Короткое описание: Жизнь шестнадцатилетнего парня превратилась в сущий ад. Брат - идиот. Этот кошмарный сон. И конечно она. Все это сложилось роковую цепочку и проклятым концом ее был именно я. Цена поражения… смерть.
Сегодняшнее утро началось замечательно. Я первый успел в туалет, и две минуты, как уже с натянутыми штанами, сидел на унитазной крышке и наслаждался импровизацией стука кулаками в дверь своего брата и приглушенного вопля отца . Снова удар рукой, еще один сильнее, еще один. Видимо братец разминает ноги. Но последние два стука были невероятной силы. Я уже представил отца с кувалдой в руках и обоссанным членом в трусах. Но приоткрыв двери я понял что угадал только на половину. Передо мной стояло нечто с размерами холодильника, в одной застиранной синей футболке. В самом низу футболки красовалось, увеличиваясь, мокрое темное пятно а рука, поверх уже взмокший одежды, удерживала предмет своего стыда, но стыда он не испытывал. Я открыл пошире и инсценируя застегивания штанов, выскочил из туалета. Громила в свою очередь, очень спокойным шагом, направился во внутрь. Из его левого глаза скатывалась вдоль носа, уже доходя до верхней губы, капля чего то. Чего? Нет , все в порядке, это не слезы, он вообще не плачет. Это была капля крови (его крови), а исходила она не из глаза, а чуть выше, из разбитой брови . Все под контролем. Дверь захлопнулась. Прошу любить и жаловать мой брат. Хороший сегодня день, почему то подумал я, натягивая носок у себя в комнате. Но он и вправду был неплохой, лучший наверное на этой недели. А если действительно лучший, то почему об этом и не подумать. Порадоваться. Но радовался я больше не дню, а скорее событию этого дня. Вернее последующей трапезе этого события. Вообщем я надеялся вкусно поесть, а собирался я, не поверите, на похороны. - Я готов,- садясь за стол с чашкой чая. Летал взглядом в поисках пол литровой банки с остатками сахара. -Очень хорошо,- ответил отец заливая кипяток в ту самою стеклянную банку с остатками, желтой каменой, сахарной массы. - Я видел Голены пошли. Думаешь пора,- желудок требовал еды. -В таких случаях нет подходящего время,- заявил отец, размешивая простую, уже заметно пожелтевшую, воду в банке,- но думаю нет, еще не время,- мой живот здулся. Вчера я забыл поужинать. Вернее не успел .мой братец хоть с головой и не в ладах, но в остальному лучше чем у мене с отцом, вместе взятых. Не испытывая чувств сытости, он ест все до тех пор пока его, более умнее чем он сам, желудок наполняется и больше не в состоянии принимать пищу и только порывы, а то и сама рвота, первой свежести едой, прекращает функцию о приеме пищи. Иногда все же он эту слизистую, пережеванную желто -серую массу, сгребая руками со стола а то и с пола, запихивает себе в рот и снова жует . И лишь повторные порывы рвоты окончательно снимает интерес к еде (всего на несколько часов). Вчера его возможности торжествовали в схватке с едой. А именно с его количеством, и как результат, голоден остался я. Черт возьми, опять я. -Я цветок купил, слышал так принято ,-пытаясь вернуть мысли отца к похоронам,- забыл правда название. - Это астра, у Михалыча, соседа на клумбе такие же растут,- ответил продолжая наматывать круги ложкой в банке с бледно желтой жидкостью.- Он мне утром принес один. Сказал Денис твой заходил вчера, вечером. Хотел поздороваться, а он так прытко, через забор и в кусты. Надеюсь все нормально, летел то он носом вперед. Слышу хруст веток (жаль не руки, не шеи, только веток) а нога еще на заборе висит. Подумал обойдется, надеюсь чтоб обошлось,- пересказал слова соседа отец. -Ну да, заходил к Миха... (как же его имя) дядь Андрею, мне его доч десятку торчала, предложила замять долг цветком. Я подумал о клумбе, ну и взял, что такого,- серьезно оправдался я. -Он не стоит десятки, максимум гривен четыре,- спокойно сказал отец ,-а уж если реч шла о ее цветке, то это не больше десяти копеек с доставкой на дом, да в придачу, с пакетом “все включено”,- улыбнулся отец. Я поддержал его улыбкой, будто понял незамысловатую шутку, если он вообще шутил. Отец залпом осушил банку и поставил блестяще чистую тару, без единой песчинки сахара, прям передо мной. Я облизал верхнюю губу. - Думаю пора,- наконец то , сказал он,- ты День наедайся, хорошо,- прочитал мои мысли отец,- а Леше я принесу что нибудь. Если все можем идти. Мы вышли во двор. Я посмотрел на кусты шиповника, слегка помятые. Отец зделал вид будто не заметил или просто не заметил. Улицей мы направились к дому Берзовых. Хороший сегодня день снова подумал я. Да хороший а станет он самым ужасным. Но это мне предостоит узнать чуть позже, чуть-чуть позже. Похороны были для Надежды Сенчиной, тридцати двух летней женщины, красивой учительницы и матери десятилетней уродливой дочери. В шесть упала в костер, в место глаза торчал шипящий уголек. Кусок дерева вытащили ,но красивее она не стала. Так и стали ее называть “запеченная картошка”. Умерла Надежда Сенчина от инфаркта. Во сне увидела свою, еще шестилетнюю дочку. Она стояла на том же роковом месте костра. В том же белом платеце, с венком из одуванчиков на голове. Ее личико было очень милым, личико обаятельного, прекрасного ребенка. Будущей учительницы, или экономиста, а может известной модели или даже королевы красоты (если только королевство, это сарай а участницы -обоссраные свиньи). На лице маленькой Кати исчезла улыбка, ее заменили гримасы боли. -Мама мне больно,- венок дымел, вжигаясь в голову ребенка,- больно мамочка, больно,- пошла первая слеза. - Потерпи доченька ,мамочка поможет тебе,- заливалась слезами Надежда,- это сон Катя, всего лишь сон,- успокаивала скорее себя, нежели доч. - Нет мама, не сон,- запах горелой плоти гулял в воздухе,- спаси меня мамочка,- шквал слез потек рекой, по еще милому личику ребенка,- ты сможешь помочь, ты знаешь. - Нет, не знаю,- ноги матери пустили корни . Все пальцы ног врезались в землю на несколько метров а то и километров,- о чем это ты Катя, прошу скажи. - Ты мамочка, это ты бросила меня в костер,- лицо ребенка искажалось, будто чирь, со щеки вылез свежий, кровоточащий ожог,- это за порванные колготки да, но меня толкнули и я упала. Может и тогда была моя мама, моя мамочка. - Господи что ты несешь,- вырвалось у матери,- я люблю тебя, люблю больше всего, слышишь, я бы ни зачто так не сделала,- стекающие слезы способствовали большему росту корней. -Но ты это сделала,- лицо ребенка покрылось порезами и ожогами, а вместо глаза была лишь темная дыра из которой сыпался пепел,- ты сделала меня уродом, - голос дочери напоминал голос прокуренного деда, с трехсотлетним стажем. - Боже мой, что мне сделать, что б ты меня простила, что? Что?- разбуди меня Катя пожалуйста. Кто ни буть врежьте мне. -Ты должна сгореть,- сказало сухое тлеющее нечто,- обгореть, стать худшим уродом из уродов. И тогда рядом с тобой я стану красивой, мамочка,- сказало оно нежным голосом,- мы будем любить друг друга, только мы и больше никого. Навсегда до самой смерти. Надежда только было хотела чтото то сказать, как, громким ревом, пламя огня покрыло ее. Волосы вспыхнули огненным клубом. Шелковое платье полностью сгорело на ней, оставляя лишь черные гнойные пятна. Огонь немного стих . Полуголая она упала на четвереньки, приподняла голову. Снова красивая и милая Катенька смотрела на маму и улыбалась. “Что б ты здохла, еще тогда в том костре, дрянь малолетняя” мысленно произнесла лучшая мамочка своей любимой дочери . Зря. Второй взрыв огня впился с удвоенной силой в тело учительницы, выжигая плоть с ее тонких костей. Огонь горел и горел, наверное и сейчас он продолжает также гореть. Лицо Надежды Сенчиной, несмотря на все случившееся, выглядело очень прилично. Немного косметики пошло ей только на пользу. Хоть сейчас на свидание, но нет сегодня у нее другие планы, у нее похороны, ее зароют в землю. Ну а после, приходите, милости просим. К несчастью для нее… пришли. Я стоял ближе к летней кухни. Большие кастрюли и еще больше котлы стояли на самодельной плите. Пламя огня от сухих дров поддерживало температуру кипения моего обеда. Скоро, совсем скоро. Слева от плиты стояла женщина со сковородкой возле уже газовой плиты. Балон под давлением со взрывоопасной смесью стоял в двух метрах от ада огня, сухих дров, откуда постреливали жарюки, будто пытаясь попасть в балон с газом. Гулять, так гулять. Обед есть, люди собрались а еще несколько ям выроем, конечно выроем. Будто услышав, один жарюк вылетел с жаровни и подкатился в плотную с балоном. Но после трех минут жарюк погас а взрыва так и не было. Ничего в следующий раз точно будет. Не замечая милости божией и спасения человечества, женщина продолжала жарить на сковородке сочные котлеты, то и дело облизывая свои жирные, пальцы. Как я хотел их облизать, хоть один, одинешенький. Я уже было потянулся сосать старческие, засаленные, с немытыми ногтями пальцы, как не по своей воли потянулся назад. Это был мой отец. -Пора выходить на кладбище. -Хорошо. В одиннадцать двадцать мы вышли а уже начало первого батюшка заканчивал молитву об умершей. Началось прощение. Выстраиваясь в цепочку, люди проходили мимо гроба, тихо бормоча прощальные слова. Некоторые высказывались в потугах криков, надрывного плача и неразборчивых фраз. Настала моя очередь. Надежда Ивановна лежала в черном платье с оголенными руками и вырезом на шее. Но мое внимание остановилось совсем на другом. На шее у нее была золотая цепочка, еще одна поменьше с крестиком. На пальцах были три кольца (два из них точно из золота), еще браслет. Зачем, подумал я . У нее есть доч, почему не ей, близким родственникам. Кто так решил, ее доч, ее мать, да она еще жива (а может она сама). Впрочем эта деталь меня не интересовала ,я бросил цветок в яму и отошел в сторону. Уже через несколько минут люди перестали биться горем об умершей. Они направлялись назад , набивать свои животы едой и выпивкой. Меня беспокоила так же одна единственная мысль. Я думал о лопате. Просидев за столом, не прикасаясь к еде, ковыряясь вилкой в пережаренной сухой, будто обгоревший кусок пенопласта котлете, я думал о чем то большем, чем проста еда, пища грешных. Я думал о великом, всемирном …о грабеже покойника. Восемь часов. Блестящая лопата уже привязана к моему велосипеду “Украина”,умели же делать. Еще мой братец на нем катался. Кстати, именно на нем он мча с бешеной скоростью , вылетел в самый угол бетонного фундамента. Насадил свой череп (как сырое мясо на металлический шампур) на заостренный каменный угол. Часть мозга вырезали, но смотря сейчас на его лицо, наверно он только рад этому (он этого хотел). Усевшись поудобней, я поехал в сторону кладбища. Ехал лесной тропинкой, так ближе думал я, и безопасней думала ,моя задница. Приехав, осмотрелся, все тихо. Пора. Могила Надежды Сенчиной была в самом конце кладбища у края соснового леса. Так что, в случае чего бежать есть куда, но от кого. Я здесь один, среди живых, так уж точно. Ну все, ближе к делу, самое уж время попотеть. Воткнув лопату в землю я упал будто скошенный. Затрещали сухие ветки. Сердце калаталось, так что я прикрыл его ладоньей, что б никто не услишал. Пролежал так минуты три, но показалось что дольше. Вроди тихо. Может зверь, заяц, наверное заяц, ну точно заяц. Я встал, обтряхся, взял лопату и обоссался. Рука на моем плече вжималась в кость. Я заорал с нечеловеческой силой, истратив при этом весь запас кислорода в легких. Но крика я не услышал, как нечего и не видел. Вторая ладонь, ладонище, закрыла мне одновременно глаза и рот. Вот и пришла моя смерть, подумал я, из за спины, подло, ну как и положено. Я теряю сознание. Запах лаванды. Лаванда? Она что растет в раю? Наверное так и есть, целые поля лаванды. Да, я хочу в рай, придуши меня скорей, давай же, смелей. Наверное начался дождь, цветы взмокли. Запах свежей лаванды. Да это точно рай, но я ошибся, к сожалению. Запах веял не нежным ароматом а обычным, человеческим потом ,это был мой братец , Лешенька. Он постоянно моет руки мылом с запахом лаванды. Своими громоздкими руками взмылюет брусок мыла за десять минут, а если что останется, съедает. Наконец то он отпустил меня, мои легкие вздулись от наполненного кислорода и я в порыве злости, что есть мочи, толкнул его в грудь. Безрезультатно. Хотя нет, я поскользнулся и свалился на задницу. - Какого черта ты здесь делаешь,- мои мысли приходили в порядок. - Я пришел помочь тебе,- промямлил дылда. -Нет, иди домой,- ответил я ,-мне не нужна твоя помощь,- только не сегодня. - Я сильный, ты слабый,- верно заметил мой брат,- где копать,- спросил он. Я продолжал сидеть. Он взял лопату, свою лопату, в три раза больше моей, запрокинул на плечо и стоял, закрыв собою полную луну. Зрелище невероятное. Куда браться всем этим мультяшным богатырям. Вот он герой, настоящий. Всем героям герой. Гордость нации. И старушку с горящей избы вытащит, и пшеницу в муку руками перетрет, и могилу для меня выкопает, и ведь вправду выкопает. Я только сейчас понял, почему он пришел. Мы часто подрабатываем, вскапывая огород, сажая картошку, ну и все другие весение работы. Так и этот раз, увидя меня с лопатой, решил помоч. Хотя здесь нет огорода и тем более картошки. Но работа для него сегодня найдется, уже нашлась. Какая разница где копать, на огороде, или на кладбище, земля везде одинаковая. Да и экскаватор ходячий ничего не скажет, просто не вспомнит, где был, куда ходил, что делал. -А знаешь, Леша у нас есть сегодня работа,- приподнялся я,- мы будем сажать деревья. -Деревья,- недопонял он,- а где деревья. Так вот же целый лес, придурок. -Я займусь этим, но сначала нужна ямка,- указал пальцем в сторону горба,- вот здесь. - Хорошо Ди... е Де... и...с , я буду стараться . Он схватил лопату, деревянная, полированная, рукоять заскрипела в руках, пошел работать. Я сел немного подальше от эпицентра грешных действий. Какой у меня братец, всем бы такого. Я рад что отец не отдал его, толи в приют, центр какой то, или еще куда там нибудь, он нужен нам. Он и пенсию получает, по инвалидности. Сказали на лекарство, каждый день принимать. Но зачем ему эта химия. Мой брат и так здоровее всех, не жалуется, значит здоров. А то что, он просто не может испытывать чувств боли, голода, страха, ненависти, милосердия, так это уже его личная проблема. Он здоров, на столько, на сколько выглядит, а выглядит он дай бог каждому. -Де.. е.. с…,- никогда не вспомнит он,- здесь что то, не знаю. -Хватит, хватит,- подбежал я,- достаточно. -Здесь что то, не знаю,- по плечи торчал он из ямы. - Я знаю,- смотрел я на крышку гроба,- теперь иди за деревом в лес. Выкопай и принеси, понял? -Хорошо,- буркнул Леша и пошел в лес. Ох ни черта ж себе, тихо произнес я. Яма была вдвое больше чем нужно. Ничего, сам выкопал сам и зароет. Я спустился, достал из кармана щипцы. Выдернул ими из крышки четыре гвоздя и стоял, парализован страхом, смотря вверх на луну. Мои движения были скованы, ком в горле, как затычка, не давал сглотнуть немного слюны. Я испытывал чертовский страх. Может перекреститься? Попробовал. Не помогло. Отче наш? Не знаю. А если осиновый кол. Точно, но только беда, лес то сосновый. Ну и черт с ним, я зажал в руке щипцы и приподнял крышку. Все тихо. Дальше больше потянул и сбросил ее в сторону. Здравствуйте теть Надя, как самочувствие, лежите, отдыхаете, а я вот нет, работаю, копаю. Что за бред лезит в голову, ужас. Надежда Ивановна лежала в том же положении что и на похоронах. Уже время ложится спать, а у нее даже пижамы нет. Вот так в одном платье будет лежать и весной и летом и даже зимой. Замерзнет, но это уже никого попросту не волнует, мертвые сегодня не в почине. Да наверное именно так, согласился я с собой, лучше встать на колени в гроб и так будет удобней снимать золотые украшения. Цепочки уже в кармане, остались кольца. Как же они снимаются. Я уперся в труп локтями и тянул палец и кольцо в разные стороны, наконец то поддалось. Мой правый локоть соскользнул с тела, кольцо у меня. Надежда Ивановна невозражала. Ее платье немного съехало, оголив часть бюстгальтера. У нее тело было нормальной полноты. Мне было удобно сидеть на ней, даже больше чем удобно и я поддался на ее коварство. Осмотрелся, родственника нет. Я положил ладонь на ее грудь, холодная, но мягкая. Там же один жир, учил я в школе, потому и мягкая. Второй рукой залез уже под платье, немного лучше. Неуклюже массируя плоть мертвой женщины, я почему-то вспомнил густое, сырое тесто для выпечки хлеба. Таже плотность, похожие ощущения, но тогда мой половой орган не возбуждался а сейчас он рвался наружу, просто выпераясь из моих джинсов. Неосознано моя левая рука потянулась к ширинке. Стоп, что я делаю, искрой вспыхнуло в моей голове, но было уже поздно. На меня таращилась пышная зеленая ель, ее глаза бесстыжо и нахально всматривались в меня. Но нет, нахальства там не было, как и ничего другого. Там стоял с деревом под мышкой, мой братец. -Я сделал что ты просил,- бросил Леша дерево,- я знаю эту женщину, она нам помогает сажать деревья? - Да, она также любит деревья, ответил я что нибудь, - бросай это в яму и засыпай землей. Я вылез на верх и пошел любоваться своей добычей. Мне этого хватит на целый месяц, а может и на два. Куплю новый велосипед или даже мопед, правда, бэушный. Буду катать местных девчонок, а взамен получать то, что очень хотелось сегодня (не золото). Я уже представил себя, как несусь на черном байке, цепляю наивную дурочку, везу ее на берег реки и там ... из ямы выглядывает Надежда Ивановна. Какая еще Надежда Ивановна, что за бред. Но это было именно так, из ямы показалась голова мертвой учительницы. Она что жива, воскресла. Незнаю, но она уже вылезла по пояс, ее верхняя часть тела лежало на краю ямы. Еще миг и она уже целиком на верху. С секундным опозданием выскочил и мой братец. Леша схватил за руку и начал волочь ее в мою сторону. Ну слава богу, она мертва, это он ее вытащил из гроба и тащит сюда. Но какого черта он это делает. Я в недоумении помчался ему навстречу. -Ты что делаешь, придурок, -крикнул я,- брось ее, тащи назад,- продолжил уже чуть тише орать. - Нет, ей нужно домой,- ответил безмозглый,- она пойдет вместе с нами. Домой. -Нет, не пойдет, она мертвая, она не может ходить,- каменный аргумент бросил я,- ходят живые а мертвые лежат,- блистал я знаниями. -Она лежит,- подтвердил Леша,- значить она мертва. -Да, мертва,- наконец дошло балде,- ее нужно похоронить, закопать в землю. Ты это сделаешь, она будет очень благодарна тебе. -Хорошо, я сделаю это. Леша схватил учительницу уже за ногу и потащил обратно. Ее платье задралось до подмышек. Оголенное тело, извалявшись по земле, больше не вызывало прежних чувств ,вообще никаких чувств. Леша бросил тело в низ, метко бросил. Надежда Ивановна, напоминая глухой звук падения мешка с картошкой, приземлилась в том же положении, что и на похоронах. Правда платье уже прикрывало только половину ее тела. Он спрыгнул, накрыл крышкой и вмиг выскочил, искал свою лопату. Я тоже решил побыстрее с этим покончить и взял свою, уже остывшую без дела, лопату. Сбрасывал землю я в небольших количествах, не потому что не хотел, просто возле меня ее было мало. Подошел к больше насыпанной куче, где мой братец взгребал землю с невероятным эффектором. Попробовал и я поддержать его темп, но не успев бросить и одной лопаты как, на отмашь, деревянным, полированным, бруском получил по своей хрупкой ,неукрепленной шлемом голове. Я свалился как бревно, наверное потерял сознание. Но все что не делается, все к лучшему, нашел положительную сторону в идиотской безалаберности своего братца. Я полежу, подышу свежим воздухом соснового леса, приду в чувства, надеюсь к тому времени он уже закончит все. Но брат мой уже перестал копать. Что закончил, так быстро. Нет, Леша решил помочь брату, которого сам и пришиб, нечаянно (наверно нечаянно). Братскую любовь еще никто не отменял. Что ты в меня тычешь, безмозглый кусок дерьма, туманно мешались мысли в голове, тоже мне первая медпомощь. Хоть бы не пришло в голову сделать дыхание рот в рот, но нет, пронесло. Иди работать киборг на стероидах, не в твоих заботах о чем то думать. Но Леша принял решение, первое в своей жизни после травмы. Он схватил меня за ногу и потащил в яму. “ходят живые а мертвые лежат” бубнил он себе под нос. Да я не мертвый, дырявая твоя башка, сознание мое приходило в ужас, очнись же, очнись. Выпусти меня, я сказал, но Леша не выпустил, он не слышал, он делал свою работу. “Ходят живые, мертвые лежат” не умолкал он. Леша бросил живое тело своего брата в гроб и снова закрыл крышкою. Сознание прояснялось, но тело пока не слушалось меня. Я приоткрыл глаза, темно, и сколько прошло времени. Минута, две, мажет час. Я услышал глухой грохот брошенной земли, он еще там, продолжает хоронить собственного брата. Я попытался вскрикнуть но без результатно, мой голос был хриплым и тихим. Я начал паниковать, бился спиной об крышку гроба. Но какой толк, если я и проломлю сырую, трех сантиметровую доску, то меня наверняка засыплет землей, а это только ускорит мою смерть. Да, сегодня она подошла ко мне, как никогда, близко. Я не хотел в это верить, но оно случится. Что я могу сделать. Ничего, я сегодня умру. Впервые за несколько лет я заплакал, нет не ревел, капли слез медлено стекали по моему лицу, они тоже это понимали. Но когда все случится, через сколько минут. Наверное, минут двадцать, максимум пол часа. Что я могу зделать за это время, немного а может и нет. Только сейчас заметил что здесь я не один. Подо мной лежит полуголая Надежда Ивановна, ее лицо я не видел, но ее уже мягкое тело дало мне это понять. Мы умрем вместе, подумал я. Вместе услышим летние ветра, вместе встретим новый год, вместе отпразднуем, восьмое марта. Мы будем всегда вместе и этот факт меня немного успокоил, надеюсь и Надежду Ивановну тоже. Мое время подходит к концу, углекислый газ делает свое дело. Будем прощаться. Оставшееся время, это наше время, мы проведем его вместе. Это наша ночь, единственная ночь. А все случившееся, или нет, это тайна, и я унесу ее с собою в могилу. Вообщем, прощайте. Ну а с некоторыми из вас в скором времени уже увидимся. Поверьте мне, в очень скором времени. Берегите себя (но это не поможет).
0
