Когда Иван открыл глаза, первым, кого он увидел, был седовласый господин со сползшими на нос очками, читавший газету неуклюже примостившись на дальнем краю койки. На нем был строгий серого цвета деловой костюм, а на слепяще-белой сорочке, словно пятно запекшейся крови, темнел, затянутый в тонкий виндзорский узел, багровый галстук.

И лишь потом, будто из тумана, медленно выступили белые кафельные стены и пустые соседние койки.

В нос бил чистый влажный кислород. Иван почувствовал, что в ноздри вставлены какие-то пластиковые трубки, и, напрягшись, рефлекторно попытался их вытащить. Однако, безумная слабость, навалившись на него свинцовым одеялом, не давала рукам приычной возможности слушаться. Онемевшие пальцы заплетались, и качались чужими. Иван, стараясь побороть собственное бессилие, поднял руку, и влекомая ей капельница, закрепленная на длинном некогда хромированном штативе, с грохотом рухнула на пол.

Увлеченный газетой господин вздрогнул от неожиданности. Однако, тут же пришел в себя, отложил чтение, не торопясь встал и поднял капельницу.

- Ви можьете цейтчас говорит? – с чудаковатым акцентом поинтересовался посетитель, усевшись обратно.

- Да, конечно… - ответил Иван, и собственный голос эхом прокатился внутри его головы.

- Хорошо. Ви помньете, как ви управлял автомобиль?

На Ивана тут же обрушилась целый ворох воспоминаний. Скорость. Дождь. Эта вода, которая так кажется изморосью, на двухсот пятидесяти километрах в час превращается в нескончаемый поток. Она заливала лобовое стекло, зеркала. Машину водило из стороны в сторону. А Наташа всё подливала масла в огонь…

Кстати, где она?!

- Что с Наташей?..

Немец словно не услышал вопроса.

- Ви помньете, как ви управлял автомобиль? – повторил свой вопрос посетитель, и тут же, не дожидаясь, дополнил его новыми: - Работал рулевое управленье нормальт? Когда ви начал остановится? Работал зистема тормазов нормальт? Сколько ви был скорость?

- Я, не… - запнулся Иван: - Наташа! Что с ней?

- Ви использовать зистема курсовая стабилизация? Работал нормальт?

- Какого черта, где Наташа!!! – заорал Иван, и, не ожидая от себя самого такой прыти, вскочил, вцепившись в пиджачный воротник немца.

Гость, вполне возможно, предвидел такой ход событий. Или, во всяком случае, факт хватания его за воротник удивил немца гораздо меньше, чем неожиданно упавшая капельница. Он спокойно выпрямился, и, растративший все свои небогатые запасы сил, Иван отвалился, словно насосавшийся крови клещ, и сполз обратно на засаленную  подушку.

- Что с Наташей?.. – проскулил он сквозь слезы, явно впадая в истерику то ли от абсолютной неизвестности, то ли, наоборот, от очевидности ответа на этот простой вопрос: - Что с ней?

- Наташа мертва. – коротко и практически без акцента отрезал немец: - Ви был в ремен безопасности. Она нет… Соболезную.

Это последнее слово он тоже произнес как-то уж слишком заученно точно. И было оно каким-то холодным и технически необходимым, как необходимы в телеграммах эти безликие «зпт» и «тчк».

Немец прекрасно знал, что за всем этим будет. Гнев ли, истерика ли – всё едино. Разговаривать с человеком в такой ситуации – пустая трата рабочего времени.

* * *

- Вы уже готовы заказывать? – кокетливо улыбнулась стриженная под каре официантка.

- Американо и тирамису. – коротко отрезал, отвлекшись от бурлящего серыми утренними красками Невского, успевший заскучать посетитель: – Пресса сегодньяшняя уже ист?

- Да, конечно.

Ганс Кригге не любил Россию, хоть и прожил в ней долгие годы. Славяне раздражали его всем: своим поведением, своей манерой говорить и одеваться. Он не находил местных мужчин приятными в общении, а женщин – красивыми, и уж тем паче - самыми красивыми в мире, как наивно полагала эта неумытая страна.

Вычурность. Пафосность. Кич. Безосновательная тупая показуха, процветавшая в этой стране всё чаше наталкивала Кригге на слова графа де Кюстина о том, что «славяне - суть белокурые арабы». И от этого честно заработанного звания им никуда не деться, не спрятаться за тканью итальянских костюмов, не укрыться за тонированными окнами черных автомобилей, не откупиться мятой пачкой наличных.

Вот пара за соседним столиком. У него якобы итальянский портфель турецкой кожи, у нее диких размеров сумка с пришитым кверху ногами логотипом. При этом кавалер вполне доволен своими остроносыми стоптанными ботинками, а дама – красными вечерними туфлями на высоком каблуке. Роскошная дешевизна.

Славяне, как и арабы, напоминали Кригге сорок. Они обожали всё блестящее, дорогое и раскрученное рекламой, как нечто непременно сопутствующее успеху. Скажем, если некая табачная компания хотела продавать здесь дорогие сигареты, ей было достаточно: хорошо поработать над привлекательной упаковкой, придумать интригующее название (обязательно, на французском, итальянском, или, на самый крайний случай – английском языке), и не поскупиться на рекламные плакаты, содержащие винтажных девушек (если речь идет о женских сигаретах) или успешных хорошо одетых молодых людей в веселой компании пресловутых винтажных девушек (если предметом торга выступало мужское курево).

Они, естественно, курят. Нынче это странно, когда человек, зашедший в кофейню, избегает общения с табаком. Он мгновенно выпадает из сообщества. Девушка же тем паче обязана курить. И непременно тонкие сигареты.

Всё остальное – моветон.

При таком подходе русские готовы скупать всё, что покажется им образчиком роскоши. Скажем, малиновые пиджаки, в которых в родной Гансу Германии обычно выхаживали официанты и некоторый другой обслуживающий персонал, пользовались в свое время уверенным спросом. Теперь, ситуация немного изменилась. Русские поездили за проржавевший занавес, посмотрели на мир. Они не покупают больше малиновых пиджаков, переключившись на другую глупость – автомобили бизнес-класса.

Этот самый класс автомобилей подразумевает наличие водителя. Именно ради этой идеи в них и предложены задним пассажирам широкие диваны, больше пространства для ног, и различные электронные забавы, вроде подогрева пятой точки организма, отдельного кондиционера воздуха или шторки, отделяющей вышеуказанного водителя от хозяина всей этой роскоши.

Славяне не понимают этого. Они покупают шестиметровый «линкор», и не гнушаются рулить им собственноручно. Это такая же глупость, как купить рикшу, и таскать её за собой.

Именно этим пафосом, именно этой неимоверной по своей глупости болезнью роста русской нации и кормился Ганс Кригге. На дивиденды массового идиотизма он мог позволить себе не только американо, тирамису и сегодняшнюю газету.

- Вот, пожалуйста. – улыбка молоденькой официантки снова вырвала Кригге из магии броуновского движения проспекта, утопающего в нескончаемом осеннем дожде.

Эта пара попросила счет. Платит, разумеется, молодой человек. У него для этого все основания: виды на барышню и увесистая пачка наличных перехваченная хромированным зажимом для денег в виде знака американского доллара. Кормилец. Во всяком случае, он должен это показать. В иной ситуации он отсчитал бы до копейки, а тут – совсем другое дело. Он демонстративно оставляет «на чай».

Теперь они оба покидают данное заведение, и садятся в припаркованную неподалеку машину. Автомобиль бизнес-класса. Как в один из тех, что так щедро кормят Кригге.

* * *

Коридор был завален свежей и просроченной печатной продукцией: стопками календарей, буклетов, описывающей великолепные качества автомобилей, их активную и пассивную безопасность, каталогами за этот и прошлые годы. Угрожающе нависали покосившиеся колоннады ящиков различной брендованной продукции: ручек, брелоков, чашек. Всё это, нужное и ненужное, откровенно напоминало городскую свалку. И где-то, среди этого многолетнего мусора пряталась дверь в архив.

И удивительно было, с каким наплевательством и одновременным трепетом относились к этой двери. С одной стороны, её постоянно заставляли то вновь прибывшими коробками, то бутылями со свежей родниковой водой, которой поилось все российское отделение этой солидной западной компании. С другой – дверь отпирали каждый раз с тем, что бы поместить личное дело очередного проданного автомобиля в архив, который содержался в особой чистоте и порядке.

Да, господа. Именно этим роскошь отличается от ширпротреба. Она требует к себе особого отношения.

Ключи от комнаты были у начальника регионального архива компании Греты Неймен. Но, не смущайтесь столь высокому званию. За этим пафосом, как за ширмой пряталась простая двадцатилетняя девушка из западной Рейнвестфалии. Простая немка. Но только немке могли доверить ключи от этой комнаты.

Она была лишена этой странной славянской потребности – полностью захламить ареал своего обитания, как это происходило с вышеописанным коридором. И с ней не нужно было ломать язык топ-менеджменту компании.

- Что Вам конкретно нужно, господин Кригге? – спросила хранительница ключей, освобождая дверь от щедро украшенных фирменными логотипами коробок с новыми сувенирами.

- Дело на один автомобиль. – пояснил Ганс, откатывая в сторону увесистую бутыль с водой: - Этого месяца продаж.

- Что-то серьезное? – поинтересовалась Грета, звеня ключами.

- Нет. Как всегда ерунда.

«Что-то серьезное» для фирмы производящей дорогие автомобили бизнес-класса – это любая техническая неисправность, начиная со сломавшегося стеклоочистителя и выше. Фирма помнила три позорных случая за пятнадцать лет российской практики, когда автомобили приходилось отзывать в Германию. Остальное - ерунда.

Однако, каждое личное дело помогало инженерам понять все тонкости созданного ими механизма. В той или иной степени. И из этого калейдоскопа дел рождалось в итоге новое чудо автомобильной промышленности, взращенное на чистом опыте эксплуатации.

Вам всё еще кажется, что всё это - пустая трата рабочего времени?

* * *

- Как тебе тачка? – спросил парень, как только они выехали из города.

- А плеер подключить можно?

- Нет.

- Тогда фигня. – констатировала девушка.

Она вот уже минут десять пыталась снять куртку, ерзая по коже переднего пассажирского кресла. Битва была явно неравной – после долгой клубной ночи девушка как-то ослабела, что ли. Обычно с ней этого не бывало. Возможно, всему виной был ром. Возможно, что вермут. Или они оба. А быть может, не стоило курить ту дрянь, что якобы прямо с Ямайки.

Кофе явно не добавило ей сил.

Наконец, выбравшись из короткой красной куртки с длинными рукавами, она в очередной раз закурила.

- И сколько такая стоит? – спросила она, выдохнув вонючее облако дыма.

- Да не знаю я.

- А-а… Это же подарок на день рожденья. Можно в Интернете посмотреть. Ты не залезал?

- Времени жалко.

Машина довольно спокойно бормотала что-то своими восьмью цилиндрами. Девушка явного начинала скучать. Новая машина это не только приятный запах кожи, но так же пустой проигрыватель и ненастроенное радио. Устало покрутив ручку приемника, она, наконец, спросила:

- А, сколько это ведро может выдать?

- В инструкции пишут, что двести пятьдесят.

- Чё так мало?

- Ограниченно электроникой. Я потом отгоню, чтоб сняли эту приблуду.

Она еще раз посмотрела в окно, за которым со спринтерской скоростью неслись вдоль дороги привычная сныть, всё еще чуть подернутая золотом, и сосны, редкими зелеными мазками разбавляя эту сонную идиллию. Девушка явно не знала чем себя занять.

- Ну, давай хоть обновим тачилу-то! – глубоко вздохнув, сказала подруга.

- Не. Обкатка же. Больше трех тысяч нельзя.

- Да на хрен её, обкатку эту. Или что? Очкуешь?

- Я?

Это ахиллесова пята любого молодого человека, точка G современного мачизма. Славяне, и в особенности русские мужчины, исконно боятся показаться слабыми. Они на генетическом уровне не приемлют бессмысленных американских улыбок и заискиваний. Они должны быть визуально круты. И если ездить – так быстро. К тому же, обязательно не пристегнутым ремнем безопасности. Вообще, в этой стране безопасность – удел слабаков.

Но, впрочем, все эти принципы прекрасно продаются. Стоит лишь немного повысить штрафы или заработную плату.

Однако, сейчас не тот случай. Девушка.

* * *

Кригге потребовалось меньше десяти секунд, чтобы просмотреть личное дело автомобиля. У новой техники, как правило, весьма скудная биография.

Один владелец – некто Иван Доронин неполных девятнадцати лет. Куплено за наличный расчет около двух недель назад. Цвет, что неудивительно, черный. Оснащение, комплектация, системы безопасности…

Всё это не суть.

Графа «эксплуатация» пуста. Но теперь её явно не хватит.

* * *

Автомобиль покорно набирал скорость. Стрелка спидометра уверенно перешагнула привычную сотню километров.

Дождь. Словно дробью бил в лобовое стекло. Автоматические стеклоочистители замолотили, раскидывая в стороны потоки воды.

Сто тридцать. Трасса здесь выдавала серию умеренных поворотов. И если на штатной скорости они почти не чувствовались, то для двухтонной машины на скорости, разменявшей уже сто пятьдесят километров, крены становятся очевидными.

Чуть слышный шум мотора превратился в нарастающий бензиновый гул.

Ему становилось страшно. Даже нет – им овладевал дикий первобытный ужас! Он понимал, что находится на грани дозволенного, на тонком лезвии возможного, и что теперь всё зависит от тонкого баланса, эквилибра судьбы, как ни банально это звучит, и того, что он сможет ей противопоставить.

Двести…

Девушка достала мобильный телефон и принялась снимать происходящее. Она довольна – и это главное. В этом ведь смысл всего! Смысл этой машины, черт побери! Он должен быть крут.

Однако, им обуревает дикий, нескончаемый ужас. Всё тоньше лезвие. Всё быстрее. Всё больше воды. Всё резче становятся повороты.

Скорость. Эта вода, которая так кажется изморосью, на двухсот пятидесяти километрах в час превратилась в нескончаемый поток. Она заливает лобовое стекло, зеркала. Машину водит из стороны в сторону.

Предел. Сработал ограничитель скорости. Но, легче ли от этого?

Он практически слеп. Он не видит ничего кроме нитки еще тлеющих утренних фонарей и размытой асфальтовой ленты.

Это грань! В силах ли он держать дольше этот баланс? Но, нужно быть крутым. Казаться крутым, черт с ним, что «быть»!

Он тянется за сигаретами. Нужно закурить. Показать, что всё нипочем. Включает прикуриватель, вальяжно подруливая одной рукой. Дрожащей! Но его снимают. Это его триумф! Ради этого всё и было!

* * *

Моросящий непрерывно дождь, казалось, и не собирался стихать. Трасса огромной аудиолентой блестела в желтом свете мачт освещения, убегая куда-то в аспидную темноту.

- Мне вот что странно. – сказал, наконец, Ганс Грете, рассматривая раскуроченный салон изнутри: - Прикуривателя нет на месте.

- Да. Может вылетел? – предположила Грета, облокотившись на выгнутую водительскую дверь.

- В том то и дело, – вздохнул Кригге: - что вылетел.

* * *

Скорость, превратившая редкие капли в бурлящее полотно лобового стекла, а спокойные повороты в гоночные шиканы, заставляла сердце молотиться с безумной, невероятной яростью.

Однако единственное, чего он боялся – это показать свой страх. Сейчас нет, а потом на записи всё будет прекрасно видно. Испуганные ли глаза, дрожащую ли руку. Страх всегда очевиден. Человек же животное! О чувствует его генетически, внутренне.

Ну, ничего. Сейчас он закурит. Спокойно так выпустит густое облако дыма…

Как вдруг, раскаленный прикуриватель, вместо того, чтобы спокойно щелкнуть в своём гнезде, возвестив о готовности, выстрелил, вылетев куда-то между сидений. Иван, машинально потянулся за ним, как вдруг понял – баланс дозволенного и возможного нарушен.

Машину резко повело влево.

Буквально через секунду где-то справа, дико гудя, и завывая тормозами, словно синий кит, пронеслась шестнадцатиколесная финская фура. Справа в бешенном ритме замелькали мачты освещения.

Только сейчас Иван вдавил до предела педаль тормоза, и тут же машину завертело. Несколько раз ударив о бетонные мачты, вращаясь её выкинуло обратно на трассу. И затем все стихло.

Автомобиль застыл на своей полосе, четко поперек дороги. Иван отстегнул ремень, и было хотел посмотреть, что с Наташей, которая лежала недвижимой уже почему-то на заднем диване автомобиля. Однако в этот самый момент он снова услышал этот страшный звук визжащих тормозов и непрерывного, какого-то отчаянного, что ли, бибиканья.е автомобиля. еть, что с Наташей, которая вертело, несколько раз ударив о бетонные мачтыанса, эквил

* * *

Теперь Гансу требовалась неделя, чтобы закрыть личное дело данного автомобиля. Хоть ремонту он явно не подлежит, но останки техники теперь поедут в Германию на экспертизу.

Кригге открыл зонт, и взял Грету под руку. Разбитый автомобиль уже начали затягивать лебедками на эвакуатор. Говорят, такие аварии уносят миллион жизней ежегодно. Конечно, далеко не во всех причиной становится прикуриватель. Но, так или иначе – цифра остается неизменной.

Различные краш-тесты мало что дают. Кажется, что их так много: фронтальный удар, боковой удар, удар о столб. Но, но даже целая сотня из этой разношерстной плеяды экспериментов не дает в совокупности такого опыта, как один такой случай. Реальный случай.

Славяне, как и арабы, напоминали Кригге сорок. Они обожали всё блестящее, дорогое и раскрученное рекламой, как нечто непременно сопутствующее успеху. Они покупают шестиметровый «линкор», и не гнушаются рулить им собственноручно. Этот самый класс автомобилей подразумевает наличие водителя. Славяне не понимают этого.

Но, они покупают. И покупают таких автомобилей больше всех.

И этим нужно пользоваться, накапливая не только деньги, но и драгоценный опыт. Заполняя пустые графы, приближать новое чудо автомобильной промышленности, взращенное на чистом опыте эксплуатации.

Уже в машине Кригге, вертя в руках злополучный прикуриватель, сказал:

- Я… Я, видел их.

- Что? – не поняла Грета.

- Я видел эту пару сегодня в кафе. Запомнил красные туфли той, что лежала на асфальте под простыней.

Автомобиль качнулся, и медленно выехал с обочины на дорогу.

- Это важно? – спросила Грета, посмотрев на его руки.

- Да, нет… - тихо ответил Ганс: - Просто странно как-то. Я думал такие ходят в более гламурные, что ли, места.