III
Утром путники распрощались. Вроде то же лицо, но мальчик уже не выглядел таким унылым. Ему почему-то врезались в память слова слепой художницы. Он повторял их время от времени, как бы пробуя их на вкус.
А дорога становилась все более оживленной. По окраинам стали появляться редкие дома (хотя чаще всего опустевшие). Те, кто еще жили в одиноких домах, бродили по своим огородам. С рвением они кормили химикатами землю, которую уже рвало от них. Последние урожаи были отвратительными, и поэтому злость переполняла людей. Несмотря ни на что они требовали плодоносной осени. Занятые важным делом, жители домиков не обращали внимания на путника, чему он был искренне рад, так как ненавидел настырные и любопытные взгляды.
Вскоре он увидел стены города. Над городом прочитывалось «Добро пожаловать в Новый Крой-Итис». Возможно, раньше это название было сделано из золота, которое теперь покоилось в банках или в чьих-то толстых карманах, что в принципе одно и тоже. Сейчас же «Новый Крой-Итис» был сплетен из колючей проволоки, которая блестела на солнце, и которой было навалом во всех городах.
Возле входа стоял кордон. Желающих войти в город было немало, но пропускали далеко не всех. Счастливчиками были те, кто родился в городе, либо имел временное приглашение, либо обладал документом о том, что он является временным гражданином. Этот документ можно было купить на год, но стоил немалую сумму. Гораздо проще было дать взятку, что большинство стремящихся попасть за стены города и делало. Мальчику посчастливилось (хоть сам он так не считал) благодаря родителям быть негорожанином всех городов Союза. Это был особый статус, введенный когда-то северной страной, которой давно уже не было. То есть мальчик мог жить в городе, но не имел кое-каких прав. Он быстро прошел контроль, назвав свой личный идентификационный номер (которым обладали все) и другие нужные данные. Человек на пропускном пункте не заинтересовался тем, что путник был сам, без взрослых. Таких как он было тысячи.
Когда он вошел в город, он увидел супермаркет, где на первом этаже продавались ящики, без которых уже не могло обходиться ни одно семейство – телевизоры. Кое-какие из них были включены и там транслировали интервью мэра города. Он с пафосом сообщал, что построена еще одна магистраль, проходящая через Новый Крой, и весело заметил, что теперь ни один путник не сможет обминать его город.
- Да уж, все дороги ведут в Ад, - подумал мальчик.
Он не любил город.
Город… Место, где правит золотое «мне все равно», где аверс и реверс портят людей с самого детства. Живя в переплетении людей и улиц, горожанин несмотря ни на что знает, что он – один, и это пугает его. Единственный, кто чувствовал себя весьма уютно в темных переулках и дремучих джунглях жадного общества был Страх: страх быть пойманным и оштрафованным за неправильную парковку, страх разориться, страх оказаться ограбленным и убитым в подворотне, которыми кишит город. Горожане не имели ничего: ни спокойствия, ни поддержки в трудную минуту. Но, считая себя слишком богатыми, они боялись, что у них отберут их благополучие. И поэтому горожане построили стены, поставили жандармов на каждом углу, платили за то, чтобы у них отняли свободу, платили свободой. А в 34-й день лета они праздновали День несвободы, названный почему-то словом-антонимом.
Они украли у Земли ее секреты, воровали у нее все, что можно утащить. Город надел на себя темные очки из пыли, газа и копоти. Даже Небо редко заглядывало в город. Оно задыхалось здесь, и к тому же его не сильно ждали.
Он не любил город…
IV
Идя по нижним полупустынным улицам (все движение сосредоточивалось на верхних, более новых), он иногда встречал тех, кто не нашел себя в этом городе. От них веяло недоверием. Оно как будто тяжело и глубоко дышало, и порою путнику казалось, что он слышит это дыхание. Кое-где неторопливо пробегали крысы – хозяйки дна. Но и им иногда приходилось не сладко. Неурожаи делали свое дело.
Чем дальше он шел, тем становилось многолюднее, и вскоре он уже попал на площадь. В отличие от улиц здесь жизнь (если это можно назвать жизнью) бурлила. Все продавалось и покупалось. Дело было только в цене. Бойкие торговцы с лицами ангелов могли обсчитать вас при первой же возможности. И если им это удавалось, то лица их становились еще светлее от умиления. Изредка сюда заглядывали сверху (так называли нижних улиц верхние), и то только для того, чтобы убедиться, что нижняки (жители нижних улиц) не угрожают благополучию верхняков (жителям верхних улиц) и… получить законные подарки.
Валсоннил уже начал осматриваться в поисках дороги наверх, но вдруг его взгляд остановился на девочке, прижавшейся к негостеприимной, заколоченной давно и навечно, двери. В начале он даже не понял, почему он обратил внимание на это потерянное существо. Сколько их таких, слишком рано познавших все радости жизни? Только Небо знает, но и ему хочется иногда закрыть глаза.
Может быть одежда? Да нет, такие же, как и у всех лохмотья, которые остались еще от строителей проклятой цивилизации, живших в ХХ веке.
Может это шрам на лице, оставленный чьей-то любовью?
А может…
Странные глаза. В них не было недоверия, которым дышал город, не было страха, ненависти. Просто какая-то отчужденность и… несколько капель презрения. И не только ко всем, но и к самой к себе. Вот уж чего не встретишь среди людей.
Эти глаза заинтересовали путника. Он не знал, что делать. Подойти? И что он скажет? Пройти? Но…
Вдруг у него неприятно и так тривиально заурчало в животе, и он вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Аверсы с реверсами у него еще оставались, и он подумал о том, где можно утолить голод. На площади продавали много съестного и по довольно сносной цене, но происхождение этого съестного было туманным и поэтому нужно было двигаться к верхним. Он бросил еще один взгляд на девочку, и ему пришла в голову мысль предложить ей поесть вместе с ним. Его природная нерешительность долго сковывала его, но, преодолев ее, он все же подошел к девочке.
- Привет, - неуверенно произнес он.
Она подняла голову, и целая гамма чувств нахлынула на него. Раздраженность. Удивление. Интерес. Раздражение. Холод. Презрение. Они окончательно смыли ту смелость, которая и так была едва жива в душе мальчика.
Он растерялся. Он, конечно, ожидал возможной агрессии, но все же… Его одежда явно свидетельствовала о том, что он не принадлежал к когорте потерянных (пока), и это порою помогало ему, а теперь… Наоборот.
- Здравствуй, верхняк, - наконец-то иронично-уважительно вымолвила нижнячка.
- Извини меня. Я не здешний. Не горожанин. Дело в том, что я не ел уже два дня и теперь хотел бы пообедать, но не знаю где. Ты не могла бы мне помочь?
- Ты не хочешь есть то, что продают здесь?
- Нет. Я думаю, что даже кормилица Гея будет отрицать свое отношение к этим плодам и блюдам.
- А разве она еще жива? Мне всегда казалось, что ее убили уже давным-давно. И эти плоды и блюда – падаль, и мы как гиены обгладываем кости Земли.
Путник еще больше растерялся. Такие мысли ему еще ни разу не приходили в голову. Не зря ему показалась девочка такой странной, невписывающейся в городскую жизнь. Он уже начал искать в голове среди мыслей, разбежавшихся по углам, нужную, чтобы ответить незнакомке, но вдруг засветился большой телеэкран в центре площади, и все, в том числе и он, обратили на него свои взоры.
продолжение следует
0
