ЖАБА - ЦАРЕВНА

Жила-была одна молодая жаба. И не то чтобы особенная, а скорей, обыкновенная с виду. В ее родном болоте она внешне особо не выделялась, такая же зеленая, пупырчатая, пучеглазая, как  все. Как и положено любой мало-мальски уважающей себя жабе. Но вот с последним пунктом  была неувязочка. Уважение было такое мало-мальское, что и не разглядеть. Вот и потерялось оно где-то в жабьем хозяйстве. Может, жабопап в темноте наступил, или жабомама веником вымела. Ну, нет его нигде, чтоб этой жабе пусто было!

И стало жабе пусто. А жабья шкура сдулась и пошла складками, явно не планируя возвращаться.

Всполошилась семья, потащила сдутую жабу чинить - за двадцать семь кустов, ко  всеболотно известному жабоправу Кащею Бессменному – сменить некому было, вот и пахал без выходных. Поэтому злючий был, а иногда и вовсе драконился да огнем плевался.

«Надувательством не занимаюсь!» - хмуро заявил Кащей, осматривая сдутую жабу.

«Да нам бы чтоб гладенько!» - заискивающе лепетало семейство.

«Чтоб гладенько – наполняйте! Режим с диетой! Сто пудов сама поправится!»

«Да нам бы чтоб быстренько!»

«Чтоб быстренько – это только невесть чем! А чтоб не раскусили – на край болота ее, от вас, жабищ, подальше».

Наполнил он жабу невесть чем да заштопал кое-где. Красотища! Но теперь все жабы как жабы, а она сидит и невесть чего хочет! Стыд и позор! Решила семья научить эту ну совершенно не такую жабодочь, как теперь жить.

А жить теперь полагалось вот как: хорошенько притворяться такой как все. Смотри как там все и притворяйся себе на здоровье! Попробовала жаба посмотреть – ага, вот как надо! Потом взяла да и притворилась. Поглядела снова – ой! Все уже поменялось! Притворилась иначе. Смотрит – черт возьми! Эти дурацкие жабы все разные и все время скачут! Как успеть за всеми?!

А ей, глупой, отвечают, что и не зачем. А вот живет где-то в самом центре болота идеальная жаба. Ее никто не видел, но любая жаба обычно знает ту, которая слышала о другой жабе, которая видела ту самую, идеальную. Вот на нее и надо равняться. Все так  делают.

"А как равняться, если неизвестно, какая она?" – задала жаба очередной глупый вопрос. И получила. Ответ, что это любому дураку ясно. Такая, как надо!

Почесала жаба лапой за ухом и решила равняться на любую. Потому что любая  жаба – это уже лучше, чем она. И всего через три жабы знакома с идеальной!

Отпрыгала жаба на край болота и задумалась. Ведь вблизи любая жаба сразу заметит в ней что-нибудь не то! И зашитая шкурка вдруг бледнее или ярче, чем положено, и пупырышки крупней или мельче, и пучеглазие какое-то впалое, без надрыва! Поэтому равняться нужно было, соблюдая дистанцию.

Для этого любой проходящей мимо жабе она сразу квакала:

 «Эй! Я – как ты! »

Далее не такая жаба должна была действовать в соответствии с раз и навсегда разработанным планом контратаки:

·                   Притвориться - замереть –продержаться!

Любая жаба в этом случае мельком убеждалась в наличии еще одной себя и топала мимо, а не такая – успевала быстренько поравняться на нее и облегченно отмокала потом кверху лапками.

Так и отсиживалась она, как последняя жаба, на дальнем болоте, в глубине своего мирожабия. Там, в безопасности, жаба  продолжала хотеть невесть чего, но старалась хоть немного приблизиться к жабосовершенству. Для этого она невесть как создавала для созерцания  жабоидеальные мыслеформы.

Жабосовершенство не отвечало ей взаимностью и откровенно посылало заняться кое-чем менее приличным или хотя бы спортом. А трудами  созданные невесть из чего мыслеформы без присмотра нагло материализовывались и уклонялись от созерцания. Вместо этого они торопливо разбегались по своим делам, беспардонно разбавляя местную флору и фауну.

Флора воспринимала ситуацию "в штыки" и ощутимо колола ими пробегающие или прорастающие мысли за формы. Фауна реагировала более креативно, разрабатывая оригинальные пищевые цепочки. Обе требовали найти управу на жабу и нее тварения. Управа давно была в розыске и жила по фальшивым документам.

Но жаба не теряла надежду стать такой как надо, хотя надежда была явно не прочь потеряться.

Самое дальнее болото примыкало к деревне, где водились довольно странные существа – какие-то местами волосатые двуногие, живущие преимущественно на суше, в специальных гнездах из стволов дерева. Летом они периодически плюхались в воду недалеко от болота, оставляя  на берегу свою шкуру. При этом их подшкурка оказывалась такого откровенно-бледно-мерзкого цвета, что жаба как-то воодушевлялась.

"А я-то еще ничего!" – думала она, жалостливо поглядывая на нелепо плавающих двуногих с вершины своей эволюции. – "Вот этих –да, этих совсем жалко! Им-то каково?"

В такие моменты ей хотелось петь жабопесни. И еще спасать. Ну, если не всех, то хоть кого-то из них. И разносилось над болотом мощное "Ква!" Далеко-далеко!

Как-то утром жаба услышала странный всплеск.  Приоткрыв глаз, она разглядела рядом с собой торчащий из кочки прутик с перьями на конце.

"Надо же, что за ночь выросло!" – удивилась она лениво и вдруг услыхала чьи-то шаги. Шаги вели себя неприлично, и громко чавкали. Вслед за шагами из-за куста показался крупный двуногий с палкой, концы которой стягивала тонкая веревка. На его плече болталась узкая и длинная коробка, наполненная такими же прутиками с перьями.

"Собирает, бедолага!" – посочувствовала жаба. – "Есть будет, наверное!"

И она, желая как-то помочь, квакнула изо всех сил: "Вот еще растет!"

Двуногий повел себя странно. Он ошарашено посмотрел на жабу, выдернул прутик, сел на кочку и горько заплакал.

"Еще бы!" – объяснила себе жаба – "Прекрасное ослепляет!" – и она ощутила груз ответственности за происходящее. Груз давил на жалость и совесть попеременно. Обе тихо попискивали в оправдание.

Обычно жаба никогда не позволяла себе опускаться до разговоров с людьми, но ситуация была критической. И она приняла решение поддержать этого несчастного.

Несчастный сидел на кочке и повторял, слегка раскачиваясь в такт себе:

"Лягушка!.. Лягушка!.. Лягушка!.. Звездец!"

"Звездец-звездец-звездец! Лягушка!" – отзеркалила жаба по всем правилам присоединения к собеседнику.

"Разговаривает!" – завопил двуногий, отползая с кочки и бормоча что-то малопонятное типа "Чур меня - чур меня!"

"Восхищается! Просит, чтобы я  его выбрала! Волнуется!" – догадалась жаба и успокоительно подквакивая, вскарабкалась для дальнейшей поддержки  ему на плечо.

"Везунчик" обреченно поглядел на плечо, покорно обмяк и поплелся обратно.

Мирно покачиваясь на плече, жаба погрузилась в свои жабомысли. Глубинные жабомысли принимали самые причудливые формы и требовали непрерывного контроля и созерцания. Но вскоре какие-то суетливые звуки вытащили жабу на поверхность. Жаба медленно приоткрыла один глаз. Вокруг суетились какие-то другие двуногие, указывая на нее пальцем и издавая какие-то квохчущие звуки.

"Ну просто фан-клуб какой-то! Суета и потеря времени! Провожаю до дома и сматываюсь!" – пробормотала разбуженная жаба, послав в толпу королевский кивок и сразу погружаясь обратно.

Внутрь человеческого гнезда из бревен жаба попала впервые, поэтому  почувствовала, как любопытство принялось тащить ее из глубин мирожабия. Порядком взмокнув, любопытство недовольно пыхтело и требовало смены белья.

После осмотра гнезда оно присмирело, почувствовав себя пустым. Жаба бросила на него недовольный взгляд. Немного не долетев до любопытства, недовольный взгляд врезался в неслабое чувство долга, прочно загородившее желанный спуск к мирожабию каменной стеной.

"И не мечтай!" – заявило чувство долга, помахивая полосатой палкой. – "Двуногого жалела? Помочь пыталась? Нарушаем! А что у нас бывает за въезд в дела человеческие?! А за причинение добра? Плюс приручение несовершенножабьих? Или того хуже – совершенно не жабъих?!"

"Может, договоримся, командир?" – пробормотала  уличенная жаба, с трудом припоминая дорожные знаки в конце болота и пытаясь найти лазейку в стене. Знаки охотно припоминались и загораживали обзор.

"Временное лишение собственных прав и интересов!" – сурово припечатало чувство долга. – "Вплоть до полного совершенножабия прирученного!"

"А мирожабие?" – жалобно пролепетала в конец уничтоженная в правах жаба.

"На штрафлежанку!"

"Звездец!" – то ли подумала, то ли позвала жаба, опустошенно разглядывая собственное светлое будущее.

Светлое будущее в настоящий момент держалось руками за голову и было занято протяжными всхлипами. Выражение его лица полностью соответствовало первоначальному имени.

"Н-да-а-а! Сходила за хлебушком!" – резюмировала жаба, оглядывая прирученного с разных сторон и остро ощущая его эволюционную запущенность. Разные стороны имели одинаковый результат и виновато разводили руками.  От этого одинаковый результат получал еще большее удовольствие.

Предстоящее воспитание двуногого вызывало в жабе самые противоречивые чувства. С одной стороны, ее, конечно же, донимала тоска по родному мирожабию. Но с другой – все жабы далеко, а это гарантированная безопасность от жабопокушений вплоть до завершения проекта!

 И жаба впервые в жизни отпустила ОТ СЕБЯ жабомысли. Опьяненные свободой, они жадно бросились обнюхивать подопечного. Жаба почувствовала неприкрытость, но  без жаб прикрываться было не от кого. В неприкрытость игриво задувал освежающий ветерок.

«Прикольно!» – заметила свеженеприкрытая жаба краем глаза, полностью включаясь в разработку проекта. Край глаза остался на шухере.

Чего же надо этому несовершенножабьему? – задалась вопросом жаба, закидывая его поглубже в мыслеомут подопечного в расчете хоть на парочку чертей. Вместо них выловилась солидная потребительская корзина и человеческая девица модельного образца.

«Хлеба и зрелищ!» - разочарованно протянула жаба, зафиксировав базовые потребности объекта. Затем она закинула вопрос на поверхность мыслеомута, улавливая скорость и направление мыслетечения.

«Вяленько и по кругу!» - поморщилась жаба, пытаясь разглядеть в омуте внутренний мир подопечного. В графе «значимое окружение» она  разглядела центральную фигуру мужского рода и явно не первой свежести. Вокруг нее вращались все, даже занятые базовыми потребностями мысли юноши. Фигура важно восседала на неудобном сидении с высокой спинкой, поблескивая желтым шипастым обручем на голове.

«Папенькин сынок!» - припечатала удрученная жаба и отложила печать. Масштаб предстоящих работ уже явно не вписывался в график и требовал доплату за сверхурочные.

Рядом она разглядела два не испорченных интеллектом лица помоложе. Творческая фантазия подопечного упорно пририсовывала им козлиные и бараньи рога, метко получая в ответ шутовским колпаком по голове.  Все трое активно работали локтями.

«Высокие отношения!» - замерила жаба и сложила рулетку.

Высота отношений напрямую зависела от качества добытого «хлеба и зрелища». Ее подопечный явно выделялся на фоне собратьев полным отсутствием того и другого. Разница между желаемым и действительным была неслабой и активно давила на него сверху, заботливо помогая расположиться чуть ниже плинтуса.

 С трудом взвесив неслабую разницу на весах, жаба вплотную подошла к анализу данных.

 Анализ не кочевряжился и добровольно указал на воспаление самооценки и вялый волевой паралич на фоне полного отсутствия душевного равновесия.

«Итак, программа-минимум: прекращение несчастья. Ну, это как две лапы об асфальт!» - размышляла жаба. – «Материализация мыслеформы «Красна девица-рукодельница, и хлеба печет, и чего еще!» Действительное догоняет желаемое и давит разницей по остальным!

Программа-максимум: совершенножабие! ХЭ-ЗЭ! Образец-то отсутствует! Придется моделировать с нуля! Интересно, на что похоже это похоже у людей?» - в голову не к месту полезли какие-то миленькие челожабики. Вытряхнув челожабиков на пол,  жаба решительно взялась за первую часть проекта.

«Вместо идеальной жабы - идеальная баба!» - сама себе скаламбурила она, влезая в образ «красная девица», выловленный из мыслеомута в самом начале исследования подопечного.

В человеческой шкуре жаба почувствовала себя странновато. Голова была вероломно лишена  нормального пучеглазия и широкого великолепия жабьей пасти. С маленькими щелочками глаз и рта неприлично торчала она из тела вверх, беспечно покачиваясь на каком-то отростке.

Сама шкурка нагло игнорировала заказанный бренд «Красной девицы» своей откровенной бледностью. Пупырышки покрывали ее только на холоде, а количество шерсти явно не составляло кворум, и поэтому не решало никаких вопросов.

 Для передвижения годились только задние лапы, и вместо мощных, изящных прыжков получалось глупое неустойчивое ковыляние. Передние же конечности, выбившись в «верхи», болтались без дела, явно глумясь над пролетариатом.

«Как же им неловко жить такими! Теперь понятно, зачем им вторая шкурка», - думала жаба, облачаясь в положенную одежду и почесывась с непривычки.

Пройдясь по гнезду и размявшись, жаба слегка утопталась внутри себя и решилась на пробный контакт.

«Сбыча мечт!» - квакнула она из шкурки погромче, стараясь попасть для пущего эффекта в самое ухо рыдающего.

 Но вместо мелодичного квака из горла вырвалось писклявое кудахтанье с очень приблизительным переводом:

«Здравствуй, Иван-царевич! Это я, твоя суженая, Василиса Прекрасная!»

Реакция подопечного превзошла все ожидания. Прекратив всхлипы, он некоторое время неподвижно пялился на сменившую расширение жабу, тщательно пуча глаза и широко раззевая рот.

«Это уже по-нашему!» - обрадовалась та, но юноша вдруг резко сменил тактику, принявшись подпрыгивать и размахивать руками. При этом он противно морщил губы пытаясь попасть ими прямо в новообретенное жабье лицо.

«Сбрендил!» - ужаснулась жаба, уворачиваясь. – «Пытается взлететь и клюнуть!»

«Спи, дурак! Работать мешаешь!» - раздраженно квакнула она изнутри человеческой шкуры.

«Ничего не бойся, Иван-Царевич, ложись спать, утро вечера мудренее!» - выдалось наружу через шкурку писклявым тоном. Сама шкурка зачем-то старательно растягивала губы к ушам, показывая зубы.

«Зарычать? Укусить?» - напряглась жаба, пытаясь на ходу сориентироваться в стереотипах общения двуногих.

Как ни странно, зубастый писк оказал на подопечного самое благотворное действие: он перестал дергаться и затих где-то в уголке.

 «Царевич, значит!  И дальтоник. Поверил, что я прекрасная! Лох! Пребледная - это ближе к истине! Ну, не Звездец – и ладно! А я, стало быть, Василиса-врушка! А вот суженая – это что? Узкая, что ли? Ладненько, не важно! Зрелище прокатило! Сварганим хлебушек!» - облегченно выдохнула жаба.

Следующие несколько дней  взаимодействие с подопечным шло как по накатанному. Вечерний ритуал дополнился: войдя в дом, юноша особым образом сгибал шею и начинал таращиться в пол. Это означало:

 «Спросите, что мне надо!»

«Жалуйтесь, пациент!» - великодушно разрешала жаба.

«Что, Иванушка, не весел? Что головушку повесил?» – синхронно распиналась она же противным человеческим голосом.

Получив новую информацию, состоявшую из заказов «шипастого обруча», жаба квакала очередное «Спи, дурак!» в обработке и варганила к утру очередное изделие улучшенного образца.

Проект успешно продвигался. Царевич совсем перестал рыдать, скаля вместо этого  зубы без попыток укусить. А вот клеваться все же вошло в привычку. Там и осталось, добившись взаимности. И после каждого «клева» жаба с новой силой начинала хотеть невесть чего.

Вскоре произошел и вовсе странный случай. Вернувшись домой, Царевич решительно направился к жабе и многозначительно показал ей два желтых кружочка с дырками, сразу же водрузив их себе и ей на пальцы.

«Улетать предлагает, что ли?» - всполошилась жаба. – «Окольцевал – и вали, мол, на юга до весны? А себе надел, чтоб сверить потом!»

«Ну и черт с тобой, орнитолог хренов» - злобно бурчала жаба, экспромтом сооружая улетное зрелище. -  «Больно надо! Хватит и программы-минимум! Возюкаюсь тут, собой заняться некогда! К жабоправу на техосмотр давно пора! За двадцать семь кустов! Пока!» - и она стала уверенно отрываться от земли, удобно расположившись на своей самой летучей мыслеформе.

«Что же ты наделал, Иванушка?! Ищи меня теперь за тридевять земель, у Кащея Бессме…» - запищала перевод Василиса, нелепо размахивая конечностями и вылетая в окно.

Паря над родным болотом в человеческой шкуре, жаба почувствовала восторг и попыталась его выразить. Восторг не возражал быть выраженным, но застрял в человеческом горле для обработки, после чего вылетел наружу частями, в виде панических воплей.

«Спасите! Помогите! От Кащея защитите!» - надрывалась девица на все болото акустической бомбой.

«Жуть!» - тихо подумала про себя жаба.

«Уроды!!!!!!!!!!!!!!» - громко проорала про всех Василиса.

Расщепленное эхо молча ушло в себя.

Быстро и без мыслей долетев до Кащея, жаба плюхнулась на кочку человеческим задом. От удара человеческая шкурка треснула, и жаба выкатилась из нее на соседнюю кочку. От удара жабья шкурка натянулась и …

«Стоп!» - решительно сказала жаба, вцепляясь в шкуру всеми лапами. – «Шкурки кончились! Дальше уже невесть что выскочит!»

«Не кончились!» - отозвался Кащей, удивленно рассматривая жабу. – «Шкурок не меряно! Вон, сундук барахла, не парься. А ты, я смотрю, умудрилась вес набрать?» - спросил он, кивая на Василису. Та сидела на кочке, любуясь в болотной луже своим отражением с трещиной. Отражение было в полном восторге от себя и посылало воздушные поцелуи. Посланные поцелуи радостно охотились за дичью, виляя хвостами.

«Да, тесновато!» - созналась жаба, постукивая себя по натянутым бокам и глядя на весы. Весы жестами показывали  на прибавку уверенности в себе.

«А в этой?» - и Кащей кивнул на скучающую Василису.

«Да, скучновато!» - передернула жаба плечами.

«Перекраивать хочешь?» - полюбопытствовал Кащей, с готовностью доставая каталог стильных шкурок «Идеал-2010» - «Два в одном? Русалка вот рискнула, уважаю! Избушка тоже -  куриными ногами не побрезговала!»

«Совсем обалдел на старости лет?!» - содрогнулась жаба, снова вытряхивая из головы знакомых челожабиков. – «Нужно творческое решение! Я уже больше, чем жаба! Я легко могу изобразить любую жабу, от последней до идеальной! И не только жабу! Вон, еще один идеал сидит!» - и разгоряченная жаба тоже кивнула на Василису. – «Только не мое это и не для себя. Для себя я новую форму хочу! Невесть какую! Потому, что сама я уже – невесть в кого превратилась!»

«А я – Василиса, и хочу Иванушку!» - вдруг некстати пропищала девица с кочки самым издевательским образом. Жаба завистливо покосилась на образец самопонимания.

«Ну, прямо не лягушка, а неведома зверушка!» - откровенно заржал Кащей, утирая слезы. – «Не пойдет!» - продолжил он, оторжавшись. – «Этот бренд используется исключительно для развода олигархов. А я, как уже было объявлено, надувательством не занимаюсь!»

«Ты в меня невесть чего напихал, тебе и разгребать!» - отрубила жаба и положила топор на место.

«Разгребать как раз тебе!» - усмехнулся Кащей. – «А вот что разгребать и где –  покажу!» - и он кинул ей связку ключей. – «Видишь, сундук на дубе? От мышей подвесил. Там этих шкурок – невесть сколько. Как говориться, все цвета и размеры. А на дне как раз невесть что валяется – сто лет не рылся, не помню. Дерзай! Порядок заодно наведешь, а то бардак, как в стоге сена. Вдруг мою любимую иголку найдешь?»

Полезла жаба в сундук, нарядилась для начала какой-то птицей и выпорхнула освоиться. Полетала над лесом, отмечая плюсы и минусы клювом на деревьях.

«Дятел!» - догадалась она наконец про шкурку и полетела обратно.

Двадцать седьмой куст теперь выглядел подозрительно, как будто ему было что скрывать. Сундук с распахнутой крышкой лежал на земле, вокруг него зачем-то валялись сильно попорченные шкурки зайца, рыбы, утки и яичная скорлупа. А вместо Василисы нагло торчала пустая кочка.   Из-под куста вылез слегка помятый Кащей.

«Фантомас разбушевался?» - осторожно предположила жаба, осматривая место происшествия. – «Болотный фетишист? Любовный психоз Василисы?»

«Ага! Психоз! Иванушка твой нагрянул! Честно скажу, полный псих! Не тебя, и даже не Василису твою, а меня искал! Я-то ему на кой сдался?» - и Кащей озабоченно посмотрелся в лужу. Лужа засмущалась и пошла кругами.