие-то грустные и жалобно просящие – ну пожалуйста, Тони, ты же можешь… 
 Тони смотрел на океан. Было видно, как на его лице проявились морщинки и взгляд стал таким глубоким, точно та бездонная водная гладь перед ними. Странные, непонятные мысли были в нем и Чико уже успел пожалеть, что попросил об этом. 
Наконец, Тони ответил:
 - Ты знаешь, а ведь сегодня я понял, что у меня совсем не осталось сил рисовать… Они уходят Чико, уходят… С каждым днем их все меньше и я думаю, что быть может завтра я и вовсе не смогу вспомнить как это…
 Океан отражался в его глазах. Ветер вяло, почти бережно трепал его волосы – уже не такие смолисто-черные, как у Чико, а пепельно-серые. Они сидели вдвоем, молча смотря на воду, не в силах разрушить сложившейся тишины. Тони вздохнул: 
 - Но я еще смогу сделать пару последних рисунков… Какую ты хочешь собаку? 
 Чико засиял от счастья. С полчаса он объяснял Тони, как именно должна выглядеть его собака, и каждый раз, когда Тони уже собирался начать рисовать, он вдруг передумывал и просил нарисовать по-другому. Наконец, когда Чико окончательно решил, Тони достал из кармана блокнот и карандаш и стал рисовать. Сначала на бумаге появилась голова и длинные висячие уши. Затем тело, лапы и хвост. Тони добавил несколько штрихов – нарисовал ленточку на шее и маленькое пятно на боку. Когда он закончил, он отдал листок Чико: 
- Ты знаешь, что с этим делать. Я надеюсь у тебя будет хороший друг и тебе никогда не придется сжигать этот листок.
- Если что-то случится – ответил Чико – я отдам его тебе.
Тони хотел сказать еще что-то, но тут где-то за дорогой, что проходила не вдалеке от пляжа, послышался собачий лай. Чико обернулся.
- Беги – сказал Тони – он ждет
Чико обнял его и поблагодарив, бросился бежать. На его лице сияла улыбка и солнце радостно горело в чистых мальчишеских глазах. Тони улыбался ему вслед, пока Чико не скрылся за дорогой, а потом поднялся и побрел в дом. Сегодня он больше не хотел работать.

 До полудня он бесцельно мотался по дому - то и дело подходил к окну, подолгу смотрел куда-то в воду, затем с досадой уходил в угол комнаты и зажигая сигарету, опускался на кровать. Он никак не мог понять что же происходит с ним. Он знал, что в нем самом и в мире, каком он когда-то знал, что-то изменилось. Тони уже давно чувствовал, что так будет, что однажды утром все изменится, но никогда так всерьез не думал об этом, может потому, что где-то внутри его сердца жила надежда, что этого не случится. Но сегодня, в это утро, это все-таки случилось. И чайки в небе безусловно что-то кричали ему, да только он больше не знал, что они говорят. "Ты совсем вымотался" – сказал он самому себе – "ты даже и не заметил, как это случилось. Сколько лет? Сколько лет, Тони, ты встречаешь рассвет на этом берегу? Подумать только… Ведь когда ты пришел на это место, здесь же еще совсем ничего не было… Ни этой дороги, ни тех домов что так неожиданно выросли за ней, а о городе, даже и не было слышно. А теперь… Сколько же прошло времени? Должно быть целая вечность минула, а ты Тони и не заметил… Целая вечность в глазах…".
Ему вдруг стало жаль себя. Он смотрел на себя со стороны и все, что видел, наводило такую тоску, что даже океан, казалось, плакал вместе с ним.
 Он окинул взглядом комнату и впервые за всю жизнь испытал чувство неприязни, к своему жилищу. Даже его любимые вещи абсолютно потеряли всякий интерес - все стало совсем другим. Он вновь подошел к окну. Только сейчас он заметил, что океан изменился. 
 - Я знаю – сказал он – время уходит. Может быть он уже прошло, может завтра, может на следующей неделе… 
Океан шумел. Где-то на горизонте стала проявляться тонкая полоска туч.
 - Как же так? Я ведь только сейчас понял, что столько лет - все эти годы я жил здесь абсолютно один… Один! Как же я мог забыть? 
 Он отошел от окна, сел в кресло. "Я больше не смогу рисовать" – подумал он – "у меня остался лишь последний шанс, мой последний рисунок…". Он вдруг вспомнил свой сон, что видел этой ночью. Ту девушку у окна. 
 - А ведь я мог бы… - он оборвал мысль, испугавшись продолжения собственных слов – а ведь я еще мог бы нарисовать ее…. Не понимая зачем, он испугался. 
 - Ах, Тони, что же происходит? Ведь никогда раньше, я даже и не думал об этом, а она столько раз приходила в мои сны… Но почему так страшно? Почему так дико от этой мысли? У меня остался всего один шанс, всего один рисунок… Ах, Тони… 
Он медленно, нехотя, достал блокнот и карандаш.
 - Быть может это станет единственным глупым поступком в моей жизни, но должно быть, иногда, все же стоит совершать глупости…. 
 Он стал рисовать. Он рисовал ее именно той, какой она снилась ему, он просто боялся, он жутко боялся изменить в ней хоть что-то. Когда рисунок был готов, Тони убрал его в карман и долго сидел в кресле не двигаясь и не произнося ни звука. "Ну вот и все" – подумал он – "больше мне не придется брать в руки карандаш. Завтра я уже не смогу ничего изменить". 
Он просидел так несколько часов, глядя в одну точку на стене, а за окном, набегали на пляж волны. Наконец он встал и с замиранием сердца вышел из дома.

 Она сидела на берегу – точно такая же, как во сне. И ветер снова трепал ее соломенные волосы-волны, вот только солнца уже не было видно. Все ближе подползали тяжелые тучи. 
- Я уже испугалась, что ты не выйдешь, и тогда мне пришлось бы самой идти к тебе – сказала она смотря на горизонт.
- Я тоже – ответил он и сел с ней рядом.
 - Так странно. 
- Что?
- Все это…
- Да… – голос его дрожал – действительно странно…
Она посмотрела ему в глаза:
- И что нам теперь делать?
- Я не знаю… - он опустил взгляд, чувствуя себя виноватым
Они сидели молча несколько минут. Никто не знал что говорить, хотя они так часто виделись во снах.
- Мне так страшно… зачем ты сделал это? Зачем ты нарисовал меня, ведь мы не должны были быть вместе…
- А зачем ты снилась мне?
Она отвернулась, не зная, что ответить. Тони подумал, что наверное стоит обнять ее, прикоснуться к ней, но испугался.
 - Ты же знаешь, что твое время уходит. Ты больше никогда не сможешь рисовать. Ты позабыл половину из того, что знал, да и сам ты уже не тот, что раньше… Что ты будешь делать, Тони? Тебе больше нечего делать на этом берегу, и вскоре, тебе придется уйти. Ты знаешь это. И твои рисунки… Близок день, когда тебе придется сжечь их все… 
- Я должен был нарисовать тебя раньше…
 - Ах, Тони – ее голос совсем погрустнел – Пойми, что ты не можешь рисовать все, что тебе вздумается. 
 - Но разве… Разве тебе никогда не хотелось быть со мной? 
 Она взяла его руку и он почувствовал ее тепло, как оно наполнило его, дошло до самого сердца и впервые в жизни, он испытал какое-то новое чувство. 
 - Тони-Тони – она покачала головой - разве ты не понял? – ты выдумал меня, Тони… Просто придумал… Но ведь ты не мог придумать любовь - это не возможно, даже тебе.
 Ее не нарисуешь, Тони... Ты не можешь рисовать любовь. 
Он закрыл глаза. Сквозь ресницы, одна за другой, просочились слезы. Где-то глубоко в небе сверкнула молния и что-то с ужасом прокричала стая чаек.
 - Наверное, мне стоило нарисовать еще одну собаку – выдавил он. Она чуть улыбнулась, но вскоре линии ее лица вновь нарисовали печаль. 
 - Отпусти меня Тони, - сожги этот рисунок. В конце – концов, твои сны никто и никогда не в силах сжечь. Я обещаю, что буду приходить к тебе, до тех пор, пока это будет возможно… 
- Я должен был нарисовать тебя раньше – повторил он.
- Ты глупец Тони – она опустила голову ему на плечи – ты не знаешь, что говоришь…

 Они просидели так до тех пор, пока не начался дождь. Тучи затянули небо и стало совсем темно - Тони вдруг испугался, что теперь так будет всегда. 
 - Ты простудишься – сказала она. Он ничего не ответил, только встал и медленно побрел к дому. На пороге, у самой двери он остановился, и еще несколько минут стоял, не отрывая от нее взгляда. 
- Ну иди же – взмолилась она – я более не вынесу твоих печальных глаз
Он открыл дверь и уже собирался войти, когда вдруг обернулся и сказал ей:
 - Знаешь, у тебя глаза - точно два океана… 
Она улыбнулась ему.
- Я знаю…
 Он отвернулся и вошел в дом. В ящике стола он нашел спички, пару минут в нерешимости подержал в руках, потом зажег одну. На стене тоскливо заплясали тени. С секунду он смотрел на пламя, затем прислонил к нему ее рисунок. За окном, так громко и страшно, как никогда, сверкнула молния.