Спрыгнуть с поезда посреди цветущих полей.

На дежурство я пришёл как обычно ровно в 9.00, к самому  началу дежурства.  Опаздывать я не люблю, как  и приходить раньше. Не люблю я свою работу. Поэтому, когда я зашёл в палату интенсивной терапии, врач, которую я менял, была уже полностью  готовá отдаться лучшей жизни. Мне же предстояло хранить жизнь двух наркоманов и одного алкоголика, до прихода следующей смены. Одного быстрого взгляда на пациентов хватило, чтобы понять, что стоящая передо мной задача  явно невыполнима. Один из наркоманов был настолько тяжёл, что дотянуть его до следующей смены одному  мне, при  отсутствии  бригады реаниматологов, полностью оснащённой всем  необходимым  было явно не под силу. Имея под рукой только немного более стандартного набора медикаментов терапевтического отделения и ветеранку – медсестру  рассчитывать на успех не приходилось. В углу нашей палаты несколько лет пылился аппарат искусственного дыхания, который никак не могли запустить, то одного не хватало, то  другого. Да он и не помог бы в этом случае.

 Высокий, не меньше 2-х метров ростом, парень лет 20-ти, лежал на боку, чуть подогнув под себя ноги. Дыхание едва заметное, не задуло бы и спички. Руки и ноги отёчные, особенно кисти, пухлые как подушки, с багрово - синюшным оттенком, как это часто бывает у наркоманов.  Лицо парня отёчное, одутловатое, было ещё более серым, чем  больничное бельё.  Густые черные  коротко стриженые волосы, голова правильной формы, высокий лоб, огромные серые глаза с длинными ресницами, крупные, правильные, очень мужественные и вместе с тем мягкие  черты лица.   Перед  гармонией  бессильна даже болезнь. Ах, природа-матушка, кому же расточаешь ты  свои щедроты? 

-Крайне тяжёлый,  - в двух словах описала мне его состояние, уходящая навстречу радостям жизни коллега.

А то я не вижу.

-Вчера возили его на гемосорбцию,    но, то ли сорбента не было, то ли ещё чего-то, в общем вернулись ни с чем. Мать его с нами ездила, в общем она в курсе, если, что случится. – это были её прощальные слова. Не знаю, утешить она меня хотела, или приободрить. Да это в общем-то и не важно. Скорее и то и другое. Как только за ней закрылась дверь, я приступил к изучению истории болезни. Парень  лет пять сидел на игле, кололся по несколько раз в день, и доза, судя по всему, была не маленькая.   А два дня назад что-то случилось. Либо деньгами разжился и взял героина побольше, либо  чистый героин попался, без добавок, которые обычно наркоторговцы всыпают без меры.  В общем, парень закрылся в туалете, ввёл наркотик и передозировался. Тихо  так потерял сознание и перестал дышать сидя на унитазе. Пока мать хватилась,   дверь в туалет выламывала,   скорую вызвала,  пока та приехала, пока его откачали,  у парня отказали почки. Видимо, погибла большая часть нефронов, почечных канальцев. А может в наркотик ещё какую-нибудь гадость добавили. И такое бывает. В общем, парня могла спасти  только пересадка почки.

Ему постоянно хотелось пить. А жидкость всё накапливалась в его организме,  оставшиеся в живых почечные канальцы не справлялись со своей работой и на введение мочегонных препаратов уже не реагировали. Происходило самоотравление организма продуктами его же жизнедеятельности. Вода с растворёнными в ней «шлаками» и токсинами, подлежащими выведению из организма, накапливалась в организме. Тело парня распухало, кровь не могла свободно циркулировать в организме, так, как  вода изнутри сдавливала сосуды, усиливая кислородное голодание органов. Подключение к аппарату «искусственная почка» или гемосорбция могли бы продлить его существование, но за это пришлось бы платить, а за годы употребления наркотика он успел вытащить из дома всё ценное, оставив в доме голые стены и долги. Отец умер, не пережив этого, мать едва сводила концы с концами,  всеми силами поддерживая  сына.

Пока я знакомился с историей болезни, пришла его мать. Мы поговорили, вернее говорила она, рассказывала о том, какой он был хороший, как его все любили, как она гордилась им. Затем она тихонько села рядом со своим сыном, взяла его за руку и тихо, без слёз плакала. Она вся была Гóре, от заплаканных глаз, до стареньких изношенных туфель. Постоянные переживания, тревога и страх за сына состарили её на лишних полтора десятка лет. Видно было что  она готовилась к самому худшему, но всё равно не была к этому готова. Парень уже лежал на спине и  никак не реагировал ни  на её присутствие, ни на мои слова.  Молча лежал в одной позе, только глаза, время от времени напряжённо следившие, то за матерью, то за мной, и рука теребившая край больничного одеяла выдавали его волнение.  Лёжа на больничной койке он цедил каждую секунду оставшейся жизни. А жизнь утекала из него, как жидкость из разбитой вазы и уже ничто не могло её  удержать.

В огромных серых глазах застыл немой вопрос. Они немигающе смотрели  на меня, но отвечать им мне не хотелось.  Да и что я мог ответить? Никто и  не обещал, что  эта  музыка будет вечной. Не дождавшись ответа, глаза перестали следовать за мной, их взор обратился внутрь.  Сейчас он видел то, что нам нельзя было увидеть, и то, что он видел как-то его успокоило.  На лице его было только спокойствие, и тихая грусть, руки успокоились и тихо лежали поверх одеяла. Может он просил прощения у матери, или прощался с той единственной, которую уже никогда не увидит. И никто не узнает о чём он  думал в последние минуты, перед тем, как уйти в вечность. У него не было агонии. У организма просто не осталось на это сил. Он ушёл тихо-тихо. Внешне ничего не изменилось, он не изменил позу, не издал ни звука, ни стона. Не изменилось даже выражение лица.   Просто в какой то момент его глаза заглянули так далеко, слишком далеко, туда откуда не возвращаются, и в  глубине их что-то погасло. И тогда я нарушил инструкцию, предписывавшую мне, как врачу бороться за жизнь пациента до последнего. Я не стал его реанимировать, дышать в залитые водой лёгкие, сдавливать обессилевшее без кислорода сердце, чтобы не оторвать его от самых дорогих, что были с ним в эти мгновения перед тем как сделать шаг, последний шаг на его таком коротком жизненном пути. Не стал  затевать безнадёжную борьбу, чтобы ради  нескольких минут мучений  не  разрушить гармонию, в  которой он будет пребывать вечно.