«Она это заслужила! Мерзавка!» - в сотый раз мысленно повторял он, медленно бредя по пыльной полевой дороге.

Солнце светило беспощадно, но он упрямо продвигался вперед, мужественно борясь с искушением завернуть в лесопосадку, тянущуюся вдоль дороги.

«Бежать! Бежать отсюда! Не буду терпеть больше ни секунды!»

… «Она обманула меня! Какой же я глупец! Променять свою свободу… свою независимость… на ласки лживой… шлюхи!!»

Казалось, с каждой секундой Солнце накалялось все больше, посылая еще более жаркие лучи на и без того измученную Землю.

Он также был изрядно измучен этой духотой. К тому же – с каждым пройденным метром возникшее недавно чувство голода становилось все сильнее…

На миг он вспомнил те пиршества, которые устраивала эта «лживая шлюха»… Но тут же решительно отогнал воспоминания.

«Ни за что! Ни за что я не вернусь туда! Нет!»

…

Дорога, извиваясь змеей, уходила за горизонт. Лесопосадка давно закончилась, и только иногда на обочине встречались редкие, покрытые пылью чахлые деревца. Было около двух часов пополудни, и солнечный свет творил настоящую вакханалию без малейшей жалости прожигая всё и всех.

… Он уже не брел, а буквально полз вперед, отдыхая, иногда не сделав и десяти шагов. Ему вдруг вспомнилось покинутое жилище. «Настоящие хоромы» – с тоской подумал он. – «Хоромы, исполненные прохлады и уюта…»

«В которых тебя посадят на цепь!» – тут же оборвал сам себя. – «В которых ты будешь прозябать, день и ночь обреченный наблюдать одно и то же, ощущая как жизнь протекает где-то в стороне для кого-то другого, но не для тебя!»

И он упрямо шел вперед.

Вперед и вперед… Вперед и вперед.

Он проклинал все на свете, ругал всех тех мошенников, что воспевают романтику бродячей жизни… и тем не менее шел вперед.

«Я докажу ей, что меня не подкупить жратвой и дешевыми ласками! Я свободен! Свободен!» - восклицал он мысленно. И это придавало новых сил для еще нескольких шагов вперед.

«Мерзкое солнце» – тут же бубнил он через несколько минут. – «Мерзкая жара, мерзкая пыль, мерзкая дорога…»

…

Город показался на горизонте, когда жара уже начала спадать.

Он чувствовал себя почти мертвым, но… Но в то же время – знал, отныне никто и ничто не сможет отобрать у него свободу… Вымученную, выстраданную свободу, которую он выборол пешком добравшись по этой ужасной жаре до совершенного другого, незнакомого ему пока что очага цивилизации, который отныне должен был стать его родиной. А может и не родиной, а просто – временным пристанищем.

«В любом случае, теперь – никаких цепей. Даже золотых! Никогда! Отныне и навсегда – только свобода!» - говорил он сам себе, и чувствовал, что это отнюдь не пустые слова…

…

Город возвышался над равниной огромным скоплением небоскребов, окутанных мягким сиянием заходящего Солнца, чьи лучи ласково прощались с той самой Землей, которую они так беспощадно поджаривали днем…

А в свете этих лучей, окутанный тем же закатным светом, в город меленно, с чувством настоящей Победы, вошел запыленый темно-серый доберман пинчер…