Она начинает меня раздражать…
Не помню ее имени. Хоть и работает слева от меня. Раньше знал… теперь забыл.
Теперь это девушка, которая водит ручкой по бумаге.
Явно нервная особа. Она выводит свои каракули непрерывно. Даже когда разговаривает с клиентом.
Минуты через две ее стараниями на чистой бумаге появляется синее пятно из круговых линий. Круговерть. Порой кажется, что рука сейчас в нее провалится. Так и надеешься, что вот-вот психичку засосет в эту дыру. Но тут она меняет листок. И все по новой…
Как же ее зовут?
Да какая разница?
Сегодня утром домик вновь был пуст. В эти дни я старался не трогать Сачико. Не расспрашивать ни о чем. Просто понаблюдать, что она делает. Теперь я все понимаю…
Теперь мне почему-то не терпится домой. Когда все шло хорошо, я никуда не торопился. Потому что все шло хорошо. Как будто оно так и будет идти без твоего вмешательства. Но дорожка под названием «все хорошо» оказалась весьма извилистой. Да еще и горной. Если иногда аккуратно не поворачивать, можно упасть и разбиться о камни. Катиться по ним вниз. Разрывать тело в клочья. Стираться о шершавые стены великой горы. И наконец упасть истерзанный и окровавленный на лужок. На лужок с цветами. Что у подножья горы. Мой лужок.
Новый листок. Опять водит.
- Здравствуйте, Киоши-сан.
Губы сами растянулись в улыбке. Даже не успев повернуться, голова кивнула.
- Арису-сан! Приветствую вас! Минутку… вот ваша посылка!
- Большое спасибо.
- Может, хотите сразу чего-нибудь отправить?
Девушка игриво заулыбалась.
- Но что?
- Разверните эту посылку!
- Зачем? Это конфиденциально. У вас написано… – нравоучительно произнесла она.
- А вдруг не понравится? Возьмем и обратно отправим!
- Вообще, я знаю, что там…
- Да ладно вам! Поделитесь радостью!
Клиентка растерянно шагнула назад, оглядела меня, остановилась на глазах… и скороговоркой выдала:
- До свидания, Киоши-сан.
- Ах, до свидания, Арису-сан!
Что она такого увидела в моих глазах?
Вдруг я заметил, что на меня уставился весь отдел.
- Черт!
Я уткнулся лбом в свой столик. Хочу домой.
Близился закат.
Несколько зданий, будучи в сговоре с уходящим солнцем, каждый вечер показывают интересную картину: пустой дом напротив примерно в одно и то же время оказывается в светлой линии.
Солнце медленно отступает под натиском ночных духов. Приходит время царствования призраков. Их колесницы пускаются во все тяжкие, чтобы изгнать пылающий жизнью шар. Потому что настало время их дозора. И вот эфемерные взоры начинают выискивать на земле непокоренных мертвых. Тысячи крыльев призрачных драконов простираются на небе. Их прерывистые хлопки возмущают природу, заражают дрожью деревья и травы. А призывный вой заставляет выйти на улицу и поднять головы тех, кто может слышать зов фантомов. Тех, кто задержался в мире живых.
Но есть один призрак, не подвластный мертвым посланникам. Даже взоры ужасных и величавых драконов не способны заметить ее. Она слышит зов любимых. Приходит ради них на одно и то же место, чтобы вновь ощутить любовь. Подарить им свои чувства. Они не могут без нее жить. Она не может без них умирать. И лишь время – блюститель бытия – развеет их, дабы те воссоединились в прекрасном, воздушном танце свободы и любви.
Но сейчас они лишь томно смотрят друг на друга. А над духом женщиной в черной выси кружат твари. Жаждут забрать. Но она - последняя над кем смыкается тьма. Солнце чувствует в ней свет, тратит оставшиеся силы, сдерживая ее жилище в своих объятиях, но иссякает… тогда женщина слышит зов драконов. Поднимает голову, устремляет взгляд на фантомов. Черные волосы спадают густой завесой, скрывая призрачное лицо. И она не выходит… желание остаться с любимыми сильнее любого загробного колдовства.
Ицанами – не властная влечению…
Да. Я рисую это. Я нашел свою душу.
В эти дни во мне горело нечто. Оно давало силы жить. Волю творить. Она вдыхала в меня желание, показывала направление. Давала свою любовь. Ицанами…
Я рисовал эту картину каждый день после работы, пока позволяла Сачико. Она оказалась права во всем. Это был всего лишь пустой дом, пока ее благословенные руки не соединяли символы материнской любви. Тогда она появлялась. В одно и то же время, каждый день.
И вот я рисую ее вновь. Линия солнца только зашла за дом, готовая сомкнуться. Скоро тьма поглотит пустой дом…
Ее волосы спадали лишь два раза, но это не так важно. Они будут прикрывать лицо. Раньше я часто рисовал ее именно так. Как прекрасны эти черные волосы.
Дух Ицанами почти не двигался. Лишь периодически качал головой или устремлял взгляд куда-то вдаль. Что это значит? Куда она смотрит? Я не знаю… отсюда не видно.
Я более не осмеливался приближаться к ее жилищу. Порой закрадывалась мысль воспользоваться биноклем или чем-то подобным, но… боялся как-то вмешиваться в нашу гармонию. Это идиллия…
Картина почти готова… я достаточно постарался в изображении жилища и гонцов смерти. Я любовался женой, окружая ее тварями, вырисовывая пустой дом. Наконец-то пришло время наполнить дом жизнью… любовью и светом. Ицанами – самое драгоценное в картине.
Я уверенно занес кисть… как вдруг Ицанами исчезла. Секунду назад она виднелась в крайнем окне, как и каждый вечер, а теперь…
Но почему? Еще ведь не время! Еще слишком рано!
Я растерянно обратился к дочери:
- Сачико, что…
Она вытащила куклу. Зачем она вытащила куклу?
- Но зачем?
- Она закончила. Ты же видишь. – ответила дочка, обратив на меня свои чистые, блестящие глазки.
- Но… но… она ведь появится здесь завтра?
Сачико неуверенно посмотрела на куклу, будто бы повторяя ей мой вопрос. Затем ответила:
- Она завтра появится здесь.
- Точно?
Она кивнула.
- Ах… но почему она ушла…
- Папа, я пойду спать?
- А… да. Иди.
Дочурка поднялась и отправилась в постель. Кукла-мама осталась лежать на полу.
- Доченька, ты забыла свою куклу!
- Она мне больше не нужна – звякнул ее голосок – спокойной ночи.
- Спокойной ночи – пробормотал я в ответ.
Почему не нужна? Почему?
Неужели ее отнимут у меня?
Я опасливо посмотрел на расставленные справа картины.
Нет-нет-нет… я не хочу возвращаться к безумию. Только не смута. Не пустота. Бездушность.
Эти ужасные образы… эти страшные воспоминания.
Отложенные в угол картины угрожающе наблюдали за мной. Звали, словно в пропащую бездну. Злобно щерились с холстов.
На одной я изобразил разбитую вдребезги машину. Цвета крови. Она и была в крови. В его крови. Внутри виднелся водитель. Тот самый подлец. Его тело невообразимо пострадало от аварии. Что принесло ему невероятные страдания. Туловище и ноги были перекошены, руки исковерканы, а голова неестественно вываливалась из оконного проема дверцы. Лицо после столкновения со стеклом, усеивали мелкие осколки. Они создавали десятки кровоточащих ран. Кровь заливала весь автомобиль. Красный. А взгляд мертвеца выдавал неверие. Водитель и помыслить не мог, что сам сдохнет на своей проклятой машине…
Вторая картина…
В окружении различных автомобильных деталей на корточках сидела голая девушка. Ее, будто на сцене, освещали фонари от машин. Свою наготу она закрывала большим колесным диском. Тот был остр, словно лезвие бритвы. Девушка вела пальцем по краю диска, оставляя густую, красную линию, постепенно стекающую струйками по лицевой стороне. Страстный взгляд, похотливое выражение лица, идеальная фигура, черные густые волосы…
Нет!
Это не Ицанами! Это не она!
Вдруг труп водителя улыбнулся во весь рот. Губы противно растянулись. Показались окровавленные зубы. Несколько осколков спало с лица. Еще сильнее засочилась кровь. Словно живая, она переливалась на машине.
Мое сердце замерло. Я не хочу возвращаться… не хочу…
Зашевелилась девушка. Не сводя с меня охотливых глаз, она медленно легла за диском. Зажав между ног, начала приближать его к себе. Ноги постепенно раздвигались. На них оставались кровоточащие порезы. Палец двигался все ниже и ниже по окружности диска. Она улыбнулась улыбкой суккуба и легонько толкнула диск в сторону…
- Нет! – вдруг вскрикнул я.
Нет… мне нельзя… мне…
Мне просто нужно лечь спать… Как можно быстрее.
Что же будет сегодня? Неужели она может так просто бросить нас? Неужели я больше не увижу мою прекрасную Ицанами?
Боже, как же хочу попасть домой! Остался только час.
Еще целый час наблюдать за круговыми движениями ручки. Черт, да какие у нее проблемы? Да, она не очень красива. Насколько я помню, у нее нет мужа. Но неужели это приводит к радиальному расстройству кистевого сустава?
Новый листок.
Да когда ж ты прекратишь это сумасшествие?
- Здравствуйте – послышался мелодичный женский голос. По нему можно было легко определить, что человек улыбается.
Улыбается…
У меня этого не получилось. Про поклон я просто забыл.
- Здравствуйте. Вы получить или отправить? – не глядя кинул я вопрос.
- Я отправить. А вы… - протянула она, видимо, разглядывая мой бейджик. Насмотревшись, радостно воскликнула - Киоши-сан!
- Да, это я. Говорите ваше имя.
Я начал готовить необходимые бумаги.
- Маеми…
- Фамилия у вас есть?
- Подождите-подождите – как-то игриво проговорила она. Это праздничное настроение уже действовало мне на нервы – я хочу, чтобы вы сначала осмотрели мою посылку!
- Простите, что? – недоумевал я. Что еще за чушь?
Она уже вовсю чем-то шуршала. Разворачивала свою «великолепную» посылку, которую так срочно нужно всем «осмотреть»!
- Послушайте, девушка. Маеми-сан!
Со счастливой улыбкой, она достала картину и поставила перед моими глазами.
Я замер…
- Ну как вам?
Плевать на картину. Она расплылась перед глазами. Кроме одной части…
Мой взгляд беспомощно вперился в красную машину, что беззаботно ехала по дороге. Ехала как будто бы просто так. По каким-то делам. Но я-то знал куда направляется этот ублюдок! Он едет, чтобы убить мою жену! Чтобы она потом мучилась в грязных развалинах! Чтобы маленькая девочка сходила с ума, общаясь с куклой и пустым домиком! Чтобы я рисовал уродливых садистов и смерть… его смерть… так много его смертей…
Да что же это!
- Она меня преследует!
Все взоры тут же вонзились в меня. Девушка растерянно оглянулась. Она ничего не понимала… она действительно не понимала… но я-то понимал!
Я скривился на своем месте. Спрятал лицо, чтобы никто не увидел слез. Эта ужасная картина застала меня врасплох. Раздавила как червяка.
Послышался голос Хотака-сана:
- Что случилось, Киоши?
Шуршание ботинок. Стук картины. Оправдывающийся голосок. По нему легко можно было определить, что человек плачет.
- Я не хотела. Я просто… я лучше уйду, хорошо? Просто уйду? Простите, Киоши, я ничего не знала о…
- Если хотите, чтобы было лучше, то уходите немедленно – оборвал ее начальник.
- Да… да… простите.
Быстро удаляющиеся шаги - она убежала. Хлопок двери.
Слезы уже впитались в рубашку. Глаза болели, словно от яркой вспышки. Как будто обжегся. Перепутал бутылки и выпил уксус вместо воды. Какая ужасная горечь.
На плечо легла крепкая рука Хотака-сана.
- Может, ты домой пойдешь? Все равно рабочий день закончится через пол часа. Иди.
Я лишь кивнул в ответ.
Все-таки у этого случая был небольшой плюс.