Короткое описание: История от первого лица о водителе автобуса, который оказался маньяком. .
Меня зовут Анатолий.
Анатолий Иванович Конкин.
Мне 47 лет, я живу один и работаю водителем автобуса.
Я родился в 1967 году в слободе Русское. Мать меня воспитывала одна. Отец всю жизнь провел по лагерям. Там и сгинул. Даже не знаю, где он похоронен. Да и не интересно. Видел его только на свадебных фотокарточках. И все. После свадьбы его посадили за разбой. Потом родился я. Я его так никогда и не увидел.
Мать работала продавщицей в сельпо, так что детство у меня было можно сказать зажиточное. Потом её перевели в областной центр на базу Райпо. Через год дали двухкомнатную квартиру на пятом этаже хрущевки.
Квартира сохранилась в том виде, в котором была 20 лет назад. Там есть лакированный шкаф-стенка с чешским хрусталем. Ковер на стене, телевизор и магнитола. Магнитола древняя. Телевизор — современный, его уже я купил. В туалете чугунная потертая ванна и древний унитаз. Смывной бачок — на длинной трубе почти под потолком. От него ведет цепочка с деревянной ручкой. Все это тысячи раз крашено-перекрашено. Само помещение ванны на метр от пола выкрашено в синий тазиковый цвет, выше — белила. В прихожей — деревянная вешалка, зеркало и оленьи рога — вешалка для шапок. На ней до сих пор висит мамина шапка из пыжика, еще с 80-х годов. На кухне — древняя газовая плита, стол и две табуретки с вязаными крючком покрывалами. В большой комнате — диван с деревянными подлокотниками, в маленькой комнате — шкаф для белья и кровать с пятью подушками пирамидкой. Ну, вы знаете.
Я ремонт в квартире не делаю специально. Квартира сохранила в себе обстановку моего детства. Как будто время остановилось. Я только пыль стираю. А, еще стираю я руками. Машинки нет. Была — полуавтомат «Вятка», но сдохла. Стоит теперь в углу ванной на табуретке, как памятник.
После смерти матери квартиру я приватизировал на себя. В ней и живу. Один. Бабы нет. Детей нет.
Работаю я водителем автобуса.
В мое время все хотели работать водителями. Тут было два варианта - или водителем грузовика, или автобуса. Водитель автобуса — это конечно элита. Все тогда хотели со мной дружить. Всегда находился балагур, который стоял возле меня во время поездки и развлекал всякими разговорами ни о чем. Водителем я стал, отучившись после 8 класса школы три года в ПТУ на слесаря и водителя. Потом проработал на АТП слесарем, потом прошел стажировку и перевелся на автобус. Где то между этими событиями отслужил в Советской Армии. Вот такая нехитрая карьера. Но я не просто водитель автобуса. Я водитель автобуса, работающего по межгороду. А это уже совсем другой расклад.
В прошлом году, когда моё городское АТП обанкротилось и мне пришлось искать работу по профессии, кривая дорожка судьбы привела меня на крупное транспортное предприятие, занимающееся пригородными и междугородними перевозками. Начальника отряда я устроил «и как личность и как работник», и в понедельник я пришел на свою первую рабочую смену. Смена каждого водителя начинается в диспетчерской с получения путевого листа, потом — прохождение медицинского осмотра. Посмотрела на меня медичка всего раз и то для интереса, как на новенького. Видно, ничто в моей внешности не задержало её взгляд, и она потеряла ко мне интерес, поставила штамп, сунула в руки путёвку и крикнула: «следушый». Напротив кабинета медика — помещения для водителей и кондукторов. Они обособлены. В помещении для водителей — так называемой «Комнате отдыха водителей», полумрак и накурено. В помещении для кондукторов — светло и свежо. Стоит кофейный автомат, и даже цветок какой-то в кадке.
В комнате отдыха водителей идет жестокая игра в карты. На столе - жестяная банка из-под «Нескафе», полная окурков. За столом четыре мужика ожесточенно режутся в козла. Пятый записывает. В углу, на скамейке, сидит баба. Судя по одежде — кондуктор (их сейчас одевают в такие фирменные безрукавки, на перевязи висит мини-касса). Курит, сбрасывая пепел на пол и, выдыхая дым в потолок, делает губы трубочкой. Губы накрашены оранжевой жирной помадой. Над верхней губой видны черные усики. Красавица бля...
Тот, кто записывает, поднимает голову на меня и говорит:
-О! Новенький штоле? Как зовут?
-Анатолий,-отвечаю я
-Парикмахер дядя Толик, постриги меня под нолик, ха-ха-ха-ха, — орет со скамейки кондукторша.
Водители криво улыбаются.
Тот, что записывает, ворчит:
-Надюха, Анатолий только пришел, а ты сразу пиздишь чо попало.
-Да ладно, Палыч, все же свои, — Надюха поднимается с лавки, подходит ко мне, протягивает руку, как бы для поцелуя и приседает. — Надежда.
Я пожимаю ей пальцы:
-Анатолий.
-Дядя Толик! - Визгливо, громко, чтобы все слышали, особенно те, кто за стенкой, в кондукторской, - Кричит Надюха. - У нас тут все с кличками, - будешь Дядя Толик.
"Дать бы тебе в рыло, — думаю я, - но пока не буду. Мужики не поймут".
Обхожу их вокруг стола. Пожимаю руки: Анатолий, Петро, Анатолий, Фрол, Анатолий, Викторович, Анатолий, Огурцов, Анатолий, Палыч.
-Мужики, спрашиваю я, - А где мой напарник, Земцов? Знаете его?
-Как же, знаем, - говорит Огурцов. - Земцов это я, Илья Вадимович.
-Так ты же вроде как Огурцов!?
-Ну да, Огурцов, — это моя подпольная кликуха. Как у Ульянова — Ленин, у Кострикова — Киров. Слышал, может?
-В первый раз слышу, — отвечаю. - А Ленин — это кто? Мужик Лены штоли?
Стол заржал: ГАГАГАГА
-А ты остряк, — это Палыч, (судя по всему, он здесь вроде как авторитет).Его все слушают и он на раздаче карт и на банке — контролирует деньги в кассе. - Это нам нравится. да, мужики?
Угу - мужики молчат, уткнувшись в карты, курят.
Надюха, виляя бедрами, выходит из комнаты, напевая на мотив песни «Дан приказ ему на запад» слова: «Алко-голик дядя Толииик, постриги меня под ноль, дядя Толик алкого-о-лик, постриги меня под ноль».
Палыч неодобрительно смотрит ей вслед:
-Ну, Толян не обращай внимания. Она тут вроде примадонны. Не обделена, короче, вниманием мужиков. Вот и позволяет себе... Ну, ты это... познакомишься еще со всеми поближе... послезавтра вроде день водителя. Ты вроде не в рейсе, я разнарядку смотрел. Я, кстати, бригадир. А это наша бригада. Ты теперь с нами. А напарника, Огурцова, ты уже видел, так что не ссы, если что, перед Иванычем прикроем (Иваныч — это Сидоров, начальник отряда). Если что будет непонятно — спрашивай. Лады? - тянет для рукопожатия сухую жилистую ладонь
-Лады, - отвечаю. Жму его ладонь сильно, с чувством, пытаясь понравиться.
-Дядя Толик, пойдем машину принимать, — это Огурцов.
Ну, Дядя Толик, так дядя Толик, - думаю. - Хоть гандоном не назвали и то хорошо. Кликухи у ни тут. Тюрьма, да и только.
Автобус приняли без проблем. Автобус корейский — Хёндай Каунти, 22 места, дизелёк. Бежит — душа радуется. Огурцов за машиной следит, молодец. Поставил звуковую систему и проигрыватель. Музыка, правда — говно. Блатняк какой-то. Мне ближе восьмидесятые, «Земляне» например. Меня блатняк бесит еще с передела маршрутов, когда воевали с частниками — газелистами, вот они точно - беспредельщики. Курят в салоне, блатняк на полную громкость. Я всегда удивлялся — как к ним еще пассажиры садятся. Неужели из-за желания быстрее доехать нужно пренебрегать комфортом и, сделав кислую мину делать вид, что ничего не видишь и не слышишь.
В общем, поехал на межгород, из пункта А в пункт Б. Отметился у диспетчера автовокзала, произвел посадку пассажиров по билетно-учетной ведомости, размещение багажа и поехал. Все-таки межгород — это класс. Элита элит водителей автобусов. Круче только экскурсионные, заказные и корпоративные водители — Газпром там, хоккейные клубы, футбольные команды. Но это недосягаемая высота карьерной лестницы. Там только водительские династии. Блат, короче.
Едешь, значит, важный такой, как командир корабля, пассажиры к тебе обращаются «Товарищ водитель, а можно....», и ты отвечаешь «можно» или «не можно». В общем, класс.
На межостановочных пунктах удается еще и заработать рублей 200-300. Наши говорят - «на обед». Так прошла смена — 2 рабочих дня. Мы с Огурцовым работаем 2 на 2. Два дня работа, два дня отдых. Зарплата, со слов Огурцова — тысяч 25 — 30 в месяц. С учетом «обеденных» денег - очень хорошо. А для меня — очень и очень хорошо. Я ведь деньги никуда не трачу. Хожу в одном и том же. Ничего не покупаю. Не пью. Вообще. Бабы опять же нет и детей — не на кого тратить. И деньги я свои все перевожу в валюту и храню их дома. Где — не скажу.
Так и наступила пятница. День водителя. Кто знает — тот поймет. В комнате отдыха водителей кончиками волос на голове чувствуется возбуждение. Огурцов сегодня не вышел на смену — очень хочет со мной познакомиться поближе. Автобус поставил на ремонт, согласовал с Иванычем и теперь нарезает сало узким сточенным ножом:
-Дядя Толик сегодня проставляется!
-Бля, вы чо не сказали? - я озираюсь по сторонам. — Я же не пью. Что? Куда бежать? Что купить? Где?
-Толя, не суетись, — Палыч прикуривает «Кент». - За воротами магаз, там «Березовая роща». По 156. Штук пять возьми, три банки сардинел в масле, кило лука, две буханки черного. Сало копченое вон Огурцов притащил. Специально для тебя.
-Ну, я побежал. Что еще?
-Ну, сигарет еще, на твое усмотрение. Всё схерачим.
В магазине как будто ждали. Быстро все упаковали, и я побежал назад, на АТП. Охрана в будке ничего не сказала — они тут наученные. После 17-00 на предприятии в силу вступает новая власть — власть водителей.
Ежедневно, в 17-00, вся контора разъезжается по домам, на служебном ПАЗике. Бухгалтера, кассиры и прочие специалисты в 16-50 уже сидят в автобусе и ждут, когда начнется развозка по домам.
Я, глядя на все это, почему то вспомнил анекдот, где мужик на мотоцикле возил своего хряка совокупляться со свиноматками в соседний колхоз, усаживал его в коляску и надевал на него мотоциклетную каску, а спустя какое то-время, когда опять надо ехать в соседний колхоз, не успевал мужик открыть свинарник, а хряк уже сидит в коляске, пристегнутый, и в каске.
Водители, остающиеся на предприятии на ночь, ближе к 17-00, выходят на крыльцо и курят, меланхолично глядя на автобус, где сидит контора.
Контора же старается на водителей не смотреть. Как узники — на своих надзирателей в гетто, как будто не понимая, что здесь будет происходить следующие 12 часов.
Единственным оплотом, разделяющим мир спокойствия и мир хаоса, какое- то время оставалась охрана АТП. Но после того, как на личных машинах охраны стали прокалывать колеса, бить стекла и срывать зеркала, охрана заняла молчаливо-нейтральную позицию. За порядок на предприятии в ночное время стали отвечать бригадиры.
Пришел я короче в комнату отдыха водителей. Поставил, значит, бухло и закуску на стол. Наши все здесь — Палыч, Огурцов, Фрол, Викторыч и я. Сидим впятером. Огурцов нарезал копченое сало, достал банку огурцов (ха-ха-ха) и пять граненых стаканов. Быстро вскрыли банки с сардинелой, крупно нарезали лук и хлеб, разложили на столе, на газетах, Палыч вскрыл первую поллитру, разлил ее всю по стаканам и сказал:
-Ну, мужики, нашего отряду прибыло! Дядя Толик, Анатолий, добро пожаловать к нам, в этилные войска стратегического междугороднего назначения.
-Мужики, Палыч, я же не пью.
-Нууууу, Толян, мы этого не понимаем, — Фрол со стуком поставил стакан на стол.
-Да, Анатолий, — это уже Викторыч. — Ты уж определись, с кем ты. Кто не пьет — тот стучит.
"Бля,- думаю. - Вроде мужики хорошие, обижать не хочу. Ну не пил и не пил. Надо же начинать когда-то, работать же вместе, прикрывать друг друга.
-Ладно, - говорю. - Уговорили.
Беру стакан.
Водки — ровно половина стакана. Огурцов передает четвертинку луковицы.
-Мужики! - говорю. - За наше знакомство и дальнейшую работу!
-Давай, Толян! За тебя! - Хором кричат. - За вливание в коллектив! Первую до дна.
Громко чокаемся. Граненые стаканы грязные, все в мазутных отпечатках.
Выдыхаю, зажмуриваюсь и выпиваю одним глотком. Водка теплая и желудке сразу становится горячо. Моментально пьянею.
Стол сразу расслабился. Все закусывают, руками берут рыбу из банок, хрустят луком, облизывают пальцы, закуривают. Кто-то сует мне прикуренную сигарету.
Затягиваюсь.
Фрол открывает вторую бутылку. Повторяем.
-А помните, - Огурцов стоит над столом, задевая головой лампочку. - На прошлой неделе так нажрались, что Кисель обоссался! Ха-ха-ха-ха!
Все смачно ржут, скаля зубы. Зубы у всех черные, прокуренные. У кого-то половины нет.
-А, помните я Настюху отъёб у медички в кабинете, — это Петро разговорился. - Прямо на кушетке. А с утра Иваныч распизделся, а я его отвел за РММ и в ухо врезал!!! Ха-ха-ха-хх!!!!
Все смеются, переглядываясь друг с другом.
Выпиваем по третьей, по четвертой.
-Ооооо. А вот и женщины!!!!
С улицы хлопают двери, слышны женские голоса — это со смены заходят кондуктора, идут к кассам сдавать выручку. В холле гомон стоит неописуемый.
Знакомый голос орет: «Я водителя любила, я водителю дала, две недели сиськи мыла и солярою ссала».
"Надюха, стопудово", — думаю я.
В нашу комнату заходят трое — Надюха и еще две бабы.
-Это Катя и Натаха, знакомтесь, это наш дядя Толик, — говорит Надюха. Она с диким начесом на голове и незажженой сигаретой во рту. - давай, Толян, наливай штрафную.
Я не успел подумать, а Фрол уже поставил на стол со стуком три граненых стакана наполненных водкой:
-За дам! Офицеры, стоя, женщины до дна!!!
Все пьяно встают, чокаются, выпивают. Под столом катаются четыре пустых бутылки.
-Толян, - говорит Палыч. - Дай бабло, щас охрану отправлю за добавкой.
Залезаю в карман, достаю горстью деньги, и, не считая, передаю смятые бумажки Палычу.
-О!!! Красава! Наш человек! Василий, ком цу мир!!! Квикли!!! - орет Палыч куда-то в сторону коридора.
Я поворачиваюсь, пьяно смотрю на собутыльников. Черная лампочка качается из стороны в сторону.
Все кричат, перебивая друг друга, пьяно смеются. Вдруг меня кто-то обнимает сзади за плечи, на груди смыкаются руки с потрескавшимся маникюром
-Скучал? - в нос бьет запах перегара, лука, сигарет и каких-то ацетоновых духов. - это Надюха.
Справа Палыч наклоняется и пьяно шепчет в ухо:
-Ты это. Не теряйся. Она у нас любвеобильная.
-Паллыч! Не вводи Толика в заблуждение! Я честная давалка! Только по любви! Толя, я вся твоя!!!!- Надюха пьяно смеется.
Оранжевая помада влажно блестит при свете лампочки, на нас никто не обращает внимания.
-Толя, пойдем, поговорим за жизнь, — Надюха настойчиво берет меня за руку и поднимает из-за стола.
-Иди, иди, Толян, - мужики смотрят на меня, Надюху и друг на друга, криво улыбаясь. - Получи боевое крещение.
Я не успеваю ничего предпринять, как оказываюсь с Надюхой в темном коридоре перед кабинетом медика.
-Хочешь меня? Скажи что хочешь! Я сразу поняла, что ты из этих, - пьяно шепчет Надюха
Её руки шарят у меня в брюках, пытаясь нащупать ширинку. - Ой, какой маленький! Ну, ничего, щас поднимем, погоди ка погоди.
Она отталкивает меня, задирает свой жилет и снимает с себя штаны вместе с трусами.
Все это хозяйство спускает до колен, она поворачивается ко мне спиной и упирается руками в стенку:
-Давай, нахлобучивай!
-Это, Надежда, бля, Надюха, я не хочу пока, чо так сразу, не привык я так.
-Толян, ты чо? Импотент? Я чо, должна тебя уговаривать?
-Надюх. Давай завязывай с этой херней. Не дело так, в коридоре.
-Бля, Толик, всем дело, а тебе не дело, - отвечает Надюха. - Ты чо? Аристократ ёбанный? Да пошел ты нахуй (орет на весь коридор). Дядя Толик импотент!!!! Фрол! Ты где? - и убегает по коридору, надевая на бегу все что сняла.
"Ну и ну — думаю. - У меня ведь женщин было то всего две или три. И те не понравились, физкультура какая-то. Да и не надо мне это.
Понуро иду в комнату отдыха. Трогаю себя в обасти паха — влажно и липко.
В комнате отдыха — шалман. Кто-то притащил магнитофон. Играет Алена Апина, песня «Красивая девчонка». Пьяные бабы подпевают. Мужики говорят о чем-то. Я не вникаю. Сижу себе, смотрю на дно стакана. Фрола и Надюхи нет.
-Да ты это, Толян, не грузись. Надюху у нас тут каждый ёб, это как переходящее красное знамя, — Палыч протягивает мне прикуренную сигарету. - Скоро по домам, щас служебный автобус приедет.
-Палыч, это самое, а можно я на такси уеду? Чо то я нажрался.
-Езжай канешна. На работу только в понедельник. Так что отдыхай.
Попрощался со всеми сердечно. Мужиков обнял. Баб поцеловал в щечку. Жентельмен все-таки. Иду по темному коридору. Возле кабинета механика свернувшись калачиком, спит Фрол. Штаны спущены. Перешагиваю через него. Смотрю в лицо — спит. Из полуоткрытого рта вытекает слюна. Постанывает. Хорошо ему наверно.
Выход из здания — в конце коридора. Темно. Иду, вдалеке, возле стены сидит на корточках Надюха:
-А??? Толечка это ты??? ты куда?
-Я всё, Надежда. Уезжаю домой.
-Толь, отвези меня домой пожалста. Не хочу я с этими упырями ехать, - Помада у неё размазана, тушь потекла.
-Куда тебе?
-На Советскую.
-Рядом, отвезу, пошли, давай
-Помоги мне встать, не могу идти, паная савсем.
-Паная, помоги, отвези, охуели совсем
-Толичка не ругайся, я буду молчать и вести себя хараша.
-Ладно - Я еле стою на ногах, телефон звонит — это подъехало такси. Надо выходить.
Беру Надюху подмышки, поднимаю рывком с пола. Ну и тяжелая. Штаны спущены. Белая жопа наружу. Без трусов. Бля. Натягиваю ей штаны, по самую грудь. Заодно замечаю, что лифчика нет и грудь полная, горячая.
Едем в такси домой, на заднем сидении. Ничего не понимаю.
Играет, какая-то музыка. Приехали на Советскую, пытаюсь разбудить Надюху. Ноль внимания. Блядь, что делать? Щупаю одежду — может, телефон есть. Нет. Ни телефона, ни паспорта, ни вещей. Звоню Палычу — телефон выключен. Приплыли. Что делать?
-Ладно, говорю таксисту, поехали на Ленина, дом такой то.
Приехали. Долго искал по карманам, чем рассчитаться с таксистом. Нашел пятихатку. Таксист, пидор, сказал, что нет сдачи. Работает падла всю ночь, а сдачи нет. Кинул ему полштуки и послал нахуй. Взвалил постанывающую Надюху на плечо и пошел к себе, на пятый этаж, не бросать же в сугробе.
Лишь бы соседи не увидели. Вроде не увидели. Старики всё. В восемь вечера уже отбой. И меня знают — не шумлю, не балую, не бухаю.
Зашел в квартиру, отнес пьяную Надюху в комнату, пинком скинул пирамиду подушек и кинул Надюху на кровать. В одежде. Сразу же захрапела. Рот открыт. Оранжевая, блядь, помада. Щас всё белье зафаршмачит. Ну и хуй с ним. Сам еле на ногах держусь, пойду на диван.
Как был в одежде, так и уснул. Пьяным сном, с вертолетами. Проблевался на пол — нет сил идти в туалет.
Всю ночь снились кошмары: пьяная Надюха остервенело пыталась залезть ко мне на диван, срывала с меня одеяло, срывала с себя одежду. Пьяно шептала что то, дыша мне в лицо перегаром. Помню, снилось, что она голая, грудями легла мне на лицо, рука лезет в трусы, нащупывает там что то, и пьяно смеется: «Тооолик, а что это у тебя здесь? Что это за червячооок?». Потом опускает голову мне между ног и кричит оттуда: «Тоооолик, а тебе кто нибудь так делал?». Что-то там копается, шерудит руками и ртом. Я ничего не чувствую, в голове ухают вертолеты. Сон переходит в школьные воспоминания — полупрозрачное платье физички. Она стоит напротив солнечного окна, и платье просвечивает очертания бедер и промежности. Мы всем классом уставились в это место. Сосед по парте, Жека толкает меня локтем и показывает неприличные жесты — на левой руке большой и указательный пальцы кольцом, в них пихает указательный палец правой руки и лыбится, пузырями пуская слюну. «Тооолик, ты чо, импотент» - в школьный сон вторгается сон с Надюхой. - «Толик, я не поняла, ты чо, совсем охуел? Я тут, понимаешь, приехала к нему, а он вот чо» - Надюха грубо хватает меня за яйца, я машинально дергаюсь назад и бью её ногой в лицо. Надюха с глухим стуком падает с дивана. Во сне Жека, сосед по парте толкает меня локтем и показывает на свой стояк и говорит. «Смотри, у нас всех на неё уже встал». Я оглядываюсь, все парни нашего класса лыбятся, девочки уткнулись в тетрадки. Я смотрю на физичку. Она стоит голая. На лобке — кудрявые рыжие волосы, как треугольная подушка. Грудь — четвертого размера, с синими прожилками, живот белый и дряблый. Физичка смотрит мне в глаза и говорит: «Толик, нахуя ты меня пнул? У меня синяк будет». Я испуганно мотаю головой. Физичка подходит ближе, берет меня двумя руками за член. Я в ужасе отшатываюсь. И как на велосипеде машу перед собой двумя ногами. Изо всех сил. Куда-то бью. Что-то хрустнуло. Физичка охает и падает на пол между парт. Из носа физички течет кровь. Она не шевелится. Я кричу: «Пошла нахуй, не смей меня трогать, ты же учительница твою мать! Я директору все расскажу!». Знаете же, как это бывает во сне? Кричишь вроде как в полную силу — а изо рта и звука не выходит. Бьешь как бы изо всех сил, а удары медленные, как в замедленном кадре. Вот и у меня также. Кричу, а ничего не слышу. Бью ногами в воздух и дышу через силу. В голове громыхают вертолеты.
Утро.
Наконец-то.
Просыпаюсь на спине. Открываю глаза и смотрю в потолок. Он серый.
«Ну и нажрался я вчера, - думаю. - Больше не пью. И меньше тоже» - пьяно хихикаю. Вспоминаю сон и физичку. Ну и приснится же такая херня, это все вчерашняя «Березовая роща».
Приподнимаю одеяло и смотрю на себя — в трусах. Всё нормально. Я вроде вчера не один приехал.
Сбрасываю одеяло, сажусь на диване, опускаю ноги на пол.
Ноги упираются во что то мягкое и холодное. Нагибаюсь — на полу, около дивана лежит Надюха. Голая. Голова — в районе моих ног. Под носом запекшаяся кровь. Голая грудь приплюснута и похожа на растаявшие восковые свечи с темным фитилем - соском. Одна нога согнута в колене, другая выпрямлена, открывая мне вид на сами знаете что. Не очень радужный вид с похмелья надо сказать.
-Эй, Надежда, вставай, давай, - Тереблю её по ноге своей ногой. - Надежда, мой компас земной, вставай бегом. Утро уже. Ну и нажрались вчера.
Она не отвечает.
-Надюха, бля, вставай, давай, - пинаю её по ноге, уже сильнее.
Ноль внимания.
Встаю с дивана, перешагиваю через неё и встаю над ней, осматривая с ног до головы. Что-то здесь не так. Приседаю. Хрустят коленки.
Думаю: «Как это в фильмах про ментов пульс меряют, вроде как на шее». Дотрагиваюсь до её шеи и тут же одергиваю руку. Шея холодная и твердая, как силиконовая игрушка, или сильно замороженное желе.
Дотронулся еще раз, пытаясь нащупать пульс. Посмотрел на лицо Надюхи — глаза полуоткрыты и немного закатились. Сухие. Под глазами — потеки от туши. На носу рана, из нее торчит что-то белое — никак кость. Под носом — запекшаяся кровь. Запеклась прямо на усиках. Помада размазана на пол-лица. Зрелище жуткое.
Вспоминаю ночь. Вроде ничего не было. Вспоминаю сон. В голову лезет ужасная догадка. Неужели это я её во сне ушатал? Точняк! Что теперь делать? Ментов вызвать? Пришьют умышленное убийство. Сто процентов. На лицо — телесные повреждения. Голая. Перед глазами всплывает тюрьма и зверские лица зеков. Сколько сейчас за убийство дают? От десяти? Лоб покрылся испариной. Сердце замерло.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Так, Толя, думай. Кто знает, что она здесь? Никто. Соседи не видели. Они спали. Я знаю, я с ними уже 30 лет на одной клетке живу. Таксист знает, который подвозил. Ну и что? Скажу - потрахались, и уехала восвояси. Так. Надо что-то делать.
Решение приходит само собой. Сразу все встает на свои места. Возвращается прежняя уверенность, руки перестают дрожать и тянуться к сигаретам. Всё! Не пить и не курить.
Надеваю тапки, иду в ванную. Принимаю душ. Моюсь тщательно — с мочалкой и мылом. Бреюсь до синевы, чищу зубы. Ополаскиваю ванну. Одеваюсь. Иду в ближайший магазин. Покупаю пятьдесят пакетов для льда. Знаете, такие — с отделениями под воду, заливаешь в них воду и кладешь в морозилку — получается лед одинаковыми кусочками. Пакеты для льда были только сердечками. Ну, сердечки так сердечки, думаю.
Дома ничего не изменилось.
Надюха лежит на полу возле дивана, по телевизору идет «Пусть говорят». Нормально, жизнь продолжается. Приподнимаю Надюху подмышки и тащу в ванну. От неё пахнет алкоголем и ацетоном. Думаю: «Надо освежитель воздуха купить». Перетаскиваю Надюху в ванную комнату и перебрасываю лицом вниз в ванну. Чугунная ванна тихонько ухнула от удара Надюхиной головы. Переворачиваю Надюху лицом вверх, сгибаю её ноги в коленях. Руки складываю на груди. Грудь холодная и твердая. Постараюсь больше не прикасаться. Включаю холодную воду. Запираю сливное отверстие и набираю ванну холодной водой. Достаю из морозилки пакеты с сердечками льда. Обкладываю ими Надюху. Любуюсь с удовлетворением. Так, не расслабляться. У меня два дня выходных. Никто искать не будет — все законно. Надо максимально все успеть.
Иду на балкон. Копаюсь в ящиках, полчаса.
Наконец, нашел что искал — пила ножовка с полотном из нержавейки. В силиконовом чехле. Новая, ни разу не использованная. Вот и пригодилась. Иду в ванну. Насвистываю «Надежда, мой компас земной, а удача — награда за смелость». Так, с чего начать. Труп могут идентифицировать по чему? По отпечаткам и лицу. Надо эту проблему решить. Надеваю перчатки с резиновыми накатайками на внутренней стороне ладони — такие на всех заправках продаются и у каждого водителя их не одна пара.
Так.
Спокойно отпиливаю ножовкой у Надюхи кисти рук. Кладу их в пакеты — каждую кисть отдельно. Отношу в холодильник — на нижнее отделение морозилки. Потом отпиливаю голову. Перед этим ножницами состригаю Надюхины слипшиеся волосы. Бритвой сбриваю остатки. Складываю все в пакет и несу в морозилку. На отпиливание головы убил час. Весь покрылся испариной. Слишком много сухожилий и костей — один позвоночник чего стоит. Пришлось попотеть. Закончил. Крови нет. Лед сделал свое дело. Беру Надюхину бритую голову в руки, осматриваю со всех сторон. Глаза приоткрыты и закатаны. Закрываю Надюхины глаза рукой. Ложу голову в черный пакет для мусора и отношу в холодильник.
Так, дальше отпиливаю обе руки по локоть и ложу в пакеты.
Дальше — с локтя по плечо. Ноги отпиливаю таким образом: ступни отдельно, от ступней до колена, от колена до бедра. Все это складываю по отдельным пакетам. Остается обрубок тела в окружении сердечек. Сливаю воду. Холодным душем поливаю то, что осталось, смывая кровь, грязь и прочее дерьмо.
Так, никто не звонит, значит Надюху никто не потерял. Я так думаю, что на неё всем похер. Пропала и пропала. Мужика нет, детей нет. Не вышла на работу? Ну, забухала, значит. Все знают Надюхин веселый нрав.
Собираюсь на улицу. Одеваюсь, беру рюкзак. Складываю в него пакеты из холодильника. Все, кроме тех, где голова и кисти рук. Разъезжаю, целый день на городских автобусах, выбираю городские помойки погрязней и раскладываю пакеты поглубже в мусорные контейнеры. В разных концах города. Я обычный мужик с рюкзаком. На меня никто не обращает внимания. В черной куртке, черной шапке. С рюкзаком — таких, как я, половина в автобусе.
Прихожу домой под вечер. Усталый и довольный. Остался один день. Надо продолжить с тем, что осталось. Кромсаю Надюхины останки ножовкой и мясницким ножом. Раскладываю в отдельные черные пакеты для мусора. Упаковываю в холодильник. К ночи морозилка забита одинаковыми замороженными пакетами.
Утро. Включаю телевизор. Программа «Здоровье с Еленой Малышевой». Нормально. Пусть будет Малышева. За день развожу то, что осталось от Надюхи по городским помойкам. К вечеру в холодильнике остается три пакета — с головой и кистями рук.
Звонит телефон, это Палыч:
-Толян, здорова! Ты живой? Завтра на смену, в пять утра на АТП. Едешь туда-то. Огурцов звонил, беспокоился, как ты там. Телефона твоего он не знает.
-Здорова Палыч, - отвечаю бодро. - Огурцов тормоз, я ему свой телефон пять раз давал, с пьяну не записал наверно.
-Да, он такой, козлик. Надюху не видел? Пропала куда-то. Забухала наверно, проститутка.
-Не, Палыч, не видел. В пятницу довез её до Советской, сам домой поехал, больше не видел. А чо случилось?
-Да ни чо, не грузись. Все заебись. С ней не первый раз такое.
-Ну, пока, до завтра.
-Давай, Толян. Увидимся.
Готовлюсь к смене. Думаю, не хорошо все-таки с Надюхой получилось. Надо бы голову поближе к работе отнести. Чтоб упокоилась возле любимого места. Ладно, завтра разберемся.
Посмотрел телевизор. Поел макарон с тушенкой и уснул.
Будильник поднял в четыре утра. Встал, побрился, выпил двойного кофе без сахара. Оделся. Походил по квартире. Посмотрел в окно — подмораживает. Взял рюкзак, положил в него оставшиеся три пакета из холодильника. В 4-45 выбежал на остановку — первый автобус.
Приехал на АТП. Все как положено - путевой лист, медик, диспетчер. Взял ключи от автобуса на вахте. Огурцов молодец. Автобус чистый и заправлен под завязку. Ну что, надо бы попрощаться с Надюхой. Перед выездом остановился возле огромного кузова с мусором — там всё, начиная от бытового мусора, кончая промышленным — мазут, какие то железки, помои из столовки, тряпье, ветошь, коробки, бумаги. Запихал вглубь всего этого дерьма два пакета с Надюхиными руками.
Здесь точно никто ничего не найдет. Мусор вывозят два раза в день за тридцать километров от города, на огромную городскую свалку. С воронами и собаками.
Голову пристрою попозже.
Рюкзак с головой положил в отделение для инструмента, возле аварийной двери автобуса. Оттуда сифонит холодом с улицы, так что голова не разморозится.
Так два дня с Надюхой и отъездил.
Люди входили — выходили. Благодарили за хорошую езду. Просили остановиться там и вот там. Ребенка пописять, багаж забрать. В общем, делал свою работу. На славу.
Под конец смены вспомнил про Надюху.
Уже по приезду на автовокзал, достал рюкзак, вынул пакет с головой, открыл. Посмотрел еще раз в глаза, погладил обритый череп. «Ну что, Надюха, будем прощаться». Подъехал к контейнерам в углу. Сунул черный пакет с головой в самый угол самого дальнего контейнера.
«Прощай, Надежда. Вот тебе и Дядя Толик».
Иногда приезжаю на полигон твердых бытовых отходов, куда свозят мусор с нашего АТП. Похожу там, посмотрю на ворон. Вот и проведал тебя, Надежда.
избито. есть даже фильмец, в котором дева-фанатка не то что расчленила кумира, убитого ею в припадке ревности, но и съела его по частям (времени было достаточно). имеются орфографические ошибки, невычитка и фактологические. всё-таки толчок и ванна не в туалете расположены. итого: из предложенного съедобен только авторский язык, но и он не без греха. предписание: переходите к более оригинальным идеям. кстати, тут можно было хорошо отжать отсутствие психопатии у мужика, в общем-то. и автору это было по силам. но он схалтурил.
0
