Одуванчики… Они похожи на маленький макет мироздания, созданный Богом во время лабораторной работы в институте, где он обучался по специальности “создатель Миров”. Маленькие цветочки-сорняки, так яростно выживаемые с английских газонов педантичными садоводами-любителями. Сначала зеленые невзрачные бутончики, символ зародыша, младенца, малыша. Затем – яркая, буйная изжелта-желтая розеточка кудрявого цветка. Это – рассвет юности, молодости, свежая безоглядная жизнь. И лишь потом - круглая сфера пыльно-белой опушки семян – седая старость, тихий закат жизни, неизменно заканчивающийся одним -  смертью, полетом маленьких стрелочек, не дающих замкнуть круг. Эти цветы умеют прощаться с жизнью красиво. Увядание розы – признанной королевы цветов – мрачный, дурно пахнущий процесс, сопровождающийся потерей даже оттенков былой прелести. Гибель же одуванчика – метаморфоза, крылатое путешествие, соединение с воздухом. А главное – в смерти он дарит жизнь. А дальше все продолжается вновь и вновь, по заранее накатанной дорожке…

***

Прелесть нежного июньского утра, обласканного светом. Центр мегаполиса. Широкие улицы, тучи машин, громкая электронная музыка несется из колонок. Она идет по улице, не замечая встречных взглядов, лавируя между автомобилей, пересекая перекрестки. На вид ей лет пятнадцать – невысокая девчонка в потрепанном желтом платьице, русые волосы заплетены в косу, синие глаза, не глядя вокруг, замкнули свой взор где-то глубоко в себе. Грустный взгляд, но вместе с тем решительный, даже обреченный. Среди панков, эмо, готов, гламурных девиц и накрашенных парней она кажется пришельцем из другого мира или из далекого времени. Такая естественная и юная, она похожа на лучик свежего солнца среди яркого света неона.

Быстрый шаг, стук сандалий по чуть пригретому асфальту. Мысли, миллионы мыслей отблесками на челе. Увлекшись ими, она не заметила знакомой девушки-одноклассницы. Лина, высокая, стройная барышня с фигурой модели, облаченная в юбку, больше похожую на заклепанный пояс, громко окликнула ее:

- Ксюш, ну ты даешь, даже своих не замечаешь!

Названная обернулась:

- Ой, здравствуй. Извини, задумалась что-то.

- Да я уж заметила. Что грустная-то какая? – наклонившись для приветственного чмока сказала Лина.

- Да нет, ничего. Все как обычно… - произнесла девочка. По глазам было видно совсем иное.

- Да ты не парься. – Беспечно заметила девушка, прикуривая сигаретку.- Жизнь – хорошая штука. Вон, весело-то как: лето, клубы, мальчики. Вчера к Антону на дачу ездили, с ночевкой. Все напились - до сих пор не помню, с кем ночь провела. Но секс был хорош.… Кстати, у меня мобильник новый. Санек подарил.

Лина демонстративно повертела в руке розовую со стразами раскладушку. Ей было совершенно не важно, слушает ли ее Ксюша, но похвастаться все-таки надо было, как-никак серой мышке-однокласснице далеко до ее похождений.

- Алин, мне идти пора… извини, рада была увидеться – ответила Ксения.

-Лана, бывай… - небрежно пожала плечом та и ушла, призывно крутя бедрами и сверкая глазами.

Ксения встревожено взглянула на часы.  “нет, не опоздала” – пронеслось в голове. Но все же она решила сократить путь и пройти через парк. Зря, наверное, она это сделала… Он навевал на нее миллионы воспоминаний, и с недавних пор ей там всегда становилось грустно. Она шла мимо родителей и детей, песочницы и горки, клумбы и турников. Кругом царило счастье… Но она здесь явно была лишней. Ксюша не смогла сдержать слез, пройдя мимо милой беседки. “Мамочка, мамочка, как же я тебя люблю….”- прошептала девочка.

Она плакала, прислонившись к серой стене. Слезы не текли градом, нет. Они стекали медленными горючими струйками, словно ручейки горя… Никто не обращал внимания на нее, все спокойно проходили мимо – ведь ничего не случилось. Подумаешь, плачет девчонка. И что? Наверное, с парнем поругалась или родители на дискотеку не пускают, велика беда….

***

Но все же девушка нашла в себе силы успокоиться. Стерев следы рыданий платком, она мужественно пошла вперед.  Дорога была недлинной, но каждый шаг отдавался болью на сердце. Поворот, спуск вниз в подземный переход, затем прямая дорога мимо россыпи каменных домишек. И вот белое здание скорби. Перекрестившись, она открыла металлическую дверь. Кто-то ее окликнул, но она, не слушая и спотыкаясь, почти бежала, только вперед. Широкий коридор после лестницы. Третья дверь справа. Когда она дергала за ручку, рыдания вновь подступили комком к горлу. “нельзя плакать, нельзя” – твердила она, как молитву….

***

В смертельно-бело-зеленой палате лежала женщина. Ее глаза были закрыты, и что-то восковое сквозило в заостренных чертах. Девушка подошла к матери, села на пол, и долго шептала что-то, сжимая сцепленные ладони. Прошел не час и не два. Но часы уже не тикали. Никто не заходил в дверь, никто не тревожил. Все знали. . .

Когда пришло время уходить, она поцеловала мать в лоб, и почувствовала еще бьющийся отрывистый пульс. Но смерть в лице девочки уже несла свое ледяное дыхание.

“Прости, мама… Но ты же сама так хотела…” Щелк ножниц, секунды ровного стука, перешедшего в монотонный писк…

А на столе – сорванные одуванчики…