Короткое описание: «Итак, по Авенариусу, мозг не есть орган мысли, мысль не есть функция мозга.» В.И. Ленин «Материализм и эмпириокритицизм»
Несколько лет. Всего несколько лет назад всё началось. Деревья росли, и птицы пели свои непоследние песни. Мы поднимали руки и соединяли их в эпилептические аплодисменты. Мы пускали мыльные пузыри и показывали свои белоснежные коронки. Всё было по-другому. Ветер был нежен, и дождь ласково массировал наши розовые от юности кожицы. Но однажды... Однажды пришел Он и сказал слово. Слово это было не знакомо нам - мы не верили в существование этих слов, но мы верили в белое и черное. Наша жизнь была - "белое", Он пришел и стал "черным" в нашей жизни. Наши глаза светились счастьем, а руки были слабы. Он взял нас одной рукой и столкнул в пропасть. Но это... Но даже это не смогло стереть наши песни и небесные голоса. Мы держались за руки и целовались. Целовались и пели псалмы. Мы всё еще видели как растут деревья и слышали пение птиц. Он резал руки, и капал на нас чёрной кровью. Черной кровью на белые одежды. Он был "черное" как кровь, а мы были "белое" как наши одежды. Так мы сталкивались. Но мы пели громче, а Он резал глубже. Ласковый дождь смывал с нас его, но он продолжал снова и снова. Пришло время... Наконец пришло время, когда на нас не осталось ни лоскутка белой одежды. Улыбки спали с наших лиц, а в горле нашем встал ком. Ком горечи поражения. Но у него не осталось крови. Он резал всё глубже. Он пугал нас своими руками. Но крови не было. Иссяк источник. И мы стояли и тянули руки к небу, мы плакали. Слёзы мыли и наши души, и наши одеяния. Потом был сон глубокий. Крепкий сон. Нам снились деревья и воздушные пузыри, теплые волны, сладкие ваты... Проснулся я первый, все спали крепким сном. Я первый потянулся вверх. Ночью был дождь, который вымыл наши одежды, а утром был теплый ветер, который высушил наши слезы. Я повел всех всё выше и выше. Мы вылезали из пропасти, в которую нас столкнул Он. Мы все вылезали и вылезали. Но пропасть не кончалась. Мы не замечали тех, которые скатывались вниз, мы засыпали их грязью и ползли вверх. Мы рвали корни деревьев зубами и кидались камнями в птиц. Мы вылезали из пропасти. Вы всё вылезали и вылезали, но были и те, кто скатывался вниз, и был засыпан грязью. Но я дотянулся до света и вытянул руки. Я улыбался. Я выпрыгнул из пропасти и глянул вниз. А внизу был весь мир. Мир без деревьев. Мир без птиц. Они все были в грязи. А на вершине только я... Только я и он. Только "черное" и белое". И он сказал, что ничего не изменилось. Просто у него больше нет крови, а у меня просто нет счастья... Я закрыл глаза от боли. Сжал кулаки. Я стал плеваться грязью которую ел. Я рушил камни мозолями. Он не боялся меня. Все камни были мимо. Я поднял руки вверх, но понял, что некуда их поднимать. Я заглянул в его глаза и увидел в них мою кровь. Она наполнял его жилы. Он улыбался черным смрадом. Я пережил весь мир и стал воином. Он пришел сюда сказав слово. И слово это было - война. Он воспитал воина, но не для той войны и не за этот мир. Я закрыл глаза и вновь принял в себя крепкий сон. Это был самый долгий в мире сон. Мне снились мертвые собаки грызущие их. Мне снились потоки нефти и канализационные ямы, мне снились гаснущие свечи и падающие взгляды, я переносился в прошлый мир, но он был будущим. Когда я проснулся, его не было рядом. Я протянул руку вперед и сказал, что там будет север. Я пошел на север. Тело моё морозил ледяной дождь, и обжигал свирепый ветер. Но север - это цель. И я шел к цели. Я встречал остатки былой жизни и останки былых жизней. Они были хуже смерти. Я ночью выл на луну, а днем кидался грязью в солнце. Я нашел себе друга - оборванную цепь. Потом жену - осколок детского черепа. Так я обрел новый мир - мир, в котором были друзья, надежней и крепче коих не сыскать. Мир, в котором верность и любовь. Мир, имеющий четкую цель. Шаги мои становились всё шире. Руки становились всё крепче. Глаза сегодня видели то, что будет завтра. Он иногда являлся и дразнил меня, моими же псалмами. И были они мне гаже его самого. Но мы метко били в цель. Он это знал, поэтому не часто появлялся. Страх перешел ему с моей кровью. Но ночи становились всё длиннее, дни короче. Я не мог идти ночью, потому что заботился о своих друзьях и жене. И мы боялись потерять цель. Я вспомнил тепло пропасти. Я решил сделать себе дом. Я начал рвать вокруг себя. Я вырыл яму, и мы спустились туда. Я боялся снов, но друг посоветовал надрезать вены. Так легче спать и меньше видишь снов. Я излил лишнюю влагу. Всем стало теплее и чище. Я опять погрузился в самый крепкий на этом свете сон... Молекулы с чудовищной скоростью соединялись. Соединялись в жизнь. Даже Он не мог усмотреть за ними. Я мог всё. Я был воином. Я грел их и гладил каждую. Они росли и размножались. Я спал так долго, что проснувшись забыл кто я и кто Он. Но верные спутники мои вернули мне воспоминания о многом. Я вылез из ямы и был приятно удивлен розовым солнцем. Я нагнулся - хотел было по привычке запустить в небесного карлика грязью. Но не было ни грязи, не желания. Я вспомнил тепло ямы. Лязгнула цепь. Я решил создать еще несколько домов. Я рвал грязь зубами и выгребал своими мощными звериными когтями смесь сажи и пепла. Я останавливался только излить немного жидкости из вены. Я впал в забвение ярости. Когда я очнулся, мы стояли посреди огромной лунной деревни. Кругом были пышущие моим жаром кратеры. Я вспомнил про север. Я вновь нащупал рукой направление, и мы двинулись вперед. Мои ноги сминали безжизненную почву, а моя слюна наполняла её жизнью. Мы шли быстрее Его. Он ни разу не догнал нас. Ученик всегда превзойдет своего учителя. Иногда я думал, что прошел круг. Но это был лишь мираж. Я не мог сделать круг не пройдя кратеры. Кратеры - это дом. Так я обрел дом. Иногда я вновь метался в яростной истерии. Я творил новые и новые селения. Но каждый раз они был хуже моих первых. Родные кратеры - там, где я однажды обрел покой и самый долгий на свете сон. Так я понял, что у меня есть родина. Я сел на землю и увидел свои следы. Они были ровными и симметричными. Я провел по ним руками и стер их. Воспоминания зубной болью вошли в мой мозг. Я вспомнил старых друзей. Я вспоминал каждое осеннее дерево. Я вспоминал их улыбки. Я возбуждался. Я возбуждался не телом, но душой. А в душе был злой червь. И память во мне породила злобу, на всё способную. Я взметнул в небо столб пыли и надежно спрятал свою жену. Я сжал в руке руку друга и рванул к цели. Теперь целью не был север. Целью был Он. Спустя много часов я трижды видел родные кратеры. Мы останавливались, отдыхали. Но червь вопил валторной мне в ухо про марш Мести. Мы наспех собирались и рвались к цели. Я поднимал столбы пыли. Я рушил камни и утесы. Я выпивал реки нефти. Но ничто не могло заглушить червя во мне. Я вновь и вновь взлетал в никуда и приземлялся в пепел только ради того, чтобы найти его следы. Мы с цепью не видели его. Наступил день и я увидел черное пятно. Пятно на солнце. Я сразу понял, что это Он. Руки сжались и закапали жидкостью. Я издал истошный рев, и звуки валторн слились с тромбонами, им вторили литавры и контрабасы, пели виолончели. Это был Марш Мести. Я взлетел, оттолкнувшись от кратера. Но цепь опередил меня и каждым звеном дотронулся до его безобразного черепа. Он упал на землю. Он с солнца упал на землю. Черный цвет крови его смешался с моей жидкостью и наполнил пространство запахом сандала. Я бил его, что есть сил. Мои зубы пронзали его горло , а огромные ноги жерновами месили его сердце. Но он становился сильнее. Червь сыграл злую шутку. Сделал мня слепым, а его мудрым. Но мой рев пугал его. Ведь в его жилах была и моя кровь. Я вновь обрадовался розовому солнцу. Я воспарил вверх и принял в лучезарной синеве позу лотоса. Воздушные потоки неба не смешивались со смрадом земли, и я завис между ними. Я видел страх в его глазах, а еще я впервые увидел в нем отражение. Отражение солнца в его глазах. Я улыбнулся. Из нутра моего вырвался мыльный пузырь. Спектры его лучами были излиты. Гигантской лупой стал мой пузырь радости. И солнце метко лучами жарило мою землю. Жарило мою землю и жарило Его. Он скукожился и испарился в землю. Я излил жидкость на его следы. Я опустился на землю. Уже был закат. Я победил Его. Я победил червя внутри себя. Но я услышал красоту Марша Мести. Возможно, я услышу его вновь. Надеюсь, что не услышу его вновь. Мы отправились на север за женой, чтобы затемно успеть домой. На Родину. Я устал. Мы все устали. Погрузившись в уютный кратер, мы еще раз воспроизвели события. События прошлого. Стало немного грустно. Я вновь надрезал вену. Сон окутал лунную деревню. Я парил как орел. Мои легкие лопались от свежести. Я чувствовал ветер свободы. Крепкий сон, как дурман, уносил меня всё дальше и дальше от реальности. Я был младенцем. Я плакал и ссал в белые пеленки. Все смеялись вокруг меня и строили клоунские физиономии. Я протыкал иглой диковинных животных. Я улыбался. Весь мир погружался в жасмин. Сквозь чистое небо планету разрывали электрические разряды. Они били прямо мне в голову. Били резкой животной болью. Я терпел и продолжал свой сон. Мои колени терлись в кровь о непреодолимый путь, а мой еще беззубый рот до крови растирал дёсны. Но я двигался и был счастлив. Мир был другим. Я чувствовал легкое возбуждение при виде живых существ. Они были счастливы, что я младенец. Они то знали что когда-то придет Он, и я уничтожу их... Мои планеты были гораздо меньше их, но их перспективы не шли в сравнение с моими планетами. Я метал глазами остаточный ток от небесных разрядов. Все любили и боялись меня. Мир был другим. Тьма приближалась. Она связывала ноги в белых пеленках. Она закрывала мои огромные голубые глаза. Я завис во тьме. В густой тьме. Так было той ночью когда я победил его. Мороз по коже заставил проснуться. Я наконец-то почувствовал. Пусть лишь холод, но всё же. Всё же я чувствовал. И уже не только розовое солнце заставило меня улыбнуться. Я был меньше чем обычно, но и мир стал меньше и уютней. Мы выбрались на поверхность. Черного цвета не было. Все стало ярче. Из кратеров пробивались магнолии, а в моих следах собрались лужи. Это было наше первое утро. Я нашел остатки медных труб. Я решил, что одной цели мало. Я соорудил розу ветров. Это был не сложно - ведь я знал где север. Она была больше всего на этом свете. Это было самое первое чудо цвета. Я ходил на север, возвращался и шел на восток. И повсюду я видел розу ветров, я знал к чему нужно придти. Я так ходил изо дня в день, я брал с собой жену. Я брал с собой друга. Мы ходили на запад и уходили на юг. Мы всегда возвращались домой. След ложился на след, а следующий еще сверху. Так мы создали дороги. Главные магистрали. И не было нужды сворачивать с пути. Это были главные магистрали. Пришло время и я встретил существо... Это был маленький человек. Такой же как и я. Он был абсолютно нагой. Я не мог понять "черное" он или "белое". Я испугался его. Я испугался, что это снова Он. Цепь ударил его в грудь, и густая красная жидкость испортила мою магистраль. Он умер. Но я был счастлив. Я был счастлив, что кровь его не была черной. Я был безумно рад сладкому запаху, я боялся вновь почувствовать смрад. Я принес его в семью и он подарил нам еще одну счастливую ночь. Я все реже и реже резал вену. Маленький человек давал достаточно тепла и уюта. Прошло время и я снова встретил такое же существо. Я вновь убил его. Так было до тех пор, пока я не стал встречать их каждый день. Я заметил, что они обходят стороной мои главные магистрали и селятся в моих неудавшихся деревнях. Мы собрали семейный совет и решили прийти к ним. Я нарвал достаточно плодов магнолий и взял с собой друга. Они не были рады видеть нас. Они изрыгали белое молоко из своих ярко красных ртов. Я говорил с ними. Но они не хотели слушать мои слова. Им были чужды наши обычаи. Но они были повсеместно. Я оставил магнолии, и мы отправились к ближайшей магистрали. Опустившись в яму я вновь надрезал вену и погрузился теперь уже в мудрый сон. Мне снился воин на огромном дьяволе. Он испускал рев и метал молнии. Но вокруг никого не было. Он топтал поля и закапывал ямы. Дьявол мял лапами хрящи и черепа маленьких трупов. Но был там и один большой труп. Это был мой труп. Я проснулся в поту. Я не стал будить жену и друга. Дождавшись розового солнца, я скинул одежды и направился к маленьким людям. Они вновь встретили меня страхом. Но улыбки скользили по маленьким красным губкам. Им был смешон мой большой половой орган, к тому же я весь был покрыт шерстью, их это крайне забавляло. Они показывали меня друг другу. Я сел в позу лотоса и принялся чертить небесные схемы. Схемы, которые я считал правдой. Я показывал им нашу планету. Я рассказал им про деревья и про птиц. Я рассказал им про пропасть и про грязь. Я поведал им о "черном", но рассказал и про "белое". Я сказал им, что обрел здесь и любовь и дружбу, здесь я поборол зло. Маленькие люди поняли меня. Всегда проще понять близкого тебе человека. Я стал близок им. Они целовали меня в руки и в спину. Мне было хорошо и я смеялся. Вернувшись домой, я воздвиг рядом с розой ветров огромную скалу. Мы с женой и другом очистили её и принялись рисовать на ней небесные схемы - карту мира. Карта была огромна, и не один день ушел на её создание, но у Маленьких людей появилась свое государство. Они были счастливы. Мы встречали друг друга на магистралях и улыбались друг другу. Солнце у нас было общее, но государства разные. Нас осталось только трое, а их было тысячи. Но трое нас и тысячи маленьких людей нельзя было сравнивать по силе и власти. Я был всё для них. Но пришло время, и они стали всё для меня. Когда я грустил, они приносили мне себя в жертвы. Когда я радовался, они щекотали мне пятки. Я таял на глазах, моё черствое сердце с каждым дождем становилось все мягче и сочнее. Когда солнце становилось большим и красным, я раздевался до гола и бурил новые деревни. Свою кровь я больше не лил, в каждый кратер приносили трупы изживших себя маленьких людей. Это было правильно. Мы властвовали, нам подчинялись. Руки мои уже почти зажили, когда однажды ко мне пришли маленькие люди и сказали что встретили всадника. Всадник был черным. Я сказал, что это моя совесть. Я вновь собрался бороться. Но всадник оказался призраком. Его не поймать. Он глух и нем. Я же силен и смел. Кто важнее? Я! Так моя совесть стала черным призраком, а моё «я» стало безграничной инстанцией власти. Шли дожди. Они мыли мои центральные магистрали. Карта росла. Проснувшись ночью, я увидел сквозь туман движение огней вокруг карты. Это пришли маленькие люди. Они резали мою карту на части. К ним приходил черный всадник и сказал, что их мир не совершенен. Они долго спорили и решили уйти со своими семьями в отдельные государства. Я был не против. Я понимал их. Я взял карту и разрезал её крестом. Получилось четыре страны. Страна Жадности. Страна Глупости. Страна Разврата. И страна Бездушия. В центре круг. Там Я. Вот и вся карта. Я разогнал их по своим странам, и от напряжения у меня лопнула вена на виске. Я отведал давно забытый вкус. Я снова погрузился в сказочный сон. Во сне все было белым. И никого не было. Была песня, хор. Были скрипки и были виолончели. Я четко прочувствовал золотой ход валторны, и мое тело стремительно вознеслось к яркому четырехламповому свету. Все кругом кружилось в такт, и казалось, несовместимые звуки стремились в унисон. Вокруг шептались люди. Много людей. Магический метроном отстукивал ритм моего сердца. Воспоминания теплой волной наполнили мой возбужденный мозг. Я вновь был молодым и белым. Мои розовые ногти отражались в солнечном свете. Тогда нас было так много. И мы были так молоды. Я чувствовал, как яблочный вкус непреодолимо окутывает моё юное тело. Я вспоминал предоргазменные судороги. Я вспоминал каждую песчинку счастья попавшую в меня. Я вспоминал каждую каплю пота упавшую с моих удовлетворенных плеч. Я помнил. Я знал. Я верил, что это было. Но парадоксальный метроном продолжал отчитывать мои секунды. Он будто звал меня к пробуждению. Но тысячи маленьких иголок вонзались в мои огромные черные вены. Они пронзали их и наполняли мой организм вдохновенной розовой ватой. Я хотел поднять голову и улыбнуться. Но миллионы крошечных ампул стремились к центру моего тела. Круговорот. Тошнота. Яркие вспышки. И снова день. День сменяет ночь. Ветер раздувает мои бесконечно сплетенные волосы. И мой желудок превращается в гигантскую центрифугу. Ядовитая смесь воспоминаний и первобытных ощущений. Круговорот. Тошнота. Фиолетовая жидкость заполняет глаза, и я вновь ощущаю тепло. День сменяет ночь. Я открываю глаза. Чувство безграничных перемен окутывает мою безразмерную плоть. Стоило пережить боль и страх всех земных цивилизаций, чтобы превратиться из гусеницы в бабочку. Пусть на один лишь только день. Обычный земной день. Яркий дневной свет разрезал мои веки и проник в яблоко глаза. Спектры оранжевых лучей таинственно переливались всеми цветами радуги. Бешеная эрекция и остатки желудочного сока вокруг выдавали кошмарную ночь. Я вылез из кратера, прихватив с собой цепь. Нет. Всё спокойно и мирно. Где-то вдалеке виднелись тухлые костры Новых Государств. Я сорвал с десяток магнолий и отправился в гости. Единственной целью было убить время. На самом деле время убивало меня. Но тогда я еще не знал. Что один маленький человек способен создать больше вечности, чем весь я. Я цеплял своими когтями землю и оставлял по всюду борозды, знак моего могущества и совершенства. Достигнув сквозь ветер и много километров дороги первого Государства, я презрительно швырнул им мои дары. Я смотрел, как они совокупляются, и пересчитывают своими маленькими пухлыми ручками какие-то камушки. Меня опять начинало тошнить. Я поднял руки к небу и электрическим разрядом снес ближайшую ко мне деревушку. Цепь уничтожила еще несколько. Так маленькие люди познали гнев божий. Мой гнев. Но, казалось, они смотрели на меня с еще большим презрением, нежели я на них, и я удалился. Я принялся носиться по своим магистралям, и, ради шутки, топтать черепа маленьких людей. Направляйся к востоку я сотворил неподражаемое па в воздухе и ради шутки сжав своего лучшего друга. Он сказал что-то лязгнув про себя и рассек редкие тучи. Не успела еще улыбка умиления натянуть мое лицо. Волосы не успели упасть раздуваемы ветром. Все вокруг остановилось. Я летел вниз. Но земли не было. Были корни деревьев и камни. Но не было точки опоры. Я попал в тоннель. Тоннель был строго вертикальным. В нем пахло сыростью. Каждая секунда казалось вечностью. Я летел. Я пытался цепляться за стенки, но они были гладким. Редкие корешки не выдерживали силы моего свободного падения. Так я обрел абсолютную свободу. Потом раскаты грома доносились откуда-то сверху. Я упал. Коленные чашечки вмялись внутрь и из них хлынула ярко красная жидкость. Локтевые суставы впились в ребра. Сломали их. А позвоночник с диким хрустом пытался изогнуться кольцом. Но я выжил. Кровь стекала с моего тела на пол этой невообразимой темницы. Так кончилась свобода. Так началось заточение. А между ними воздух. И моя кровь. Гром нарастал. Я чувствовал запах ацетилена и привкус свинца наполнил мои десна. Я испытал страх. Сверху неслась огромная плита. Я сжал свои переломанные кости и приготовился к последнему удару. Но плита остановилась. Застыла в полуметре от моей руки. Она закрывала все свободное пространство. Я попытался толкнуть её. Но плита ответила тишиной и покоем. Так свинцовая плита поселила в моей душе тишину и покой. Я принялся ждать. Время остановилось. Я не видел своих рук. Но я чувствовал. Чувствовал, как стремительно соединяются частички меня. Одна к другой. Одна за другую. Кости срастались. Я все чувствовал. Я смотрел вперед. Я не видел руки, но я чувствовал, как растут мои ногти. Жидкость то и дело скапливалась в моих ресницах. Тогда я прыгал вверх, пытаясь расколоть плиту. Потом цепь пыталась разрушить стены, но все тщетно. Посовещавшись с единственным другом, мы вынесли окончательный вердикт. Путь у нас только один. Вниз.
мне реально понравилось... только я не читал до конца, но в начале я чувствовал спокойствие, когда читал, затем любопытство которое заставило меня перейти к концу.
Мне не понравилось. Вы уж слишком долго кружите вокруг одного и того же, утомляет, к тому же еще и неприкрытая непроработка текста: отсутствие абзацев, дикое количество повторов, плохое преподносение образов - над текстом надо работать, причем работать не просто так - а рьяно, не опуская руки! В этом виде - это не произведение, это заготовка, которая целиком может быть понятна только автору - потому как образность в большей степени осталось в нем самом.