Маленькая девочка сидела на стуле у подоконника и, подперев голову руками, глядела в окно. Пейзаж, раскинувшийся за окном, совсем не радовал глаз: старые деревянные постройки серого цвета, крыши которых одеты в снежные шубы, перемежались унылыми деревьями, склонившими вниз свои ветви под тяжестью навалившегося снега. Река, скованная льдом, и тусклые фонари, свет которых едва различим из-за снежного тумана, довершали мрачный и безрадостный колорит картины. Художник, сотворивший этот пейзаж, использовал лишь белую и серую краску с небольшим добавлением серебра. Скучно, мрачно и тоскливо! Так же мрачно и тоскливо было на душе у маленькой девочки Евы, глядевшей в окно. С седьмого этажа ее взору открывалась довольно обширная панорама. Однако смотреть было особо не на что. Но девочка все сидела и смотрела. Ее взгляд был прикован к свету, горевшему в окне одного из домов за рекой. Там, за рекой, в большинстве своем находились дачи, совершенно необитаемые в зимние месяцы. Были там и жилые дома, но немного. В одном из этих домов каждый вечер загорался свет и не гас до поздней ночи. Девочке это казалось чем-то таинственным. От этого света в окне веяло каким-то теплом, покоем и умиротворением. Когда из трубы дома шел дым, Ева начинала даже ощущать запах этого дома: аромат тлеющих в камине сосновых поленьев, свежевыпеченных ванильных булочек и крепкого чая. В такие моменты Еве хотелось непременно оказаться там. Она чувствовала, что именно там ей будет хорошо и спокойно. Когда у девочки Евы выдавался трудный день, происходили какие-то неприятности, накапливалась усталость, она садилась у окна и смотрела на тот домик с льющимся из окна теплым светом. В такие моменты она особенно остро ощущала необходимость в покое и отдыхе. Этот загадочный домик притягивал ее как магнит.
Летом вид из окна девочки был намного приятнее, но ее взгляд по-прежнему устремлялся к тому дому, из которого лился свет тепла и покоя. Девочка Ева даже обзавелась биноклем. В него она смогла разглядеть, что манящий ее дом построен из белого и красного кирпича. Он имеет два этажа, но на втором этаже свет загорается редко – наверху, наверное, находятся спальни. А внизу, там, откуда постоянно льется свет, скорее всего, гостиная. Ева даже представила себе убранство этой комнаты: в ней непременно стоит огромный мягкий диван, на который брошены подушки и теплый уютный плед, несколько удобных кресел, торшер с красным абажуром, большой журнальный стол, шкаф с книгами и камин, над которым висят рога – охотничий трофей. Снаружи дом своей архитектурой походил на пряничный домик, вокруг которого ровными рядками были посажены березки и кусты черемухи, одевающейся по весне в белое кружево. Дом звал девочку. Душа рвалась туда. Но Ева никогда не была там, за рекой. Она мечтала когда-нибудь увидеть этот дом вблизи и даже войти внутрь. Она так хотела этого!
Она нуждалась в отдыхе и покое. Ее дни были слишком загружены: гимназия, репетитор по английскому, школа искусств, где Ева брала уроки живописи, и хореографическая студия, где она постигала азы балетного искусства. Родители Евы все решали за свою дочь. Ей не было предоставлено свободы выбора. Именно мать настояла на том, чтобы дочь занималась балетом и брала уроки живописи. Отец пожелал, чтобы его девочка хорошо говорила на английском. Еве же хотелось нормального детства – приходить со школы домой, смотреть телевизор, гулять с подругами. Но родители решили, что их дочери этого не нужно. Да и подруг у Евы не было по той простой причине, что ее матери категорически не нравились те девочки, с которыми Еве хотелось дружить. Те же, кого рекомендовала мама, были Еве не интересны. По вечерам, совершенно обессиленная, Ева делала уроки, а после садилась у окна и подолгу глядела на теплый огонек за рекой. Когда девочка устремляла свой взор за реку, она уже ощущала приятное чувство покоя, но одновременно в ее душе происходило движение – все ее естество рвалось туда, словно кто-то звал ее и ждал, когда она придет. Но Ева не шла. Она была слишком загружена.
Когда девочке исполнилось четырнадцать, педагог из хореографической студии сказала, что Еве не быть звездой балета. Мать определила дочь в модельное агентство. Родителям стало ясно, что и большим художником их дочери не стать. Но мать не жалела, что Ева столько сил и времени потратила на мольберты и палитры: любое «благородное» умение ее дочери – это очередная ступенька на пути к выгодному браку. Да, именно об этом мечтала мать Евы. Она была уверена, что ее дочь станет супругой крупного олигарха и этим обеспечит сытую и благополучную жизнь своим родителям. В этом женщина видела главное предназначение своей дочери.
С балетом Еве не удалось породниться, зато в модельном деле девочка добилась успеха. Она была красива и фотогенична. Появилось много работы. Уставшая и изможденная, юная модель приходила домой и, садясь у окна, снова и снова мечтала о таком сладком покое. Вскоре Ева уехала жить в Москву. Она стала известной, востребованной моделью. Снималась в рекламе, в музыкальных видеороликах, ходила по подиуму. Ее стали приглашать на работу иностранные агентства. Все было просто замечательно. Вернее, все было бы замечательно, если бы в глубине души Ева не ощущала, что всего этого ей не нужно. Все, что ей на самом деле необходимо – это тишина и покой.
Начинала сбываться мечта матери – в жизни Евы появился олигарх. Он даже взял девочку жить к себе домой. Еве нравился этот дорогой и вычурный особняк. Ей не нравилось в нем лишь одно – из его окон не было видно того пряничного домика, из окна которого льется свет, одновременно и успокаивающий ее, и вызывающий еще большую потребность в тепле и покое.
А потом девочка захотела стать мамой. Да, вот так однажды захотела и все. Может быть, в ней проснулся материнский инстинкт, или ей просто захотелось привязать к себе олигарха, став его законной супругой и матерью его детей. Однако девочка никак не могла забеременеть. Она отправилась к доктору, который раз и навсегда разбил ее мечты о будущем материнстве диагнозом «бесплодие». Были и другие доктора – здесь и за границей, но диагноз был тот же. Ева очень тяжело переживала это. Но олигарх не заговаривал о детях, и она молчала.
Когда Еве исполнилось двадцать пять, как-то так получилось, что ее все реже стали приглашать на показы и на съемки. Век модели короток, а Ева к тому же стала меньше следить за своей фигурой, появились лишние по модельным меркам килограммы. Она собралась было сесть на новомодную диету, но олигарх сказал, что она ему нравится такой – с формами. И добавил, что полудистрофические модели его уже не привлекают. Ева предпочла возможность семейного счастья карьере. Однако через некоторое время олигарх попросил Еву съехать в купленную специально для нее однокомнатную квартиру. А в свой особняк он привел семнадцатилетнюю полудистрофическую модель.
Уже совсем не девочка Ева пыталась снова пробиться в число лучших моделей, руководствуясь девизом «На войне все средства хороши», но большого успеха не добилась. Именно тогда на ее руках появились следы от уколов. Она часто наведывалась к родителям и, садясь у окна, смотрела на свет из окна за рекой. «Как жить? Где найти покой?» Образования нет, мужчины нет, детей нет и не будет. Перспектив – ноль, да и надежд на лучшее – столько же.
В свои тридцать Ева так и жила в однокомнатной квартире, подаренной ей олигархом, которого к этому времени уже не было в живых. В этой же квартире взрослая девочка принимала клиентов. Брала она дорого. И это естественно – она же, хоть и бывшая, но все-таки модель! Ей хватало на жизнь. Но эта жизнь была пустой и безрадостной. Мать Евы тоже не радовалась жизни – все ее мечты касательно будущего дочери разбились. «Мы вложили в нее столько сил и средств, а она оказалась бестолковой – не смогла ничего добиться. Даже олигарха не сумела удержать!» - говорила мать отцу. Он согласно кивал. Мать знала, чем теперь занимается дочь, и не гнушалась каждую неделю брать от нее деньги. А почему нет?
Однажды тридцатилетнюю девочку угораздило влюбиться – первый раз в жизни. Он был ее клиентом. Молодой человек был женат, но регулярно, а именно два раза в неделю, приходил к девочке за порцией оплаченного удовольствия. Она всегда с нетерпением ждала его прихода. Только он мог доставить ей истинное удовольствие, лишь с ним у нее не было необходимости становиться актрисой, картинно постанывающей перед камерой. Он заметил, почувствовал, ощутил. Да и как можно было не заметить этого? Она упивалась запахом его волос, целовала шею, глубоко вздыхала, глядя в его глаза. Молодой человек просто перестал приходить. Она не выдержала разлуки и позвонила. Он разозлился и сказал, что такие, как она, должны знать свое место. Ева страдала, но продолжала принимать клиентов, ведь ей нужно было на что-то жить и покупать эйфорию в порошке, а главное - обеспечивать родителей.
В этот день Ева приехала к родителям, привезла им деньги, выпила с мамой чаю и села у окна. Стоял январь. За окном все было так же, как и тогда, когда девочка Ева была маленькой. Изменения, конечно, произошли – через реку был построен еще один мост, появились новые очереди дачных домиков, выросла пара девятиэтажек, но пейзаж был так же мрачен и неприветлив. Единственное, что привлекало внимание большой девочки – это пряничный домик со светом в окошке. По ее телу разлилось необыкновенное ощущение умиротворения и счастья. Но разум говорил, что это лишь мгновение, а потом ощущение пройдет, оставив место печали, тоске и мечтам о покое. Дом, как и прежде, звал и манил ее.
«Нет, так больше нельзя! В конце концов, должна же я узнать, что там и кто там – в этом доме?!». Она вышла, села в машину и поехала за реку. Подъехав к дому, вышла из машины. Ева дернула створку невысоких ворот, та открылась. Она вошла во двор. От ворот к дому вела тропинка, вычищенная от снега. В окне горел свет. Даже возле дома пахло тлеющими в камине сосновыми поленьями. Она поднялась на крыльцо, взялась за дверную ручку и потянула ее на себя. Дверь открылась. Ева вошла в прихожую, а оттуда - в гостиную.
В этот момент в голове как будто что-то взорвалось, боль волной прошла по всему телу, и Ева, потеряв сознание, упала на пол. Последнее, что она видела перед тем, как лишиться чувств, это рога над камином, огромный диван с брошенными на него пледом и подушками, несколько кресел, большой журнальный стол, шкаф с книгами и красный абажур, льющий тот самый свет, который так много лет манил ее, суля тепло, покой и счастье.
Когда Ева ненадолго пришла в сознание, она почувствовала, что ее несут. Она поняла, что лежит на носилках. Услышала голос пожилой женщины, который с дрожью и волнением говорил:
- Я ее не знаю, вообще в первый раз вижу. Я вышла-то ненадолго – в магазин неподалеку, а двери забыла запереть. Откуда она появилась? Что ей здесь нужно было? Он как будто ждал ее. Каминные щипцы зачем-то достал, ими и ударил.
- Его недавно выписали?- спросил мужской голос.
- Да, всего две недели тому назад. Ох, горе какое! Теперь его снова в больнице закроют! Ну почему я двери не заперла? Зашла, а она, несчастная, лежит вся в крови. И он стоит весь бледный, дрожит и говорит: «Пришла. Наконец-то пришла». Ой, горе! Выживет ли?
Тот же мужской голос, принадлежавший, видимо, доктору, ответил:
- Не знаю. Если будет бороться за жизнь, то выживет.
Ева почувствовала, что ее внесли в машину, услышала, как закрылись двери. Машина скорой помощи поехала. А Ева подумала:
- Если будет бороться за жизнь… А зачем бороться? Вот он – долгожданный покой!
Она поняла, о каком покое она так мечтала.
Когда вторая машина увезла ее сына, пожилая женщина из пряничного домика, утирая слезы, поднялась в его комнату. Она открыла шкаф и достала несколько картин, написанных рукой ее мальчика. На одной из них была изображена маленькая худенькая девчушка, сидящая у окна. На другой – девочка постарше в балетной пачке. А вот полуобнаженная красавица, на которую нацелен объектив фотокамеры.
Следующий портрет был страшен: обнаженная молодая женщина с огромной черной дырой вместо живота; ее лицо залито слезами; взгляд, в котором читается мольба, обращен вверх - там, в синеве неба, парят двое милых детишек с ангельскими крыльями. А вот женщина, делающая себе инъекцию в вену – ее лицо как будто раздвоено: на одной его половине написано необыкновенное удовольствие, на другой – ужас. На женщине, изображенной на последней картине, ничего нет, кроме пояса с чулками. Она сидит в развратной позе и сладострастно улыбается, но в глазах ее – слезы.
Пожилая женщина видела, что на всех этих портретах изображена одна и та же женщина – та самая, которая сегодня побывала в их доме. Мать художника и раньше видела эти картины. Когда она сегодня вошла в дом и увидела лежащую в луже крови молодую женщину, она сразу узнала ее.
Сын начал писать ее портреты, будучи еще подростком. Когда мать спрашивала его, кто эта девочка, он говорил: «Когда-нибудь я ее убью!». Мать содрогалась от этих слов. Но ей не хотелось верить, что с ее сыном что-то не так.
Иногда ее сын смотрел в окно – туда, по ту сторону реки - и говорил: «Она придет ко мне. Я знаю, что придет. Я ее так жду». Мать однажды спросила: «А почему ты должен ее убить? Она что – плохая?». Сын ответил: «Нет, она хорошая. Я ее очень люблю! Это не она плохая, это жизнь такая страшная! Я ее люблю, поэтому убью. Я сделаю это ради нее».
Со временем ее сыну стало совсем худо. Иногда он срывался, впадал в истерику, катался по полу и кричал: «Где она?! Где?! Когда она придет?!». А однажды, находясь в таком состоянии, он выбежал из дома, схватил колун во дворе и помчался по улице, останавливаясь возле каждой идущей мимо женщины. Заглядывая в лицо каждой из них, он громко восклицал: «Это не она? Нет, не она! Где же она? Я ее все равно найду!». И бежал дальше.
Его положили в больницу и даже надели смирительную рубашку. Он пробыл там достаточно долго. И вот совсем недавно он вернулся домой. Ни разу за эти две недели он не вспомнил ни о ней, ни об этих картинах. Зачем она пришла? Кто она такая? Как все это странно и страшно! Пожилая женщина снова заплакала – ей было жаль сына, которого она теперь вряд ли дождется домой. Лишь бы эта молодая женщина выжила! Пусть она выживет!
Машина скорой помощи не довезла ее живой до больницы. Несчастная девочка Ева нашла, наконец, покой. Тот самый, о котором она так долго мечтала.