- Пожалуйста, человек! Нет, не уходите! Вы – вы! Я обернулся. - Слушаю вас. - Как мне пройти на крышу этого дома? Я замешкался, мне показалось, что этот человек собирается покончить с жизнью, прыгнув с пятиэтажки. - Вон же лестница, - помедлив, ответил я. - Она высоко, - в отчаянии пробормотал он, - мне за 60, как я буду прыгать? Я смотрел на него сквозь зарешеченное окно. Лестница действительно была высоко. Заросший бородой человек, похожий на бездомного растерянно стоял посередине ветхого балкона на верхнем этаже. - Вы понимаете, что я не допрыгну? - А чего там хотите? - Мне нужно на чердак. Кстати говоря, этот человек не мог попасть на балкон никаким иным образом, как только через мою квартиру. А в моей квартире он не появлялся. Я налил себе кофе. - Вы пьёте кофе, - сказал он, опустившись на потемневший от времени деревянный пол. - Хотите? – предложил я. - Нет, я просто уточнил, кофе вы пьёте, или нет. - Я пью кофе. - Моя фамилия Осипов. Как вас зовут? - Максим. - А фамилия? - Чехов. - Фамилия – это очень важно, поверьте мне. Всегда говорите фамилию. - А что вы думаете насчёт имени? - По имени вас можно отличить. Между тем на свете тысячи Максимов. А фамилия – это твоё родовое отличие, метка твоя. - Хм. Может быть, я чего-то не понимал, но рассуждения старика не были мне близки. - Мне шестьдесят три. - А я подумал вначале, что вы сумасшедший, Осипов. - И вы правы. - И что вы хотите спрыгнуть с крыши. - А… - бездомный по-детски улыбнулся, - это мне уже не поможет, молодой человек. - Мне сорок два. Он не ответил. - Я могу подсадить вас. - Да, извольте, - оживился старик, - и имейте в виду: молодой человек вы до тех пор, пока ваши волосы не поседели. Я отставил кофейную чашку. Проржавевшая решётка со скрипом отворилась, и я перешагнул через карниз. Разгорался закат. - Вы сможете встать мне на плечи, Осипов, - сказал я, подняв руки, и ухватившись за край металлической лестницы, мокрой от вечерней росы. - Подождите, присядьте. Я присел. Он кое-как вскарабкался мне на плечи. Я удивился: плотно сбитый, старик оказался лёгким как пушинка. Я молча встал, и снова зацепился за перекладину. - Полезайте. - А вы – следом. - Чего мне там? Осипов, хрипло дыша, стал взбираться вверх. Я смотрел ему вслед, отмечая, что короткая лестница никак не кончается. - Вы не бойтесь, Максим! – крикнул старик, не оборачиваясь. - Да я не боюсь, с чего вы взяли… Я в третий раз ухватился за лестницу и подтянулся. - Не смотрите вверх, Чехов! – сказал Осипов, тяжело дыша, - а то лестница никогда не кончится. Я тут же посмотрел на небо. - Не будьте дураком! – прозвучало сверху – Застрянете, не сможете ни подняться вверх, ни спуститься вниз! Скрипнув зубами, я подчинился. Руки скользили по влажным и холодным перекладинам. - Не смотреть вверх, не смотреть вверх, - повторял я шёпотом, и чем чаще повторял, тем неистовее было желание, и тем прочнее укоренялась мысль, что на небо я уже посмотрел! - Долго ещё, Осипов? – спросил я через полчаса, впрочем, могу соврать, я потерял счёт времени. - Бывает и за десять лет не добираются. Я сделал вид, что не обратил внимания. Бесконечная деревянная стена чердака медленно уплывала вниз. - А быстрее бывает? – раздражённо спросил я, но не получил ответа. Я понял: Осипов добрался. Сумерки сгущались. Я взбирался в никуда, наблюдая, как сереют от темноты и немеют пальцы. Стал считать охлаждающиеся перекладины, и ровно через сто тридцать пять перекладин, я совершенно перестал видеть руки. Мрак поглотил меня, я исчез для себя самого. Вспомнил, как знакомился со своей первой девушкой. Мне было четырнадцать, или пятнадцать. Её звали Римма, у неё были короткие чёрные волосы и огромные чёрные глаза. Она была маленькая, идеально сложенная. Я не знал, как представится, я забыл даже своё имя. И молчал. А она смотрела в ожидании, опасливо хлопая ресницами, а потом ушла, и мы так ничего друг другу не объяснили. Через два дня Римма погибла. Я был на похоронах. Её запеленали в чёрное по самый подбородок, потому что тело было сильно изуродовано. Я поцеловал её в остывший лоб, не проронив не слезинки, и ушёл тихо, чтобы не видеть, как закрывают крышку, и как стучат по ней первые комья мёрзлой земли. Двести семнадцать… Когда я был маленький, то больше всего на свете боялся невидимых существ, скрипящих по ночам половицами. Когда я уже в сознательном возрасте стал жить один – они поселились у меня дома, сказав, что имеют на это право, и что мне придётся с этим смирится. Иногда я разговаривал с ними. А… Так это они впустили Осипова. Влажный холод сдавливал меня своими мерзкими объятиями. От чердачной стены запахло тиной. С каждой перекладиной дышать становилось всё труднее, воздух сгущался. Я сбился со счёта. Я перестал чувствовать перекладины, повинуясь лишь ритмичной работе мышц. Мысли покинули меня, я стал совершенно пустым, словно меня выпили. Когда же всё вокруг, и всё внутри потеряло смысл – я не нащупал следующей перекладины. Я ввалился в гнилую стену, рухнув в темноту на гладкий каменный пол. - Зажгите свечи, - прокричал утробный женский голос, заполнив дребезжанием всё пространство. - Осипов, - тихо позвал я, - вы здесь? - Здесь никого нет, - отозвалось сзади. - А кто же это сказал? – поинтересовался я. - Ты сказал. - Да нет, кто сказал, что здесь никого нет? - Ты. Я встал на ноги, набрался смелости и в полный голос произнёс: - Так где же свечи? В этот же миг всё вокруг бесшумно засуетилось. - Извините, - детским голосом сказало что-то взяв меня за руку холодными влажными пальцами, - кто-то снял подсвечники. Я проведу вас до коридора, а там вы сами разберётесь. - Разумеется. - Я дам вам совет. Никого не обманывайте. Вы новичок, и это заметно. Постарайтесь не задерживаться надолго. - Я и не собирался. Помолчав, я тихонько спросил: - Вы не знаете, где Осипов? - В комнате раскаяния. - Где? - Он отдал свою дочь, чтобы войти в 1078 и 1290-ую комнаты. Теперь раскаивается. - А что это за комнаты? - Тсс! И никого ни о чём не просите! Вдруг те же холодные руки толкнули меня в спину, и я очутился в совершенно обычном коридоре с желтоватыми стенами и галереей дверей по обеим сторонам. Двери были пронумерованы. Вначале я решил просто пойти прямо, дойти до конца коридора и вернуться, но чем дальше я шёл, тем бесконечнее становились жёлтые стены и серый известковый потолок. Я обернулся: начала коридора больше не существовало. После двери под номером один выстраивались двери с отрицательным значением. Я остановился перед номером двадцать пять, пошаркал ногами у порога, и постучался. Убедившись, что никто не ответит, я нажал на ручку, и приоткрыл дверь. Я очутился в купе поезда. За окном мелькали деревья, на правой полке спал мой папа, на левой мама, на верхней младшая сестра играла с куклой, а вторая верхняя была пуста. - Не кричи так, родители спят, - ни с того ни с сего вырвалось у меня. - Они не спят, они умерли, пока ты был в туалете. Я подбежал к маме и стал трясти её за плечи. Мама не просыпалась. - Я же сказала. Тогда я стал трясти папу, но папа не ответил мне. - Наташа, - сказал я медленно, - теперь я отвечаю за нас обоих. Наташа громко рассмеялась. - Тогда ты должен спасти нас от тех дядей, которые взорвут поезд через двенадцать секунд! И девочка снова разразилась безудержным смехом. - Наташа, дай мне пожалуйста… Что-то помешало мне закончить фразу, а Наташа затихла, пожирая меня круглыми глазами, словно затевала какую-то гадость. - Я сейчас, - сказал я, открыв купе. Я выпал из комнаты, обливаясь потом, и еле дыша. Мои пальцы снова стали пальцами взрослого. Как же выходят отсюда? – подумал я, но ничего определённого не пришло мне в голову. Следующая комната оказалась подобием огромной ванной комнаты, но совершенно пустой, если не считать, свисавшего со стены ржавого крана и гнилой воды под ногами. Что-то неприятно покалывало память. Раздался гром, и с потолка хлынула вода Я бросился к двери, но она словно вросла в стену, а ручка растворилась. Вода прибывала. Она сковывала льдом моё тело, глаза залепляла желтизна, голову заполнило что-то скользкое и неприятное, вот-вот грозившие вылезти наружу. Я совершенно перестал слышать и задыхался. Волны бурлили вокруг, и отчаяние успокаивающе ерошило мне волосы. В какой-то миг все мои кости поразила скручивающая боль, я конвульсивно открыл глаза, и в рассеянном тумане увидел обшарпанные стены своей комнаты. Один из невидимых склонился надо мной, непонятно мыча, второй поправил одеяло на моей груди, а третий принёс выпить какой-то дряни. Я выпил, и мысли тут же начали прояснятся. - Чего это вы такие заботливые? – спросил я, приподнявшись на кровати. Четвёртый невидимый заколачивал досками окно, ведущее на балкон. - Зачем? Не надо. - Поспи немного. Тебя же предупреждали – не проси… И я снова провалился в темноту. Я вновь бежал по знакомому коридору, только теперь некоторые из дверей были открыты, и я то и дело замечал в проёмах каких-то людей. Впрочем, я старался не останавливаться, посчитав, что так быстрее доберусь до абстрактного выхода. - Максимка! Подожди! – раздался сзади хитрый стариковский голос. Я остановился, и обернулся. У одной из дверей, опираясь на палочку стоял хитрющий старик. Я знал его, но не помнил имени. Я знал его ещё в детстве, он был частым гостем в нашем доме, а потом куда-то пропал. Лучшее, что умел делать старик – играть в напёрстки. - Сыграем, малыш? – спросил он. Да, так он всегда звал меня – малыш. - На что сыграем? – осторожно поинтересовался я. - На выход, разумеется. Ты же этого хочешь больше всего? Ведь только это ты ищешь, не так ли? Я молча вошёл за ним в комнату и сел за стол напротив старика. В этот раз напёрстки оказались необычно большими, а на монетке был изображён ни чей-нибудь, а мой профиль. Я решил ничего не спрашивать. - А если я проиграю? - Тебе отрежут правую руку. - Ну нет, - возмутился я, вставая, - сами играйте. - Подумай малыш, ведь ты можешь никогда отсюда не выбраться, а сейчас – реальный шанс. - Я не собираюсь отдавать руку! - Тогда сам выбирай наказание. Улыбочка старика превратилась в ухмылку. - Если я проиграю… - Не вздумай хитрить! - Отведёте меня в комнату раскаяния. - По рукам! – крикнул старик, - Дурачок ты, дурачок! Старик уселся поудобнее, повертел монетку перед моими глазами, и снова улыбнулся. Монетка сверкала в световом луче, происходящем из центра комнаты, а я на ней подмигивал сам себе. Движения рук старика были такими быстрыми, что я не успел опомнится, как настал момент выбора. - В центре, - сказал я небрежно, зная, что ошибаюсь. Монетка должна была быть слева. - А вот и не угадал, малыш. - Слева. - Оу, опять неудача! - Но в правом ничего! – я был уверен, что правый пуст! – Откройте правый! -Старик открыл правый. Под колпачком на столе была вмятинка от монетки. Я сглотнул, а старик высунул язык, и подбросил на его кончике медное изображение с моим профилем. - Жулик. - Дурачок! Вставай – вставай! Так и быть, прогуляюсь с тобой… Это же как последний путь. Не оставлять же одного. - Я выйду от туда, вы до своей комнаты добраться не успеете! - Кое в чём ты прав, малыш. Выход действительно в комнате раскаяния. Но, Осипов, например, никогда не выйдет. Для него больше нет выхода. - А для меня? - В сущности… Не знаю, посмотри. Старик проковылял к двери, и мы окунулись в темноту. - Кто выключил свет? – спросил я. - Ты выключил. - Как я мог выключить, если всё это время играл с вами в ваши чёртовы колпачки?... - Напёрстки, - попросил он. - Вы видите в темноте? - А ты еще нет? Вскоре бетонный пол стал неровным, с бугорками и ямками. Потом вовсе покрытие сменилось деревянным и подул прохладный ветер. - Аккуратнее, сейчас ступенька, - нарушил молчание мой спутник. Я споткнулся. - Ну я же сказал – ступенька! И ещё много ступенек, приготовься, малыш. - Я уже давно не малыш, - низким голосом пробурчал я. - Сколько тебе? - Сорок два. - Оу… давненько… да. Винтовая лестница, скрипя ветхими ступенями поднимала нас вверх. Через некоторое время я стал различать деревянные стены – сквозь них пробивались лучики мутного света, с танцующими пылинками. Стены окружали нас, мы находились в какой-то башне, и башня эта шаталась так, что мне пришлось держаться, расставив руки в стороны, чтобы не упасть. Меня начало укачивать. - Держись, - прохрипел старик, явно не пытаясь подбодрить меня, - недолго осталось. - И Осипов говорил… странные вы тут. - Мы? Осипов не наш. Осипов – ваш. А мы, - старик усмехнулся, он, казалось, совершенно не уставал, - к вашим услугам. И так, пожалуйста, мы пришли! – добавил он, остановившись перед дверью, из щелей которой ручейками разливался красноватый свет. - Осипов там? - Да, но ты вряд ли встретишься с ним. - Почему? - Сколько тебе, 42? - Да, - с сомнением ответил я. - А не похоже! Поэтому, и не встретитесь, малыш. Заходи, - старик распахнул передо мной дверь, силой втолкнул меня, и я растворился в мутном свете, громкой музыке, криках, вздохах и звоне бьющихся бокалов. Яркий свет после нескольких часов темноты ослепил меня, и, давя на глаза ладонями, сам того не заметив, я упал на колени. - Кто это там? – раздался пьяный мужской голос. Я тут же поднял веки: огромный чёрный пёс стоял передо мной, оскалив пасть и улавливая мой взгляд. - Уберите собаку, - сказал я спокойно, медленно вставая. Хотя я ещё не мог различить ничего, что отдалялось от меня больше, чем на полметра, но интуитивно понял, что все и всё смотрят на меня. - Джо сам по себе, - промямлил кто-то, - тут нет его хозяев. Джо схватил меня за штанину, и потянул к выходу. Я вырвался, и оттолкнул пса, не без удивления заметив, что тот не сопротивлялся и не настаивал. - Разве его зовут Джо? – спросил кто-то. - Да, - раздался возмущённый голос – кто решил что его зовут Джо? - Ну вы действительно сумасшедшие, ребята! – звонко крикнула какая-то женщина – Вы сами, наверное, уже давно позабыли свои имена, а спорите о какой-то собаке! Ха, ха, ха! - Наш новый гость помог развеселить тебя! Эй! Ребята! Там! Освободите место для нашего гостя! Я стал потихоньку различать происходящее. Небольшая прокуренная благовониями и табаком комната была наполнена странными существами и предметами. Существа в своём большинстве представляли помесь людей и животных, но в ком-то звериное проявлялось сильнее, в ком-то наоборот. В углу комнаты под клубами дыма храпела бурая откормленная свинья, позади меня, у двери, расположился пёс, которого кто-то назвал Джо. Было много старинной мебели: шкафы, тумбочки и кресла громоздились друг на друга, скрипя пружинами и ножками. Кто-то пил из золотых, украшенных драгоценными камнями кубков, кто-то, как например маленький серый человечек с оленьим хвостиком, поднимал тост держа в руке армейскую алюминиевую кружку. - Вон твоё место! – крикнул мне опьяневший кенгуру с человечьими руками. Я посмотрел, куда он указал и прошёл к креслу возле стены, неподалёку от храпящей, при каждом вздохе, всё больше раздувающейся свиньи. Я прошёл по самому центру комнаты, с каждым шагом всё больше чувствуя себя непрошенным наглецом. Я прошёл очень близко от кровати из узорами изогнутых серебряных прутьев, где на атласных матрацах, шелковых простынях и расшитых подушках нежилась совершенно голая маленькая женщина с идеальными формами, а зверолюди тянулись к ней, силились дотронуться до неё, боролись друг с другом за право подойти ближе и разглядеть её подробнее. Я посмотрел на неё секунду, и тут же отвернулся, обомлев от красоты, направился к своему креслу. Опустился в него, и упёр глаза в замусоренный пол. - Почему ты не смотришь на меня? – спросила женщина. – Неужели я не нравлюсь тебе? - Нравишься. - Тогда смотри! Ты же видишь – все смотрят! Я ведь здесь – чтобы все смотрели, а ты – не смотришь! Смотри! Я приказываю тебе! Да смотри же! - Я не могу. - Врёшь. - Нет. Я чувствую, что не должен смотреть в твоё лицо, а если я буду смотреть на тебя, я обязательно его увижу. - Тогда… Эй! Ты! Завяжите этому новичку глаза! - Зачем? – возмутился я, озираясь по сторонам: ко мне уже мчался полукозлик с тёмным платком. - Замечательно, - сказала женщина. – Теперь ты не видишь? Хорошо. Вставай, я приказываю. - Нет. - Как ты можешь не слушаться меня? - А с какой стати я должен тебя слушать? Помедлив, она продолжила: - Я хочу, чтобы ты подошёл ко мне, и ощупал моё лицо. Тогда ты не увидишь его, но ты поймёшь, какое оно. Стоило женщине сказать это, как изо всех точек комнаты посыпались шепот и завывание. - Нет, - ответил я. - Нет?... – повторила она. - Пусть ты будешь Джо… - пробормотала она псу. – Всё равно, сегодня ты мой слуга. Отнеси меня к этому человеку! Эти её слова были сказаны с таким стыдом, что мне подумалось, будто бы женщина физически не способна сама подойти ко мне. Моё предположение подтвердили звуки. Вначале Джо простучал по полу когтистыми лапами, затем, заскрипела кровать и что-то кулем упало на собачью спину, отчего пёс повалился на пол и жалобно заскулил. Я боролся с желанием подойти. Жалость кричала мне, что нужно сбросить повязку, подойти и помочь, но что-то более глубокое приковало к креслу. - Ты даже теперь не подойдёшь ко мне? – с усилием проговорила женщина. - Я не могу, - сквозь зубы процедил я, не понимая до конца, что заставляет меня сидеть на месте. - Подтащите собаку к креслу, - приказала она. Тут же раздался топот, затем пронзительный собачий вой, и всё затихло. Я слышал только своё дыхание. - Я снова так близко, - прошептала женщина, взяв меня за руку. Вначале я попытался отдёрнуться, но её пальцы оказались такими тёплыми и приятными, что я тут же забыл о своём порыве. - Моя фамилия Чехов, - ни с того ни с сего выпалил я. – Я – Максим Чехов. - Я знаю. Нет-нет, лучше не трогай меня ниже ладони… приятного мало. - Хорошо, не буду. - Правда, ты можешь задеть моё лицо. - Нет. - Не бойся, теперь тебе никуда не деться, я уже взяла тебя за руку. Я выбрала – тебя. Я давно тебя выбрала. Да и ты меня выбрал, просто… - Что, просто? – спросил я, сняв повязку и взглянув в огромные и чёрные глаза женщины. - Ничего. - Ты могла помочь мне, я растерялся. - Тогда я не могла. А сейчас возьми меня на руки. Я поднял Римму на руки. Она была лёгкая, как маленькая девочка, как она, такая лёгкая могла сломать Джо хребет? - Подойди к двери, и вынеси меня из этой комнаты. Да не обращай внимания на весь этот сброд, он каждый сам по себе, мы не нужны ему, это лишь декорация. - Декорация для чего? – спросил я, осторожно подходя у двери. - Основа для выбора. Перешагнув порог, я и Римма на моих руках оказались в моей комнате. Несколько невидимых затягивали верёвки на ручках и ножках моего читального кресла. Увидев, что я вошёл, они всплеснули руками и бросили это неблагодарное занятие, презрительно взглянув мне в лицо. - Со временем, ты привыкнешь к ним, - сказал я Римме, положив её в свою кровать. Женщина распласталась по простыне, прекрасная, неспособная к движению. - Я помню тебя совсем мальчиком, - сказала она, - теперь в твоих волосах серебряные нити, и много. Я подошёл к зеркалу. Двое невидимых внимательно изучали меня из угла комнаты. Римма не имела отражения, но на месте, где она лежала кровать была примята. Я провёл руками по голове, и на мой лоб упала прядка седых волос. - Римма, ты знаешь Осипова? - спросил я. - Какого Осипова? - Он должен был быть среди этих декораций. Он отдал свою дочь, чтобы войти в 1078 и 1290-ую комнаты. - Нет, не знаю. - Жаль, - сказал я минуту спустя, раскрыв окно. - Что жаль? - Собаку жаль. Я выглянул на балкон: один из невидимых сидел под лестницей, ведущей на чердак. Наступал полдень, и дневное солнце прокладывало сквозь отсутствующую плоть этого мрачного создания свои лучи. - Не бойся ты, - сказал я ему. Я говорил ему это каждый день. Каждый день он всё больше оборачивался ко мне, и каждый день он понемногу растворялся. Через несколько месяцев, когда он растворился совсем, я четвёртый раз ухватился за металлическую перекладину.
Мне понравилось. В какой-то мере похоже на магический реализм. Не совсем согласна, некоторые образы отталкивают. Но в общем затягивает в мир вашего творчества.
очень даже понравилось, браво! Атмосфера на пять баллов, во время чтения я перенёсся в мрачный патологический мир, который пробудил во мне параллели с миром Кэрролловской Алисы, как если смотреть на него сняв радужные очки
Пространства перетекают в другие пространства, герои тоже являются изоморфными - интересно, но как-то пастельно, а это, по моему мнению, портит весь товарный вид. Мой рецепт: рисовать более яркие сюрреальные ситуации - связи героев с пространством. Одним словом, выстраивать свою эстетическую логику. Могу посоветовать прочитать немного в другом ключе написанное произведение, но обладающее большим эстетическим эффектом: "Ловец снежинок" Это, конечно, ИМХО - можете слушать, а можете - нет.
0
