Ее дом - большая гримерка, а театром является жизнь. Она играет Офелию, Джульетту и Кармен – все сразу.
Юная и прекрасная, она проснулась, блаженно тая в нежности белого шелка и махры; сладко, по-кошачьи мягко потянулась, наблюдая, как по животику, бедрам и округлой груди скользит солнечный свет. Девушка повернулась на бок, ожидая увидеть его… С благоговением, словно святое изваяние, с безграничной любовью она погладила бы его по спинке и плечам, чуть коснулась бы губами где-то в области шеи, потом провела кончиком языка дорожку к ушку и ласково шепнула… Слова были готовы сорваться с пухлых губ, но… они не нужны пустоте… Она не нужна … никому… Еще несколько минут забытая богиня бездвижно лежала, свернувшись калачиком и вглядываясь в до боли знакомый угол … ни о чем не думала…
Готовьтесь. Ваш выход на большую сцену!..
Она ярко накрашена, несуразно причесанна и несколько вызывающе одета. В ее облике сквозит легкая небрежность, беззаботность и юношеская наивность… Она беспечным мотыльком летит на встречу судьбе, широко улыбаясь и посылая искрящийся взгляд. Кажется, ее жизнь – счастливая закономерность, сопровождаемая удачей и блестящим успехом…
- Привет, - окликнул кто-то. Она обернулась на знакомый голос и тут же, сияя, доброжелательно кивнула в ответ. – Куда летишь?
- Да, так … - буднично вздыхая, бросила она, спеша обнять и чмокнуть приятельницу в щечку. – Кручусь, верчусь … А как твое ничего?
- Да, ничего… - юные создания одарили друг друга ослепительными, вполне убедительными улыбками, изо всех сил не замечая припухших глаз. Несколько минут они перебрасывались незначительными, полушутливыми фразами, щебеча словно весенние пташки и, кажется, от души веселясь. Она не любила пустые разговоры, но … искала в них значимость, тянула улыбку, кривлялась и с игривым пренебрежением говорила о наболевшем… Так устроены женщины.
- Слушай, - как-то невзначай сказала собеседница, не навязчиво всматриваясь в поблекшие с грустинкой глаза. – Ты что? Плакала? Выше нос и хвост пистолетом! И не таких мы видали…
- Нет – нет … - поспешила уверить треснувшим голосом она… - Просто за компьютером всю ночь просидела… Сессия на носу…
- Ну, ну… - продемонстрировала свое недоверие пухленькая девушка.
Разговор расклеился. Плохая игра изрядно уставших актеров. В этом спектакле роли расписала судьба… Чтобы раскрутить старый, избитый сюжет, она меняет декорации и костюмы, но реплики героев знакомы до оскомины на лице … Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет… Все глупая игра. Она действительно плакала в подушку, по-детски наивно прижимаясь к мохнатому льву, чувствуя опустошенность души и то, как ломается стержень ее жизни… Она действительно видела белый свет в конце туннеля и хотела остаться там… Она действительно не злилась, простила, но уже не ждала… Можно все отрицать, можно до безобразия обнажить боль – можно сделать все, но «все» - это ложь.
Она еще улыбалась, играла привычными словами, в шутку и всерьез дарила томный с паволокой взгляд, кого-то манила, дразнила, вслушивалась в интонации и тона голосов, но … оставалась одна. Что-то искала, чего-то ждала, но, обманувшись, оставалась ни с чем…
Ах, вот, вот … смотрите! Какое жизненное па! Прекрасный, живописный образ! Каков типаж! Богиня! Царица! Львица! Прелестный мотылек. Послушница и рабыня… Нет, нет … смотрите, как сияют ее глаза и переливаются радугой крылья за спиной… Нет, нет … ловите ее грациозный жест!.. Люди гибнут без любви; актеры умирают без зрителей. Ее убили…
Она летит беспечным мотыльком на встречу огню жизни, широко улыбаясь и посылая искрящийся взгляд. В ее облике скользит легкая небрежность, беззаботность и юношеская наивность… Сегодня сама себе купит букет роз… за прекрасно сыгранную роль… Ее дом – большая гримерка, а театром является жизнь…