XIV

Опять жарко. Валс посмотрел на Эйму и попытался представить ее в облаках. А та безучастно смотрела на старый, давно заброшенный дом и откровенно тянула время, отчего оно стало совсем тощим, беспомощным и потому замедлило свой бег.

Внезапно улица пришла в движение. Несколько человек с испуганно-алчными взглядами промчались в сторону магазинов с большими торбами. За ними отчаянно проплелись старухи, проклиная на чем свет стоит неблагодарное молодое поколение, пополняя, тем самым, словарный запас Эймы и Валса.  Однако вскоре все эти люди уже вертались обратно, единенные общим недовольством.

Не склонные к любопытству, но все же заинтригованные этими событиями, Эйма и Валс спросили у прохожих, в чем дело. Одна из старух, подчиняясь социальному инстинкту общения, как известно, особо развитому у пожилых женщин, прокричала со слезами на глазах:

-          Война, дети мои! Война!

Молча. Ничего не сказали. Со святым детским спокойствием, являющимся следствием незнания о последствиях, Валс и Эйма посмотрели друг на друга и помчались на площадь, желая получить как можно больше информации.

На площади наблюдался настоящий аншлаг. Все с нетерпением ждали выступления мэра. Тот не заставил себя долго ждать. Правда, пришлось с начала просмотреть рекламный блок о продуктах питания и противогазах и о том, где их можно купить. Но впервые реклама не вызвала естественного чувства раздражения, не смогла снять напряжение и беспокойство. Мэр, как всегда, выглядел отлично. Он традиционно поправил галстук и, наконец-то, приняв  необходимое сейчас страдальческое выражение лица, принялся читать написанные кем-то записи:

-          Дорогие граждане! Крепитесь! К нам пришел вероломный враг! Подлый враг решил изничтожить наш славный город, являющийся образцом совершенной демократии для всех граждан Союза. В течение многих годов мы прививали нашу демократию этому отступнику, этому недостойному государству в надежде осчастливить его жителей той жизнью, которую имеем сами. Мы послали к ним юристов, банкиров и военных, то есть лучших представителей нации. И что получили в ответ? Благодарность и уважение? Отнюдь! Вчера наши воздушные корабли, мирно бомбившие их повстанцев, не принявших дарованные нами благи цивилизации ввиду, вероятнее всего, культурной отсталости, были вероломно сбиты. А сегодня военные силы их центрального правительства уже посмели приблизиться к внешним границам нашей зоне оккупации. И мы обязаны защитить честь нашего города. Мы обязаны отстоять те территории! Мы обязаны!

Уже сегодня мы ждем добровольцев. На всех нижних улицах уже сейчас вы можете найти призывные пункты. Каждый, да, каждый может внести свой вклад в эту войну. И каждый должен достойно преодолеть все те препятствия, которые будут стоять перед ним. А они уже, к сожалению, имеют место. Городская мэрия вынуждена увеличить отчисления на военные нужды и тем самым урезать поток средств, приходящихся на социальные нужды. Городские выплаты будут временно приостановлены, но я обещаю, что как только появится возможность, Городской Совет возобновит их в полном размере.

С целью предотвращения беспорядков Совет принял решении о введении особого положения в Новом Крой-Итисе. Запрещаются все стихийные собрания, демонстрации, манифестации. Все это будет восприниматься как акт гражданского неповиновения и будет сурово наказываться.

А сейчас давайте посмотрим на тех, кто уже собирается отправиться защищать нашу демократию. Они – гордость нашего города. Пожелаем им вернуться с сокрушительной победой!

                На экране появилась нечеткая картинка с военного полигона. На нем стояла сотня солдат с постными либо чрезмерно напыщенными лицами. Внезапно в центре появился священник с усердием поливающий святой водой танки и даже машины с противопехотными минами и взрывчаткой. Он поливал их так обильно, что в голове невольно возникли мысли о том, будто плата за освящение соответствовала литрам святой воды, потраченной на сам процесс. Вскоре было показано, как солдаты дружно садились в старые военно-воздушные корабли, чтобы, скорее всего, больше никогда не вернуться. После этого был показан мэр, который с непонятной улыбкой махал улетающим солдатам. На этом телетрансляция была завершена.

Нижняки, до этого молча (за редким исключением) выслушавшие выступление, внезапно взорвались оглушительным криком и проклятьями в адрес врагов города и… мэра. Каждый вложил в этот вопль свое видение смутного будущего, непосредственно связанного с предстоящей войной.

А Эйма посмотрела на Валса. А Валс посмотрел на Эйму.

Очередной подарок судьбы оказался немного солоноватым и красноватым. Что он представлял собой для всех, для двоих?

XV

Слякоть. Дожди лили уже пятый день. Соленые дожди. Не по вкусу, по сути.

Война продолжалась. Минуты войны сыпались не песком, а погибшими на чужбине.

Быстрая война провалилась. Неприятель проявил невиданное упорство. Несмотря на официальное поражение, бои продолжались. Они стали более агрессивными. Этика ушла. Маски стали ненужными. Никто уже не скрывал о целях войны. Патриотизм победил  у неприятеля. А может, только там он и наблюдался…

Эйма перешла дорогу и посмотрела назад, чтобы убедиться, что никто не видит ее преступления. Она шла вся в грязи. Точнее, она направлялась в грязь. Она возвращалась в Криминал Сити.

Как-то само получилось, что она нарушило обещание, данное Валсу. Он остался без постоянной работы, и ему приходилось теперь бегать целыми днями по верхним улицам в поисках какого-нибудь заработка. Люди обозлились. Может потому, что даже на верхних улицах стало гораздо меньше бродячих псов. Может потому, что люди захлебнулись во лжи. Неважно. Но чаевые стали меньше, а милостыня стала совсем не прибыльной.

Она решила помочь ему. Как могла. Вернулась за старое занятие, хотя оно было теперь не таким прибыльным. Стало слишком много конкуренток. Стало меньше клиентов. Не до того.

Каждую ночь она скрывалась в подворотнях с целью не быть обнаруженной Валсом за этим занятием. И каждый день она приносила что-нибудь поесть своему первому другу, коим стал этот мальчик. Он ел, ничего не спрашивая. Может быть, о чем-то догадывался, может быть, нет. Это было неинтересно. Они говорили ни о чем. Порою обсуждали события на фронте, но все же старались не думать об этом. Пытались шутить. Находили новые улицы, исследовали их. Искали выход? Возможно.

Она отошла от дома и быстрыми шагами пошла к улице Черных Светильников. Но вдруг кто-то легонько взялся за ее плечо. Страх как перепуганная, она едва не захлебнулась в приливе адреналина. Эйма нашла в себе силы повернуться назад и с удивлением обнаружила там Ментора. Тот стоял как ни в чем не бывало и загадочно поздоровавшись с ней, обрушил на нее кучу вопросов:

-          Привет, Эйма! Как дела? Где потеряла Валсоннила? Как он?

Еще толком не пришедшая в себя, Эйма торопливо пробормотала:

-          Все хорошо. Валсоннил сейчас наверно ищет остатки жалости у горожан в виде звонкой мелочи. А вообще с ним тоже все хорошо. Хотя сейчас многое из того, что раньше только снилось в кошмарах, является вполне нормальным.

-          Ты остаешься верной себе, Эйма, - засмеялся Ментор. - А я вот решил сходить к своим друзьям. Они вместе играют в одной малоизвестной группе "Back to the nature". Наверняка ты ее не знаешь.

-          Нет, не знаю, - согласилась уже вернувшаяся в состояние душевного равновесия девочка.

-          Они выбрали свое направление в музыке. В качестве музыкального сопровождения используют звуки природы, например, пение птиц, грохот водопада. Мне это больше подходит, чем тотальная музыка современности. Я думаю, тебе бы это тоже понравилось.

-          Наверно, -  согласилась с ним девочка.

-          Ну, ладно, я побегу. Не забывайте меня, заходите.

Ментор попрощался с Эймой, и подворотни поглотили его старый потертый плащ, спрятав хозяина в поздний вечер. В лужах отпечатались следы Ментора. Но вскоре они сменились следами девочки, которая быстро пошла по переулкам, все время оборачиваясь, боясь быть застигнутой врасплох еще кем-нибудь.

-          Еще одна такая встреча, и все деньги, которые я зарабатываю, придется тратить на микстуры, - иронично подумала Эйма и еще быстрее зашагала к намеченной цели.

XVI

                С каждым днем становилось все труднее и труднее жить в городе. Многие покидали его в надежде найти приют в разбросанных неподалеку деревнях. Словно рыжие муравьи, жители вереницами ехали в своих авто по разбитым дорогам, еще больше разбивая ее. В принципе они последовали примеру мэру, который совершил подобный поступок намного раньше.

                Эйма и Валс решили остаться.

                Это было что-то подсознательное. Почему-то они не захотели стать такими же как и другие жители. Безрассудный детский поступок. Если б рядом были их родители, они бы также повезли их в одной из этих многочисленных машин. Но некому было это сделать. Детская безрассудность никем не ограничивалась.

                Они часто сидели на бордюрах, наблюдая за прохожими. Им казалось, что они выхватывают какие-то куски жизни из этого водоворота, ненавязчиво вторгаясь в жизнь незнакомцев. Иногда просили милостыню. Но у обоих это получалось не очень. Возможно, не хватало какой-то жилки, актерского мастерства. Искусство притворяться ценилось гораздо больше, чем искренняя улыбка.

                Люди, освоившие лицедейство, становились богатыми и уважаемыми людьми, становились уважаемыми, достойными представителями общества. Их именами называли улицы и скверы, им создавали аллеи звезд, их боготворили. О них вспоминали гораздо чаще, чем о героях войны. Они были символами обмана и притворства города. От того, насколько им удавалось обмануть своими ложными слезами, объятиями, зависел их доход. И они старались во всю силу, порою даже делая фильмы слишком действительными. Но им аплодировали стоя, им вручали статуэтки.

                А Эйма и Валс сидели на холодном бордюре, замерзая от холода…

                Играть чужую жизнь проще, играть собственную жизнь невозможно.

                Однажды Эйма заметила, что чем больше смотришь фильм, тем больше он откладывается в памяти. И не только в памяти, а как будто даже в глазах, как в зеркале. Бывает, посмотришь что-то в надцатый раз, а потом, глядишь, это уже снится тебе. В ответ на это Валс предложил смотреть только на позитивное, приятное для глаз. Например, друг на друга. Вот так часами, они могли просидеть глядя друг на друга, разговаривая о чем-нибудь либо молча. И действительно, иногда кто-то из них просыпался счастливым от того, что родная душа приснилась. Это было так восхитительно.

Иногда они ходили в метро. Они ходили по старым заброшенным веткам, считая пройденные километры. Каждая новый километр открывал страницу истории города.

Иногда почему-то хотелось плакать, нет, даже рыдать до беспамятства. Чтобы слезы текли по щекам, оставляя грязный след, чтобы попытаться растрогать жизнь, или того кто, руководит этой жизнью, прорваться сквозь латы безжалостности, сквозь оковы непонимания и бессердечности. Но после это желание проходило. Пустота оставляла душу. Прислонившись друг к другу, они ощущали дыхания друг друга и к ним приходила умиротворенность, понимания, что этот забор, эта стена существует не просто так, она является частью чего-то большего. Чего-то невообразимого. Их сердца стучали в унисон. Они проверяли это. Им было смешно от этого. Им было тепло от этого.

Тожесамость. Это чувство, имеющее много названий, но выражающее одно. Дети боялись его как самого опасного врага. Чтобы предотвратить его появление, они пытались принести разнообразие в жизнь.