Белый стакан «потел» на солнце. Его ледяное содержимое, смешанное с бесцветной жидкостью и ярко зелеными листьями мяты, сочными и крупными плодами лайма, разрубленными горькой судьбой на четыре части, сверкали внутри от лучей, которые играли с каплями на стеклянной поверхности стакана.

            - Ваш мохито готов, сэр! – темная симпатичная официантка поставила стакан на простенький столик кафе и выговорила что-то с чисто кубинским акцентом.

            Белый турист в легком костюмчике в стиле сафари помахивал на себя соломенной шляпой и обильно потел. Все его крупное тело горело и больше всего это выказывало лицо – большое, красное, самодовольное жирное лицо свиньи. Смахнув несколько капель пота со лба и глотнув холодного содержимого коктейля, он оглянул симпатичную официантку. Тонкое и гибкое как ствол пальмы тело нежно шоколадного цвета, длинные черные волосы и огромные влажные глаза. Турист облизнул холодные от напитка губы.

            - Вам принести что-то еще? – глаза официантки забегали по туристу, который теперь похабно улыбался.

            Своими толстыми белыми пальцами, на некоторых из которых впивались в жирную кожу толстые перстни, он вытащил свой кожаный кошелек и бросил на стол зеленую купюру.

            - То, что мне нужно не продается, а валяется на ваших грязных улицах. Я хожу по вам ногами, и нет, мне больше ничего не нужно! – крякнув грубым голосом и ухмыльнувшись своей наглости, турист еще раз посмотрел на официантку, залпом выпил последние капли сладкого коктейля и, подняв с трудом свою тушу, заковылял к выходу открытого летнего кафе.

            Темнокожая официантка стыдливо засунула купюру в фартук, захватила стакан и стремительно зашагала к кассе. Нужно было немедленно избавиться от этих грязных денег, на которых еще оставались отпечатки пальцев этого неприятного джентльмена. В это время к открытой двери черного входа кафе уже подъехал молодой мулат на старинном велосипеде. Он широко заулыбался, видя молодую официантку, и почти не заметил старого хозяина кафе.

            - А, сеньор, я привез свежие кокосы! – на его красивом лице снова просияла улыбка.

            - Хорошо, ты всегда привозишь только отменные кокосы, да, Мария? – хозяин добродушно потрепал паренька по плечу и посмотрел в сторону официантки, которая закрывала кассу.

            - Да, сеньор, кокосы и вправду хорошие, - Мария подошла поближе, чтобы помочь разгрузить коричневые волосатые плоды.

            - Все дело в том, чтобы правильно выбрать пальму. Ствол должен быть гибким и тонким, - паренек оглядел тонкий стан, спрятанный в простенькое платье Марии, - потом надо просто хорошенько потрясти, но тогда некоторые плоды могут расколоться! – он сделал громкий хлопок руками, имитируя расколовшийся кокос.

            Хозяин кафе одобрительно засмеялся и погладил себя по седой бороде. Ему определенно нравился этот парнишка. Веселый и симпатичный мулат, он мог пойти в самые далекие дебри за самыми лучшими кокосами. Иногда, в тайне от всех, а самое главное от жены хозяина, он приносил ему ароматные сигары. Такие хорошие сигары могли делать только во времена Че, когда молодые головы слетали с плеч от легкого пляжного ветерка, руки сами просили гитары, и Хуанита могла танцевать до рассвета. Во времена, когда он, также как и этот парнишка, проносился на всех порах по улицам на своем велосипеде и также, со страстью смотрел на молодых красивых девушек, как Марио, так кажется, его зовут, смотрит теперь на Марию, которая робко прячет глаза, забирая кокосы из его горячих рук. Хозяин вытер ус, вздохнул в душе по былому, теперь все было не так, и счастье осталось только стертым пегим воспоминанием, спрятанным меж фотографий тридцатилетней давности в семейном альбоме. Как же быстро пролетело время! Он вынул помятую купюру и протянул ее парнишке.

            - Нет, сеньор, это слишком много! – Марио запротестовал.

            - Бери, не спорь! Купишь любимой стаканчик мохито! Ты знаешь, что мохито – эликсир жизни? – старик улыбнулся.

            - Эликсир жизни – любовь, сеньор! -  Марио лукаво посмотрел на Марию, она кротко ему улыбалась.

           - Ха! Так Мохито и есть любовь, - старик не сдавался, - его нужно делать с любовью, вкладывать душу, когда толчешь мяту и вытаскиваешь мякоть лайма, выбираешь острые основания льда, посыпаешь его тростниковым обожженным сахаром и вливаешь во все это ром!

            - Вы не договариваете, сеньор! Все знают, что у вас лучшие мохито в округе, никто не может повторить вашего рецепта. Что вы туда добавляете кроме обычного состава? – Мария весело улыбалась, вспоминая, что старик всегда делал мохито особенными.

            - Это, дочь моя, магия! Вот это и есть любовь – незнание того, что заставляет тебя пить ее снова и снова, пока она кружит тебе голову, забирает разум и пускает по миру, обрекая на адские боли! – глаза старика прослезились, вот он конец твоей жизни, сеньор! Больше никакой любви и страсти, оставь это молодым, горячим, твой удел – кладбище!

            - Да, любовь – это магия, - прошептал Марио, припоминая все свои бессонные ночи в душной холостяцкой комнате, в воспоминаниях о красивой официантке из летнего кафе сеньора, куда он каждую неделю привозит кокосы.

            Каждый загрустил о своем. Старик попрощался с пареньком и вышел на задний двор, чтобы выкурить в одиночестве свою горькую сигару и поплакать над злой участью времени проходить и забирать с собой его лучшие годы. Марио не хотелось уезжать так быстро. Сегодня она снова вышла к нему навстречу, и теперь, когда кокосы были перегружены на кухню пустующего в конце дня кафе, ему никак не хотелось поворачивать колеса своего старого велосипеда в сторону выхода. Мария тоже чувствовала какое-то странное притяжение, томительное ожидание, мурашки то и дело пробегали по ее темной спине, когда этот чертовски красивый мулат смотрел на нее своими черными как ночь глазами. День близился к концу, и вдалеке была заметна только тонкая линия опустевшего в это время пляжа.

            - Когда ты заканчиваешь работу? – Марио почти прошептал, превознемогая жар, распространявшийся внутри его тела.

            - Да, почти скоро, - Мария сбилась со счета времени, она уже тонула в его глазах.

            - У меня есть идея! Пойдем на пляж, посмотрим на закат, и я могу показать тебе как правильно выбрать пальму!

            - Хорошо, только помогу сеньору закрыть кафе, не думаю, что сегодня кто-то придет, последний мерзкий турист уже допил свое мохито, на сегодня все! – она поежилась при воспоминании о толстом белом. Мулат был совсем другим. Он не был таким же толстым, больше он напоминал горячий тростник, у него были красивые мужественные черты лица и тонкие пальцы, полные губы…

            Мария прибрала стулья и вокруг, пока мулат заносил рекламные вывески с большой надписью «Лучший мохито в городе». Из под тонкой маечки она могла увидеть его мускулистое тело и гибкую, как у кошки спину. Старый сеньор одобрительно посматривал на все со стороны и грустным взглядом проводил молодую пару, когда за ними закрылась дверь. Он тоскливо посмотрел на черно-белый плакат Че, висевший на главной стене кафе, прямо за барной стойкой. Потом он вытащил стакан побольше, зачерпнул им наколотого льда из старенького московского холодильника, смешал все с мятой, потолок содержимое до кашеобразной массы, вырвал мякоть из свежего лайма, магически он что-то нашептал льду, потом вытащил из чулана спрятанную там давно бутылку, вылил ее сероватое содержимое, и сверху залил все несколькими каплями рома. Эликсир смерти был готов, жизнь была где-то там, на предзакатном берегу белого пляжа, она лилась струей из разбитого о землю свежего кокоса. В нем же, в старом, немощном старике уже давно не было бьющейся струи, все засохло. Он опрокинул стакан и горячая лава медленно лилась по горлу, проникая все дальше, цепляя по пути одинокое, разбитое временем сердце и затуманивая железный разум, ноги почти не двигались. Светлая предзакатная полоска уносила его далеко, туда, где была молодость, свежие кокосы, вера в Че и не устающие от танца ноги Хуаниты.

            Белый песок пустого пляжа отражался последними прощальными лучами солнца. Где-то вдалеке, почти споря с линией горизонта играла черная, грешная вода, которая глотала одним махом легкие кораблики, попадавшие в ее воды от своего отчаяния, искавшие лучшей доли. Сердце Марио отдавало гулкими звуками пинков о пустующий барабан, кровь бешено бегала по вискам до самых окончаний пальцев на ногах. Гибкая пальма, его самая любимая, была метрах в двадцати от более или менее заброшенной части пляжа. Своими огромными листьями она склонялась к земле, где кое-где лежали небольшие камни, перемешанные с песком, отчего это место и было таким безлюдным. Берег здесь не ластился бархатным основанием, волны были сумасшедшими и ударяли о каменистый берег с дикой силой, уносили с собой в плен оставшийся песок.

            Уставшее кровавое солнце карабкалось и прикрывалось за линией горизонта. Вдали был слышен резвый смех молодой темнокожей официантки с гибким телом пальмы. Мулат нежно проводил руками по длинной ее шее своими тонкими пальцами. Мерзкий белый турист был забыт. По тонким венам молодых тел гулял озорной дух выпитого в кафе напоследок, лучшего мохито в городе. Молодость била ярким ключом, волны, словно акулы кусали каменистый берег, по которому была раскидана чужая старенькая и простенькая одежда. Вечерний пустующий пляж притих. И только одинокий коричнево-волосатый плод кокоса нарушил тишину, оборвавшись с прочного основания пальмы и полетев вниз к острым основаниям камней. Толстая шкура гулко стукнулась и раскололась надвое, приоткрыв белое, нежное содержимое черствого плода, по коричневой, волосатой кожице потекла белая струйка жизни.

                                               -----------КАПУТ-----------