…Там повар ноги моет!

Знал ли Владимир-пока-ещё-не-Святой, когда шпаной, зататуированной от немытых пяток до густых бровей, с огромным кольцом в ухе, собирал по степи свой гарем, что Аристотель уже отправился вслед за Платоном в мир иной, мир идей; Александр Македонский и Цезарь — по разу завоевали весь мир подлунный и почили? Вероятный ответ, - нет: поскольку был неграмотен.

Культурная женщина Европа усыновила нашего Маугли поздно: когда тот уже хорошо изучил «закон джунглей», - слава христианскому богу, что уже сыновья Владимира сумели читать и писать. Можно эту историю представить и по-другому: русский Прометей добыл Византийский огонь и обогрел десятки племён на востоке, - вот тогда они и стали жить по-человечески да духовного добра наживать. Этот вариант во внутренней логике выглядит как старый анекдот, где солдаты закручивают впятером лампочку: один её держит, а четверо — возносят его на табуретке к патрону и ходят по часовой стрелке, - с одной стороны, «посолонь», — оригинально, «особый путь», с другой — дико и смешно. Что выбрать, fairy tale или её мифологический ремейк? Мелодрама Маугли или романтическая трагедия Прометея ближе к реальности? Оригинально ли изобрести пятиколёсный велосипед, ездящий задом? Каков механизм существования русской культуры?

В этих вопросах нам поможет один значимый для современного искусства человек. Режиссёр, без сомнения наделённый творческим даром, известный в Европе и признанный на тамошних фестивалях, Кирилл Серебряников имеет таланты, которые может либо бросить в копилку Маугли, либо подкинуть Прометею. Зависит от того, какой образ мышления и способ действия ему ближе. Кажется, мифический герой в итоге получает бесполезный бонус.

Кирилл Серебренников известен на данный момент в основном двумя своими последними фильмами: «Изображая жертву» (2006) и «Юрьев день» (2008). И тот, и другой награждены «Кинотавром», имеют ряд европейских «заслуг»: «Изображая жертву» получил гран-при Римского международного фестиваля, «Юрьев день» - гран-при Варшавского кинофестиваля и 4 награды фестиваля в Локарно. Первый фильм о человеке, работающем «жертвой» при реконструкции преступлений, второй — о певице, эмиграции которой из России помешала пропажа сына. Сценарии фильмов не принадлежат перу Серебренникова: историю певицы создал писатель Арабов, историю «жертвы» — братья-драматурги Пресняковы. И тот, и другие заслуживают здесь особого внимания.

Братья Пресняковы — живущие в Екатеринбурге писатели, известные больше за рубежом, чем в России. В драматургии — новаторы, экспериментаторы. Большинство их произведений переведены на многие языки, на русском же они просто печатно отсутствуют. Иноязычных текстов о братьях существует больше, чем отечественных, и, к слову, отечественные в некоторых случаях — переводы. Юрий Арабов - «многостаночник», известный русской литературе своей прозой, лирикой и драматургией. В 1999 году получил награду Каннского кинофестиваля за сценарий фильма «Молох». Арабов к экспериментам не склонен, его больше волнуют проблемы социального характера, имеющие глубокую русскую культурную традицию. Стоит ли говорить, что получились две очень непохожие друг на друга картины?

«Изображая жертву» - фильм об абсурдности жизни, - где исчезает защитная плёнка между реальностью и её проекцией на экране: неужели настоящая жизнь может превзойти Голливуд? Да, на это способен только хенд-мейд на грани фола, не считающийся ни с чем, - даже с серьёзностью существования: прыжок постмодерного человека из оков социальных норм в искусство — из этического и морального в эстетическое. Изображающий жертву накопил опыт прототипов и спланировал идеальное преступление, преодолел ошибки несовершенных, пойманных убийц: сдался сам, признавшись, что работал на камеру, совершив таким образом «прекрасное» убийство. Этот фильм - неповторимый коктейль из чёрного юмора, возникающий практически сам собой в круговороте вполне серьёзных, даже страшных ситуаций, сыгранных известными актёрами-мастерами (Лия Ахиджакова, Марат Башаров, Марина Голуб etc.), буквально живущими в картине каждый своей ролью, коктейль, украшенный оригинальной стилизацией некоторых сцен рисованной анимацией. Коктейль, который могут пить с одинаковым удовольствием люди, живущие на разных полюсах земного шара: рецепт опробован зрительными залами по всему миру.

Коктейль «Юрьева дня» - «самогон с димедролом», любимый в Юрьеве, куда приезжает главная героиня, — и его вряд ли переварит и усвоит иностранец: если только сможет представить всем на потеху, что этот «самогон» пьют медведи с балалайками, устраивая потом арт-дебош на улицах Москвы. У умного русского «чаша сия» просто индуцирует рвоту: в фильме всё словно подстроено по принципу падающего пьяницы за которого должно быть всем стыдно, который нажрался в семейном кругу, валится, тащит за собой со стола скатерть, - и по очереди — сползают на пол салаты, чашка за чашкой разбивается в щепки бабушкин сервиз.

Так, в «Юрьевом дне» главная героиня, цвет интеллигенции, сначала теряет сына, а потом — и вообще всякую возможность вернуться к прежней жизни: машину, на которой приехали, разворовывают по частям, оперный голос разбивается о простуду, её трахает бывший уголовник (забавно «зататуированный», наверное, шариковой ручкой), теперь - «мент», она начинает сама вести себя как уголовница, в завершении — перекрашивает голову в цвет «детской неожиданности» и теряет имя. Инициация в провинциальный русский быт (каким его представляет Арабов) завершена, пути назад, в Австрию, куда она совсем недавно мечтала уехать, нет. Театр одного актёра, точнее актрисы, горит картонной коробкой в мусорном ящике. И, как всегда, один путь — к богу на кулички — в вечно ремонтируемую сельскую церковь, с бабками петь Херувимскую.

Так «опустить» себя может только русский, знающий мельчайшие изъяны своей ментальности, намеренно ударяющий в них точно, чётко, вызывая при этом нестерпимую, невыразимую тупую боль, рвотные позывы. Это не искусство в плане мировой культуры: оно нечитаемо на других языках и поэтому не универсально и эгоистически бесполезно. Это хорошо отточенная техника садомазохизма. Русскому от такого национального коктейля остаётся только блевать в стороне, а иностранцу — смотреть на него и плеваться. Вот — наш, двуглавый орёл, знающий, какая история для Прометея будет больнее: подлетает и клюёт страстотерпцу увеличенную печень.

Главный вопрос: почему режиссёр, вполне осознающий все перспективы своего творчества, свернул с широкой дороги, ведшей в Рим, на узкую заросшую тропу, петляющую в дебри загадочной русской души?

Маугли не захотел постигать европейское искусство вкручивания лампочки и укатил задом в лес на пятиколёсном велосипеде - к родным лапотным медведям в ватниках, прикинувшись и на этот раз Прометеем возжигающим Византийский огонь на русских экранах. Приятно, конечно, быть полубогом страдальцем, - хоть не в масштабах всего мира, но в рамках отдельной нации.