- Зачем нужны слезы? Кто смог быть таким жестоким, чтобы придумать их? – неожиданно спросила Эйма.

         Валсоннил растерялся. Он все еще не переставал удивляться этой девочкой. Валсоннил не знал ответа на заданный вопрос. А жаль…

         Тогда в Криминал Сити она встретила его взгляд. Полминуты она не могла отвести взгляд. А после краска залила ее лицо, сделав шрам еще более заметным, мертвенно-бледным. Стыд заполонил ее сердце, все ее тело. Ноги уже сами хотели бежать из этого сосредоточия греха. Но вскоре глазами овладел вызов. Он заставил ее вытянуться, как на параде. Но контраст ее осунувшегося лица, ее одежды с этой «вытяжкой» мог вызвать только смех. И, наверно, поняв это, она сдалась отчаянию. Шаг за шагом она отступала со своей позиции и вскоре уже бежала, ничего не видя ни перед собой, ни вокруг себя. Куда-нибудь, только подальше.

         Но он нагнал ее. Она плакала. Плакала навзрыд, забыв обо всем, забившись в угол.

         Валсоннил не знал, что сказать, чтобы она перестала плакать. Он был в смятении. Ненавидя банальности, он не мог подобрать что-то нужное, важное.

        А холод, принесенный ночью, смешавшись с холодом тоски сердца девочки, сделал ее ледышкой. И заметив это, мальчик вдруг вспомнил незнакомую вчерашнюю песню.

          Ночь. Она пришла как всегда внезапно, выгнав вечер, вечно обделенного мулата. Заставила зажечься огни в сотнях окнах. Спрятала тех, кто не хочет быть видным, выгнала тех, кто боится ее, вывела тех, для кого она кормилица-мать.

Время от времени кто-то навсегда теряется в этой ночи. Укладываясь спать, каждый не по своей воле становится участником лотереи. Но не он играет, им играют. Проснется или не проснется? Выживет или не выживет? Сердечный удар, обвал дома, взрыв от бомбы террориста, случайная ракета… Неважно. Всего лишь работа для морга и разные слова в последней графе. Важен только исход. Да или нет.  Сейчас или позже. Хоть немного позже…

Ночь заглянула в одинокое окно.

Полумрак. Заброшенность. Комната, забывшая уборку. Вещи, нужные здесь и больше ни где и потому здесь. Стол, запыленный временем, заваленный бумагами, заставленный бутылками. Кока… Мужчина, сидящий за столом, но все же далеко отсюда. Он только что попробовал этот порошок, лежащий на столе, приносящий удовольствие и…

…Он разорен, его дело погибло. Его друзья, за полмиллиона ставшие врагами…

«…Это не предательство, это конкуренция…»

Но он счастлив! Нежное тепло разливается по телу, не брезгуя дальними клетками. Такое мягкое, чистое…

Он почувствовал душу! Она легка, как воздух. Нет, еще легче. Она отделяется от тела. Она готова лететь, прорывается сквозь кожу, пытается поднять эти руки, ноги. Но слишком тяжело.

 Это проклятое тело мешает. Оно сжимает, сковывает душу. Ей тесно. Душа задыхается. Плоть, каждый день требующая, чтобы ее кормили, поили, мыли, тренировали. Только плоть. А душа остается ни с чем.

-     Ненавижу, – подумал незнакомец. - Нужно помочь ей. Расстаться с этим телом навсегда. Хватит! Быть пленником своего тела? Нет!

         Ночной ветер ворвался сквозь форточку и задел бутылки на столе. Они зазвенели как колокола в ушах незнакомца.

         Окно.

         Он встал. Ноги не слушаются его, как будто тело понимает чего хочет  хозяин и сопротивляется, пытается продлить свое существование. Но незнакомец все же с упорством, которого он раньше никогда не замечал в себе, добрался до окна. Непослушными руками открыл ставни. Ветер приятно затрепал его волосы. Ветер надежды…

         С трудом незнакомец вскарабкался на подоконник. Он чувствовал себя прекрасно. Он поднялся. Где-то там внизу тлела жизнь. Она не интересует его. Он расставил руки и полетел вниз. Он свободен…

IX

         Они смотрели на небо. Эйма и Валсоннил. Наблюдали за спутниками, провожали самолеты. Молчали. И так легко дышали. Счастливы? Нет, отнюдь. Они знали, что жизнь уже приготовила им множество уколов, жестоких подарков. Но в жизни так много прекрасного помимо счастья.

         А Ночь укутала их, и они вскоре уснули, так и не нарушив тишину опостылевшими фразами, настырными вопросами, и так понятными без слов мыслями.

         «Завтра, послезавтра, скоро… но не сегодня. Он не может сегодня покинуть город. Не может или не хочет? Не должен. Потому что она… Ему нужно попытаться уговорить ее пойти с ним. Ей нельзя оставаться здесь. Это не ее. Зачем ей эти стены? Лучше закрыть двери с той стороны.

         Нет. Он эгоист. Он хочет вывести ее из городских джунглей, где она хоть немного приспособилась в застенные, где не жизнь, а бои без правил. Это глупо. Но что же делать?»

         Он проснулся рано утром, чтобы идти на работу, чтобы вернуться в колесо жизни, в котором бежишь, не переставая, как подопытная мышь. И в итоге, выжил – хорошо, прошел очередное испытание; нет – неудачный эксперимент, один из многих на пути к достижению чей-то цели. Не жалко. Не важно.

         Эйма проснулась чуть позже. Посмотрела удивленно на него, потом вспомнила… И в глазах появилось доселе незнакомое чувство спокойствия вместо глухого равнодушия. Странно, она знала, что это не последнее утро вместе. Знала. Без слов. Без сомнений. Слепая уверенность. Она достала из потертой сумки старый, не раз переделанный CD-player. Включила, и музыка бальзамом легла на ее уши, все тело, душу.

-    Я иду на работу, – громко произнес, чуть ли не прокричав, Валсоннил, чтобы Эйма услышала его сквозь музыку в наушниках. – Если что, увидимся вечером.

-    Хорошо, Валс… – начала отвечать она и запнулась, – Валсоннил – слишком длинное имя. Я буду тебя называть Валсом. Не против?

-    Нет, конечно.

-    Что ж, до встречи, Валс.

-    До встречи, Эйма.

Он нашел ее вечером. Она снова плакала. Сидела на холодной мостовой среди полупустынной улицы, спрятав лицо руками, как будто спрятав себя от всех. Он тихо подошел. Услышав чье-то приближение, Эйма подняла голову, посмотрела на него и, ничего не сказав, снова ее опустила, но перестала плакать.

-   Ненавижу плакать, - внезапно с болью заговорила тихо Эйма. – Ненавижу этот город, жизнь которого – непрекращающийся кошмар сумасшедшего. Вместо дома – безразмерная клетка, вместо жизни – бесконечный тюремный срок. Я даже хотела обмануть судьбу, хотела сама составить даты жизни, но эту стерву не обманешь. Выжила…

Замолчала. Так же резко, как и начала. И Валс не смел прервать ее молчание, ее тишину. Тихо сидел рядом, наблюдая за изредка проходящими прохожими.

-   Два года назад убили мою мать, - продолжила Эйма. - Я убежала от отца, так как он, он – не отец. У меня нет ни подруг, ни друзей. Меня считают чокнутой, ненормальной, не такой как все, безумной.

-   А как же тот официант? – вдруг вспомнил Валс.

-   Какой официант? – удивленно спросила Эйма.

-    Из ресторана, в который ты меня приводила.

-    А… Он, так, знакомый.

-    Но он так уговаривал тебя поесть со мной, проявлял такое участие, был так любезен.

-    Разумеется, ведь чем больше закажут, тем больше доход ресторана, и, следовательно, тем больше он получит зарплату.

         Обескураженный этой безысходностью, Валс не нашелся что сказать.

-    Идиотка, - с горечью и в тоже время с непонятным торжеством вымолвила, как подытожив, Эйма.

-    А может быть этот мир безумен? А ты – нормальна. Мы – нормальны, - заметил  мальчика. Как все просто. Как же он не мог раньше до этого додуматься.

         И девочка посмотрела на него так растерянно-удивленно. И улыбнулась.

         X

-   Открыть сердце, чтобы после кто-нибудь его с треском захлопнул.  Для чего? – спросила саму себя Эйма. – Не проще ль не заводить друзей, чтобы потом не было больно их терять. Не расслабляться, полагаясь на кого-то. Избитые фразы, но такие точные.

         И все же порою слабость овладевает тобою. Стадность? Ищешь кого-то, ищешь что-то… Находишь, разочаровываешься и снова ищешь. И опять тысяча изъянов в тебе, тысяча изъянов в нем. Вначале незаметные, они вскоре разворачиваются, показывая себя наихудшим образом. И…

         Непонимание. Обиды. Отчужденность…

         Они все также сидели на холодной мостовой. Эйма постепенно снимала стопудовые замки со своей души, осторожно раскрывала ее Валсу, который молча слушал, не перебивая.

-  Зачем я? Зачем ты? – вдруг спросила Эйма.

-  Чья-то ошибка. А может,  наоборот, – как-то даже слишком быстро ответил Валс.

-  А ты о чем? – опять спросила Эйма.

-  А ты? – вопросом на вопрос ответил Валс.

Эта ситуация показалась Эйме весьма забавной, и она заразительно засмеялась. Не имея вакцины от этого смеха, Валс тоже не удержался. И вот они уже безудержно смеялись, забыв обо всем и обо всех. Вскоре они весело пойдут по улицам, пиная забытые фляги, будут петь непонятные песни Арифмеза, пока не найдут ночлега еще на одну, такую короткую ночь. И Ночь их впустит, чтобы потом может быть выпустить.

         Плавились асфальтовые дороги, машины, мысли. Жара выпивала последние капли из редких грязных луж и лужиц, высасывала влагу из деревьев, вытягивала воду из людей. И последние, мокрые от соленого пота, проклинали этот июль, это солнце и повод, заставивший их вылезти из комнаты с кондиционером.

         В последние годы климат напрочь забыл свое место проживания. Как старый маразматик он постоянно забывал, что нужно полить землю, и когда вдруг вспоминал, то лил и за прошедшие полгода и на месяц вперед, на будущее. Весной же ему иногда вдруг казалось, что за окном осень, и он нещадно морозил землю. И в итоге, то, что не было убито морозом, зажаривалось солнцем, и после оставшееся благополучно сгнивало.

         Сегодня был выходной у Валса, и он с Эймой прогуливался по верхним улицам под музыку кафе и забегаловок. Они весело топтали шуршащие под ногами газеты, ловили оттенения лучей, рисовали в воздухе неразборчивые знаки современными мелками. Валс начал было рассуждать о чем-то серьезном, но Эйма, заметив это сложное выражение лица, почему-то не смогла удержаться, и засмеялась. Вначале обидевшись, Валс насупился, но вскоре не смог устоять перед этим смехом и сдался ему.

Но… Небо стало постепенно загружаться тучами, которые слетались со всех сторон. Их было так много, что им уже не хватало места, что вызывало их возмущение. А прилетевший неизвестно откуда ветер враз высушил лица и сделал майки парусами.

         Не желая оказаться вымокшим под дождем, Эйма и Валс направились в ближайшее кафе, носившее странное название «No exit». Но уже перед входом в кафе они заметили, что на фоне посеревшего неба появилась разноцветная арка – радуга. Временами под грохот грома молния пронзала радугу, пытаясь расколоть эту дугу, но та как-то по-садистки искрилась, переливалась, обрекая город еще на пару дней невыносимой жары. Старуха, проходившая рядом, со злобой проскрипела:

       - Будь она проклята. Опять стерва забрала воду, оставив нас жариться. Сказав это, она в сердцах плюнула на раскаленный асфальт и поплелась в тень.