Нелегкий путь одиночества... Он его выбрал сознательно без особых на то причин, и только много лет спустя осознал, что допустил ужасную ошибку. Но так как повернуть время вспять он не мог, пришлось лететь дальше, поддаваясь легчайшим дуновениям ветерка.
Зов Пушистой Жизни.
Я прекрасно понимаю, что до профессора биологии мне далеко, но замечу, что все же, неплохо разбираюсь в этой науке. Эти листья, растущие по бокам от тропки, зовутся подорожником, на латыни же - Plantágo májor, происхождение названия от слова «ступня». Это дерево слева – береза. По мне, так это самое милое дерево на земле: скромное, как девственница, и одновременно есть в ней что-то от дуба (лат. Quércus) - величественного дерева-богатыря, царя деревьев. На латыни береза – Bétula. До свиданья, красавица, скоро увидимся…
И я беззаботно мчусь дальше по залитой солнцем тропинке, крепко сжимая в руке корзину для пикника.
И минут через десять я уже расположился посреди цветочного луга, и, отдышавшись, начал доставать содержимое своей корзинки.
Первым делом я извлек на свет бутыль, доверху наполненную желтоватой жидкостью. Следом, рядом с ней, на траве, появилась пара свертков из белой ткани, толстая потрепанная тетрадь, самодельный пенал и, наконец, с величайшей осторожностью, я вынул из темных недр корзины свой альбом.
Он был мне очень дорог, так как я сам сделал его. Переплет был сделан изо мха, и от этого являлся очень приятным на ощупь. Я скрестил несколько разновидностей мха и получил этот, мягчайший, удивительно крепкий и пушистый…
И назвал я его Юо, ибо так звали и меня.
Странное имя, но мне оно подходило как нельзя лучше. Одного не пойму – как маме в голову пришло такое, мягко говоря, странное имя? В принципе, это не важно, я был доволен им, а это было для меня главным.
С первого же листа моей рукой там были сделаны наброски и зарисовки растений, так, как видел их я – прекрасными, цветущими, полными жизни, ибо я всегда считал, что растения – символ жизни. В основном я рисовал одуванчики и мхи, так как этих милых пушистиков я любил больше всего. И я принялся за работу – хотя трудно назвать работой то, во что погружаешься с головой, забыв обо всем, в истинной радости делая свое дело.
Я взял тетрадь, и поначалу устроил себе маленький экзамен – стал записывать названия всех растений, какие встречал мой взгляд. Осока-Carex, одуванчик-Taraxacum, клевер-Trifolium… Для кого то и скучно, но для меня это прекрасно – я всегда с особой радостью изучал латинские названия растений (крапива-urens) – ведь так приятно обратится с добрыми словами к зеленому жителю Земли, назвав его своим именем (порезник-Libanotis)!
Затем, перекусив тем, что лежало в одном из свертков – хлебом и огурцами, я принялся с энтузиазмом рисовать…
Главное, не заглядывать себе в мысли, и все будет хорошо…
Но это было так трудно, почти невозможно, и порой они все же всплывали, нарушая мою зеленую, беспечную жизнь. Я смеялся, а душа плакала, задыхаясь в рыданиях… У меня не было личной жизни, она была разрушена бесповоротно и безнадежно, после того ужасного дня…
Когда мои родители, сестры и братья, погибли в пожаре, оставив меня одного наедине с зеленой флорой. Так трудно говорить об этом…
И одна мысль не давала мне покоя с того самого дня – стать бы пушинкой одуванчика и улететь, целиком отдаваясь ветру! Вот только стать бы пушинкой…
А жизнь моя тяжка, так как живу я у дяди Эрика, у которого было шестеро детей, которых он едва мог прокормить. Приютив меня, сироту, он сделал великую милость, и я благодарен ему. Вполне понятно, почему он согласился кормить меня, если я буду приносить ему хоть какой-то доход. И я приносил ему деньги, благодаря моим познаниям в биологии, что помогало мне создавать лекарства. Дядя не раз говорил, поощряя меня «Ты станешь великим биологом»… Но зачем мне быть биологом?! Я хочу только одного – стать пушинкой…
Я продолжал рисовать, улыбаясь. Но вот я все-таки умудрился испортить рисунок каплей, что быстро скатилась по моей щеке.
Главное – не уходить в свои мысли, я давно уже решил жить зеленью.
И тут мой взгляд упал на странное нечто. Являлось это нечто белым, пушистым ковром в полуметре от меня. Живым ковром! Он шевелился и шелестел, хотя ветра не было. Я подошел поближе. Из ковра на него смотрели oculus-глаза, или, я бы сказал, глАзки.
Добрые мохнатые глазки.
Я приветливо улыбнулся.
- diem bonum – Проговорил я, добрый день – Taraxacum?(одуванчик?)
-Нет – Послышался голос – Мы oculus, oculus Taraxacum – Тихо, но внятно, добавили одуванчиковые глазки.
-Юо – продолжали «они» - Что ты сейчас чувствуешь?
Я не сразу нашелся с ответом. Что чувствую? Быть откровенным, так я смотрел на oculus Taraxacum с обожанием – представитель пушистой жизни! Как бы я хотел быть таким же пушистым, забыв обо всем…
-Итак, тебя призывает Пушистая Жизнь – «Улыбнулись ему Глазки – Готов ли ты все отринуть и стать одним из нас?
Заманчиво… Так хочется быть пушинкой, свободно скользящей по ветру… Но как это так? Неужели, такой абсурд может сбыться?
-Не могу сказать, что хочу быть с вами – Тихо сказал я – Я хочу быть свободным!
В тебе всегда жила эта тяга к одиночеству, пронеслись у него в голове чужие мысли – мысли Пушистой Жизни - И я не собираюсь тебе возражать, но неужели ты и вправду хочешь стать пушинкой на ветру, вечно скитаясь в просторах неба?
Не раздумывая, я, так же мысленно, ответил: Да! Я мечтал об этом всю жизнь.
Да будет Так.
Я почувствовал, как в мое тело вливается ветер. Я почувствовал, что начинаю таять…
-Ты особенный, раз почувствовал зов Пушистой Жизни – Ласково говорили oculus Taraxacum – Я надеюсь, у тебя будет все хорошо…
Я не особенный, просто мне ужасно хочется всегда быть одному…
В меня все вливался ветер, пока, наконец, я не почувствовал, что скользнул в небо, окончательно растаяв, и превратившись в пушинку одуванчика. Скользнув на ветру, я начал удалятся от земли и от всего, что меня связывало с ней. Я свободен…
Я свободен!
Ты вступил на путь вечного одиночества. печально думала Пушистая Жизнь. Рано или поздно ты почувствуешь это. Не это, совсем не это я хотела тебе дать, когда призвала тебя. Ведь одна пушинка без другой – ничто, и мы всегда вместе. Мы вместе создаем ковер Пушистой Жизни.
Я чувствовал эти мысли, но мне было все равно, я скользил в лучах солнца. Мысли испарились, и их унесло ветром в заоблачные высоты.
Сейчас от моей былой беспечности не осталось и следа.
А далеко на земле некая девушка с любопытством развертывала мой второй, нетронутый сверток, лежащий на траве, рядом с бутылью желтоватой жидкости.