По-моему, получилось очень печально. Хотелось бы узнать, как отреагируют другие...
Маки и прочие чудеса.
Сказка с возрастными ограничениями. Ограничения ещё не придуманы, но они есть.
Ох, какие чудесные маки росли на подоконнике у мистера Блэка. Красные, как цвет революции. Как кровь. Как каркаде по вечерам. Каждое утро Нанни поливала эти прекрасные маки родниковой водой. Это нужно было делать очень аккуратно. Представьте себе, что вам нужно налить воды из огромной канистры в бокал из тончайшего хрусталя, толщиной в пол человеческого волоса – вот так осторожно нужно было обращаться с этими маками и никак иначе. Мистер Блэк дела это лично и, когда уезжал, ужасно не хотел поручать утреннюю поливку старой, неповоротливой Нанни. Добродушной и простоватой Нанни. Нанни, пахнущей хозяйственным мылом и пирожками.
И всё же тяжелее было расставание не с цветами, полыхающими у окна, как самый грозный костёр инквизиции, а с юной мисс Блэк, как бы ни сказать с маленькой. Чудесная Мэри. Милая Мэри. Самая умная, красивая и очаровательная тринадцатилетняя девушка во всём округе. Нет, определённо на всех великих Британских островах. Глаза как у матери – на свету тёмно-рыжие с крохотными золотистыми крапинками у зрачков. Не знаю, как вы, но мистер Блэк мог бы вечность пересчитывать эти крапинки и ни разу не зевнуть. Ещё мистер Блэк умел дольше и лучше всех расхваливать Мэри и дарить ей самые дорогие подарки. Если Мэри была самой красивой и умной девушкой Империи на морях, то он мог считаться самым лучшим и любящим отцом Англии. Сложно представить, как мистер Блэк не хотел покидать любимую дочь. Это всё равно, что крутит кубик-рубик со сломанным механизмом (а это непросто, да!)
Мэри тоже была не рада расставанию. В прекрасном, когда-то пышущем жизнью доме, осталась лишь она и Нанни. Сначала Мэри так драматизировала, что решила до приезда мистера Блэка сидеть у окна и ждать его, не сходя с места. Как Пенелопа ждала Одиссея. Только та ждала мужа, а Мэри ждала папу. Ещё Пенелопе, бедняжке, приходилось отшивать новоявленных женихов. Мэри же решила, что если вдруг появится какой-то противный мужчина и захочет её насильно удочерить, то она его тоже отошьёт вышивальной иголкой, а мистер Блэк по приезду выстрелит в хама рогаткой, заряженной шишкой из японской экибаны, что была подарена Мэри прошлой зимой. Она (экибана) была такой чудесной! Папа говорил, что привёз её из Токио, но почему – то сзади была надпись made in china.
Ну, планы Мэри изменились. С кухни доносился сладкий запах свежесваренного ириса. Он под страхом смерти заставил самую красивую девочку Англии покинуть пост. Мэри прокралась к Нанни, схватила миску с ещё горячим тягучим ирисом и быстро-быстро поднялась наверх. Дочь, преданно ждущая своего единственно любимого отца с ирисками и печальным взглядом, направленным куда-то вдаль. Эта картина понравилась Мэри. Она уже хотела вновь сесть на кресло в зале гостиной, что стояло у огромного панорамного окна, но вдруг… Ой, этого не должно было произойти. Плохая, плохая мисс Блэк!
Мэри взглянула на тёмную тисовую дверь с серебряной ручкой. Кабинет отца. Сюда ей было нельзя. Если мистер Блэк когда и сердился на дочь, то лишь когда она спрашивала в очередной раз: «А почему мне нельзя в твой кабинет, папочка?» А сейчас… У Мэри неприятно засосало под ложечкой. Она немедленно представила себе, как на одном плече у неё сидит белый, как пломбир, ангел, а на другом – красный чертёнок с трезубцем из зубочисток. Первый шепчет ей на ушко о том, что он рискует обмануть любящего папочку, такого хорошего, который подарил ей книжку о Пенелопе и Одиссее. Ангелочек часто моргает наивными голубыми глазками и щекочет волосы пушистыми крыльями из перьев подушки. Чертёнок злобно тыкает его трезубцем и утверждает, что уж если Мэри не зайдёт к мистеру Блэку в этот таинственный кабинет, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Ангелочек тяжело вздыхает. Возразить-то нечего!
Решено. Мэри шагнула к двери и взялась за холодную ручку. Все мышцы запястья были напряжены до предела, так, что даже было больно. Нужно повернуть затвор бесшумно. Хотя это было совершенно не нужно, потому что папа не поджидал её у угла с красивым кожаным ремнём. Осторожно…
- Хаааа… - это был не смешок, а глубокий выдох. Мэри опомнилась лишь через секунду, две, три… Странный звук «хаааа» был выпущен её гортанью повторно. Она (Мэри, не гортань) закрыла за собой дверь.
Лишь человек, первым посетивший гробницу Тутанхамона, мог бы понять её чувства. Тринадцать лет запрета. Ровно пять миллионов мучительных взглядов на манящую серебряную ручку. Двадцать ударов ремнём просто за прикосновение к шероховатой, твёрдой поверхности тиса. Яблоко запретного древа съедено и тщательно прожёвано. Свершилось.
В кабинете было темновато. Спичек не было. Зажечь свечу, покрытую толстыми струями расплавленного воска, было невозможно. Хорошо бы, у Мэри оказалось под рукой огниво, как в сказке у Ганса Христиана Андерсена, или если бы она могла зажечь огонь одним взглядом. Мэри сделала слабую попытку, но лишь разочаровалась в своих магических способностях очередной раз.
Сначала Мэри удивилась глупости собственного отца. Лично она не увидела абсолютно ничего, заслуживающего такой охраны и секретности. Кабинет был маленький, если не сказать крохотный. Удобный стол с массой ящичков, рядом ещё один, поинтереснее. На нём стояли разные склянки, колбы. Рядом со столом – вольтеровское кресло, большой шкаф с толстыми книгами, пыльными и таинственными. Такие книги со слипшимися желтоватыми страницами всегда вкусно пахнут. Мэри раскрыла одну из них и вдохнула приятный сладковатый аромат.
Но всё это было пустяком – первый осмотр, только и всего. Оглядывая комнату, девочка подошла к окну и на миг перестала дышать от охватившего её восторга. Перед ней раскинулся самый настоящий костёр. Алый, будто светящийся изнутри. В глазах зарябило. Лишь после того, как Мэри постояла, отвернувшись спиной к огненному чуду, и нетерпеливо дождалась, когда же глаза наконец отдохнут и начнут ясно видеть, она поняла, что костёр – это маки, чудесные, прекрасные маки, такие волшебные, необыкновенно очаровательные, нежные, хрупкие, яркие до слёз восхищения. Может, это их папа прятал от неё?.. Но зачем? Мэри улыбнулась, глядя на алое великолепие, раскинувшееся прямо на подоконнике, будто появившееся из русской сказки «Аленький цветочек». Она робко наклонилась над цветами и глубоко вздохнула их чарующий аромат. Он был божественным, чуть сладким, пряным. Мэри вздохнула ещё раз. «Ох, если бы воздух пах так всегда!» - подумала она и прошествовала к «интересному» столу с разными склянками. Тонкие пробирки. Её пальцы проскользили по колбам, крохотным коробочкам.
На столе лежал толстый-претолстый том. В нём, наверное, было около тысячи страниц. Мэри никогда е жаловалась, что ела мало овсянки по утрам, однако изрядно устала, прежде чем открыть гигантскую книгу. Это оказался гербарий. На каждой страничке было по четыре цветка, листка, веточки соцветий. Подписаны названия. Мэри долго-долго смотрела книгу. Она знала, что папа увлекается биологией. Он много что рассказывал ей о растениях и природе в целом. Но мистер Блэк был сведущ не только в этом. Заглянув в книжный шкаф, несмотря на крупные габариты, трещавший по швам из-за обилия томов, Мэри уютно устроилась в вольтеровское кресло с ногами, прихватила миску с ирисом и интересную книгу о народах Майя. Она преприятно проводила время, исключая те пять минут, когда Нанни робко умоляла её открыть дверь и выйти из кабинета. Мисс Блэк решила, что будет ночевать здесь. А может, и весь день будет проводить в этом кабинете. Всё казалось таким замечательным – и книги, и ирис, и приятное покалывание, когда отлёживаешь ногу. Мэри не заметила, как пролетело время. Читать уже стало невозможно – света не было, чёрные буквы расплывались сплошными полосами, страницы походили на зебр. Мэри убрала книгу в шкаф и решила подремать под убаюкивающее тиканье часов. Но глаза не хотели смыкаться. Внезапно Мэри ещё раз взглянула на циферблат часов. Ей вдруг показалось, что она видит в нём лицо. В окно бился ветер. Такой ветер отличается ото всех ветров на земле, он приносит приключения и перемены. Мэри как будто остро это чувствовала и смело вглянулась в циферблат. В сердце закололо – это действительно было чьё-то лицо. Мэри встала и подошла к часам. Ей было не страшно, ну, может, совсем чуть-чуть. Она знала, что может выбежать в любой момент и забраться в кровать к Нанни, заснуть под её мерный храп (по крайней мере, попытаться). Но глупо было избежать такого. Мэри смотрела и смотрела на часы. Ей казалось, что прошло не меньше десяти минут, хотя на самом деле секундная стрелка двинулась лишь на одну позицию. Она тихо щёлкнула и Мэри унеслась куда-то далеко – далеко. Сначала она почувствовала прохладный ветер в спину, затем сердце бешено заколотилось и всё вокруг стало мутнеть и расплываться. Ветер вырвался через форточку, алые маки сделали книксен и… в тот момент Мэри закрыла глаза и больше ничего не помнила.
* * *
- Принцесса, принцесса, очнитесь! – тонко пел чей-то голос. Слышно было лишь редкое стрекотание и тихое пение звёзд. Они пели песню о синих вулканах и прекрасных феях, парящих над ними и плачущих ледяными снежинками. Мэри открыла глаза. Ясно было одно – она не дома и даже не в Англии. Над ней сияло розовое солнце, небо было оранжево-красным, воздух пах мимозами, а на руке блестела упавшая звезда.
- Принцесса, очнитесь!
Это была крохотная фея. Самая настоящая – с полупрозрачными крылышками, большими зелёными глазами, хрупкой фигуркой и нарядом из благоухающих цветов. Мэри присела и улыбнулась. Она очутилась в сказке, самой-пресамой волшебной сказке! Она не хотела думать, почему – все мысли сводились к неприятной реальности. Важно было лишь это мгновение и ничто больше. Мэри оглянулась. Она заметила, что сама выглядела по-другому. В волосах красовался венок из красных маков, на ногах и руках – браслеты из плюща и белых зонтиков. Её платье было из прозрачного золотисто-молочного света, пойманной в сети паука на заре шестого месяца.
- Доброе утро, принцесса! – воскликнула фея высоким, но совсем непротивным голосом. Не желаете ли вы отзавтракать с вашим дорогим принцем Паном?
- Доброе утро. Да, пожалуйста, - Мэри не смогла придумать ничего остроумнее. Всё происходящее казалось ей презабавным. Её окружили феи, и она последовала за ними во фруктовый сад. Вокруг пели птицы невиданных расцветок, эльфы, сидящие на цветах и ткущие себе бальные платья из паутины. Воздух благоухал мёдом и нектаром. Между густых ветвей зелёной вишни Мэри увидела море, горящее, как и небо, оранжево-золотым светом. Цвет карамели. Цвет нешлифованного золота. Цвет мёда. Всё вокруг было прекрасно, неуловимо, божественно, хрупко… Мэри буквально умирала от счастья. Она шла по мокрой свежей траве, зефир нежно колыхал непослушные локоны и вплетённые в них цветы.
Мэри наслаждалась каждым мгновением, каждым шагом. Вдруг до её уха долетели очень красивее, мягкие, будто тающие, звуки. Когда феи вывели принцессу из сада на опушку, возвышавшуюся прямо над волшебным морем, их путь закончился. Мэри остановилась и от удивления не нашлась, что сказать. На самом краю опушки стоял белый, как январский снег, рояль. Звуки, такие нежные и приятные на слух, преследовавшие её на всей дороге через фруктовый сад, исходили от него. Мэри улыбнулась. Он кажется догадалась, кто сидит за инструментом, обвитом лианами цветов.
- Доброе утро, моя принцесса, - мелодия прервалась, и из-за рояля вышел молодой человек. Когда он подошёл к Мэри поближе, она не смогла дышать. Счастье разливалось по каждой артерии, каждому мелкому капилляру и поступала прямо в сердце, заставляя его биться в темпе вальса. Если ваша заветная мечта когда-то становилась реальностью, вам должно быть знакомо это ощущение, правда, ваше сердце может биться в ритме польки или чего-нибудь ещё.
В тот миг пролетело всё. Мэри вспомнила о своих ранних детских мечтах, волшебных снах с книгой сказок в обнимку. В одном из сновидений она была прекрасной принцессой, и у неё был такой красивый-красивый принц. Он был прекрасен, умён и настолько любил её, что Мэри СС тех пор хранила его образ в своём маленьком сердечке и каждую ночь молилась святому Самсону, чтобы тот прислал ей сон, где она вновь встретилась бы со своим любимым. На самом деле, принцесса немного идеализировала. Принц не был верхом совершенства. У него были светлые, почти белые волосы, стоявшие высоким ёжиком и очень красивые тёмные глаза, как шоколад, но не горький, а десертный, с процентным содержанием какао в шестьдесят пять процентов. Черты лица принца были утончёнными, в них не было ни намёка на мужскую брутальность. Мэри обожала и лелеяла в своих мечтах каждую его клеточку. Сложно представить, что сейчас, в этой идеальной сказке, в которой она сейчас оказалась, Мэри встретила того самого принца своей мечты. Ей хотелось кричать от счастья, она еле сдержалась, решив, что улыбка уместнее передаст её восторг и радость.
- Доброе утро, мой дорогой принц, - ответила она, и принц Пан широко ей улыбнулся. Он нежно взял её за руку и пригласил сесть на цветочную качель, стоявшую прямо у белоснежного рояля.
- Я тебя так долго здесь ждал, - сказал Пан, тихо раскачивая Мэри. – Так долго томился в одиночестве, моя принцесса. Сколько мечтал о нашей встрече, но феи сна капризничали и не могли устроить нам свидание…
- И я, - Мэри с трудом остановила в горле поток накатывающихся слов и детской влюблённости, - я тоже ждала тебя и очень грустила.
- Ох нет, принцесса не должна грустить, - ответил принц, - Мне было больно чувствовать, как ты, в одном из других миров, печалишься и плачешь. Не делай больше так, ладно? А то у меня заболело сердце, пришлось выкачивать из неё печаль. Операции у фей недёшево стоят, - улыбнулся он.
Мэри обернулась и протяжно посмотрела на Пана. На месте, где должно быть сердце, был наложен бинт. Она сочувствующе взглянула в тёмные глаза принца и ласково приложила к ране свою руку.
- Теперь ведь мы будем вместе, правда? – задала Мэри риторический, по её мнению, вопрос. – Будем счастливы. Как в том сне, помнишь?
- Помню, - ответил Пан, - но смутно. Это неважно, ведь теперь, сейчас и навсегда начнётся новый сон. Он будет принадлежать только этому миру, этой сказке, этому небу, нам с тобой…
Мэри кивнула и прислонилась к Пану. Он пах маками. И ещё чем-то. Такой запах есть только у мужчин. Когда его чувствуешь, то ощущаешь себя защищённой и немного слабой. Кажется, Мэри счастлива. Абсолютно и безоговорочно. Её счастье – это аксиома, не требующая доказательств.
Солнце пробивалось сквозь радужные облака. Пан и Мэри пили цветочный нектар из ледяных тонких фужеров и разговаривали. Если оставаться честной, то, во-первых, язык не покроется черными пятнами, а, во – вторых, разговор принца со своей маленькой принцессой было сложно назвать разговором. Это был скорее обмен фразами. А всё потому, что тишина, легкие прикосновения, улыбки, взгляд на горизонт, медленно сгорающий в лаве солнечного света, больше напоминающего кровь, говорили гораздо больше слов.
Пан и Мэри знали, что когда наступит утр, их снова разъединят тысячи миров и миллиарды галактик. Но они также знали, что ночью могут видеть друг друга, чувствовать счастье друг друга, что, в общем, и было главным удовольствием. Когда же закат стал багровым, почти черным, и недоверчивые слёзы начали скатываться по щекам, не зная пункт своего назначения и теряясь в зарослях ресниц, Пан и Мэри решили, что каждую ночь будут приходить сюда, в эту сказку и строить здесь замок для двоих, чтобы когда-нибудь сломать все преграды и остаться вместе. Навсегда.
· * *
Мэри разбудил крик Нанни. «Овсянка, мисс Блэк! С бананом, как вы любите!» Ох, овсянка! Как это обыденно! Всё вокруг обыденно – и Нанни, и это утро, и весь дом, и коврик на лестнице. Невыносимо серо и невыразительно. Мэри почувствовала себя такой капризной, что даже расплакалась.
Овсянка не лезла в горло, но Мэри довольно быстро с ней разделалась, чтобы поскорее пробраться в отцовский кабинет и провести там остаток дня. Конечно, Мэри хотела бы проснуться не утром, а уже вечером, когда стрелка часов будет медленно приближаться к отметке двенадцать.
В кабинете было светло и душновато. В воздухе витал запах красных маков, будто желавших Мэри доброго дня. Цветы были единственным, что Мэри здесь нравилось. Ей даже показалось, что она любит маки сильнее, чем фарфоровых кукол, ирис, книги о древних племенах Океании, чайный сервиз на игрушечном столике в её комнате и даже чем школьные переменки. Мэри часами сидела и нюхала маки, вдыхая их аромат и изучая закономерности расположения тычинок. Еле-еле она заставила себя подняться и впустить Нанни, чтобы та полила чудесные цветы. Когда добрая старушка склонилась над алым костром, Мэри испугалась, не зальёт ли она противной водой всё горящее великолепие?! Девушка нехотя поспорила с Нанни, заявив, что останется в кабинете на весь день. У Мэри было столько непреклонности в глазах, что старушка отступила, всё же смутно понимая, что затея юной Блэк не очень хороша.
Мэри торопливо проводила Нанни, заперла дверь, придвинула кресло к горшкам с рассадой маков, взяла первый попавшийся том и с удовольствием погрузилась в чтение. Это были сказки европейских стран. Мэри особенно понравились итальянские. Они были о прекрасных принцессах и отважных принцах, воюющих с драконами и разгадывающих сложнейшие загадки. Конечно же, когда Мэри читала сказки, она представляла, что каждая из них – о ней и о Пане. Он обязательно спасал мисс Блэк, освобождал из заточения или избавлял от страшных мук. А Мэри всегда преданно ждала Пана и в каждой сказке дарила ему свою руку и сердце. Это было очень сложно. Мэри сжала кулак – вот такого размера её сердце, отбивающее редкий пульс в груди «тук-тук-тук-тук». Тыльную сторону ладони она уже отдала Пану, когда тот спас её от дракона, внутреннюю – когда принц прошёл ради неё лабиринт, полный опасных монстров и чудовищ, пальцы разошлись по мелким сказкам, где Пан в общем-то ничего выдающегося не делал, а просто превращался в лягушку или пригонял ей серебряных пегасов с Полярной звезды. Ох, как жалко, что у Мэри не два сердца! Можно было почитать ещё сказок и щедро одарить верного Пана.
Мэри потянулась и задремала. Она проспала обед и проснулась в девять часов. Осталось лишь три часа, и она вновь окажется с Паном, её рука будет в его руке, сердца забьются в идеальный унисон, и у них будет время – волшебные часы до рассвета. Мэри старалась не смотреть на часы – ей казалось, что если так делать, то время будет течь в сто раз медленнее. С другой стороны она заметила, что если погрузиться в чтение или просмотреть толстенный отцовский гербарий, кроша на страницы ирисом, то минуты проходят немного быстрее. Логично, что Мэри села за стол и стала рассматривать замысловатые сушёные листья и цветы. Некоторые из них ещё пахли, и Мэри носом залезала в переплёт, глубоко вдыхала таинственные пряные запахи и ароматы. Время тикало и тикало. Мэри уже устала переворачивать страницы и от бессилья залезла в кресло с ногами и уставилась в потолок. «Ай-ай-ай, папа, - заметила Мэри, - Папа-неряшка. Сколько паутины!» Подобно скалолазу, один крохотный чёрный паучок с микроскопическими глазками-бусинками опустился прямо на ладонь Мэри и торопливо обвязал её тончайшей нитью цвета Луны. Девочке было так жалко стараний бедного паучка, что он сохранила этот замысловатый браслет и даже позволила его создателю остаться погостить на её запястье несколько недель. «О, спасибо!» - пискнул паук и зарылся в паутинных канатиках. Мэри кивнула и предложила гостю крошки недоеденного ириса. Он отказался, сославшись на зубную боль.
- Как хотите, - пожала плечами Мэри, встала и закружилась по комнате, - как хотите, как хотите…
Она подошла к полке с часами. Минута. Это шестьдесят секунд и восемьдесят четыре удара пульса.
Раз. Два. Три… Стрелка остановилась. Всё вокруг поплыло. Но Мэри уже не было страшно. Она торопила мгновения, как феи торопят светлячков, чтоб те поскорее зажгли ночные фонарики. Внезапно вся комната, все предметы и сама Мэри закружились, быстро-быстро, как тычинка одуванчика, и под взглядом стали пролетать странные тонкие лучи. Из-за них Мэри не смогла ничего увидеть, и когда наконец яркий свет немного померк, девочка часто поморгала и сделала робкий шаг вперед.
В то же мгновение в нос ударил знакомый запах мёда. Рука почувствовала чьё-то теплое прикосновение. Это феи, её новые знакомые, вытаскивали Мэри из прохода в другие миры. Они тепло поприветствовали принцессу и сначала испугались паучка на её запястье. Мэри защитила нового приятеля и попросила дать ему чего-нибудь вкусного, что нравится паукам. Феи замялись и робко предложили ему пыльцу с ромашек и клевера. Паук был не в восторге, но вида не подал – из-за скромности - и приступил к позднему ужину. Мэри оглянулась в поисках Пана. Где же он?
- Пан? – позвала девушка принца. – Ты здесь, Пан?
В то же мгновение она почувствовала, что кто-то, очень родной и вкусно пахнущий маками, подошёл сзади и закрыл ей глаза. Мэри засмеялась:
- Это ты?
Она обернулась и, конечно, увидела любимого принца. Сегодня он был немного другим. Мэри не могла толком сказать, в чём же заключалась перемена, но что-то в Пане было определённо не так, как всегда. Наверное, дело было в настроении. В глазах принца светились озорные искорки. Вчера же он был спокоен, романтичен и даже немного печален, хоть и улыбался. Сейчас же всем своим видом – топорщившимися белыми волосами, чуть небрежным одеянием – он излучал такую энергию, которая есть только у маленьких мальчишек-хулиганов. В глазах искрилось озорство, некая хитрость и наверняка желание что-то натворить – выпить весь нектар из клевера, обдурить бабочек, подглядеть за речной нимфой, а то и хуже – забраться в муравейник.
- Привет, - настроение Пана как-то передалось и Мэри, - Давно меня ждёшь? Нет? Ну, не будем терять времени.
Мэри до сих пор не сказала ни слова. Пан схватил её за руку, но очень бережно, и повел за собой. Он шёл быстро, Мэри едва поспевала за ним, перескакивая через сапфировые камни и хрустальные ручейки. Пан вёл Мэри за куст можжевельника и раздвинул ветви зарослей.
- Гляди, - поманил он её к себе, - хотел вас познакомить. Теперь он твой тоже.
Мэри подошла ближе и замерла. Перед ней стоял самый настоящий волшебный пегас. Он был белоснежным, но не до боли в глазах. У него были серебряные копытца, синие глаза, в которых иногда можно было посмотреть на подводный мир и большие, сильные, жемчужно-серые крылья, покрытые звездной пылью и солнечными бликами. Пегас выглядел очень гордым, однако, когда Пан и Мэри подошли к нему, его глаза подобрели, и он с готовностью присел, вытянув передние стройные ноги и приглашая присесть на белую спину. Пан помог принцессе залезть на мощную спину животного и сам сел впереди.
- Его зовут Берт, - обернувшись, сказал Пан и ласково похлопал его по крупу.
- Берт, - тихо повторила Мэри, не в силах оторвать взгляд от волшебных крыльев, - А куда повезёт нас Берт?
- На Луну, Мэри, - ответил Пан. - Нам нужно найти лунный камень, чтобы построить наш замок, помнишь?
Мэри кивнула. Она уже знала, что этот замок будет самым прекрасным во всей сказочной стране.
- Кроме этого, моя давняя подруга детства – принцесса Месяц – приглашает нас на бал-маскарад. Как тебе идея?
- Восхитительно, - искренне ответила Мэри. В её глазах было столько детского восторга, что Пан усмехнулся и чмокнул её в щёку.
- В путь, - сказал он, и пегас вместе с двумя пассажирами взмыл в небо, рассекая дымчатые облака и сбивая зазевавшиеся звёзды.