XVII

Они подошли к дому Ментора и сразу почувствовали что-то неладное. Слишком много полицейских толпилось возле кафе. Раньше их что-то не замечалось среди клиентов кафе. Немного удивленные дети решили не заходить, а выждать. Сталкиваться лишний раз с полицией не хотелось обоим. В последнее время участились аресты тех, кто хоть слабо, но все же пытался протестовать против безвластия мэра и его окружения. Таких выступлений, знаков протеста, становилось с каждым днем все больше и больше несмотря на то, что жителей самого города становилось все меньше и меньше. Они присели на лавочке, стоящей недалеко от кафе.

Минут через пятнадцать из кафе вышел Ментор в сопровождении двух полицаев. Вернее, двое полицаев выводили Ментора в наручниках. Ментор вел себя очень спокойно, как будто знал давно, что его ждет такая участь. Прямо как Христос в израильском саду.

Он был спокоен. Впрочем, как всегда. Со стороны это казалось сценой из какого-нибудь потертого вестерна. Дети подошли чуть поближе, но не настолько, чтобы быть замеченными. Вскоре они смогли даже услышать те фразы, которыми изредка перебрасывались полицаи с Ментором.

-         Наконец-то одним предателем станет меньше в городе! - воскликнул, полицай со скандинавским именем Ганс.

-         В каком городе? - спросил Ментор

-         Как в каком? В нашем, разумеется. В Крое, - немного удивленно ответил Ганс

-         Странно. Я считал, что они-то давно уже сбежали. Хотя, как же я мог забыть. Основный их генофонд остался на Главной улице, в первом доме, - протянул Ментор.

-         Это же дом Мэрии, Ганс, – заметил второй полицейский по фамилии Сот.

-         Я это и так знаю, – гневно отреагировал Ганс. – Этот парниша думает, что он очень умный. Ничего, немного времени ему осталось умничать. Вскоре он будет гнить где-нибудь в пригороде, или, что еще лучше, в земле на загородном кладбище.

-         И снова странно. Я уже чувствую запах гнили. Прямо рядом с собой, – съязвил Ментор.

-         Замолчи! – зло прокричал Ганс, – А то я тебе устрою генеральную репетицию всего того, что тебя ожидает прямо здесь.

-         Надеюсь, вы умеете импровизировать. А то уже все тюремные методы давно приелись. Аж страшно за будущее полиции, – не смог смолчать Ментор.

Зря он так сказал. Нервы Ганса, сдавленные словами Ментора, словно пружиной растянулись и задели самолюбие полицая. Недолго думая (а думать долго не относилось к числу добродетелей Ганса), он пнул сильно ногой Ментору в живот, отчего тот согнулся от боли, словно дуга.

-         Я оказался прав – бить вы так и научились, – превозмогая боль, прохрипел Ментор и получил еще один пинок, теперь уже от Сота.

На этом диалог окончился, и полицейские, уже молча, посадили его в машину и поехали в участок на дознание. После дознания будет суд без суда и следствия. Потом ссылка, потом лишения и дружба с сокамерниками, попытка к бегству, еще одна попытка, смерть от рук охранника…

Но Эйма и Валс не узнают об этом. Они сидят на мокром асфальте и всматриваются в даль. Стараются не думать о Менторе. Но его образ на фоне дизайна "No exit" не желает уходить из головы.

-         А как же Тиксеон! - вдруг воскликнула Эйма. - Кто за ним присмотрит? Нужно сходить и посмотреть, что с ним. Обязательно.

-         Я схожу, - сказал Валс и направился в сторону дома.

XVIII

В этот день небо почему-то казалось дальше, чем всегда. Оно как будто совсем оставило город. Спряталось далеко в Космосе. Навсегда или всего лишь надолго. Лишь изредка быстро пролетали облака, даже не успев толком поздороваться с жителями города. Как будто боялись показываться здесь.

Город жил своей жизнью. Немногие остались здесь. Одним некуда было ехать. Другие не могли оставить город. Патриотов было мало. В большинстве случаев это были старики, которые говорили, что не хотят покидать могилы своих предков. Среди оставшихся были и те, кто просто не верил, что за стенами жизнь может быть лучше. Везде плохо. Везде хорошо, где нас нет.

Город жил войной. Производил только венную технику. У противника было мало военной техники. Но несмотря ни на что, он продолжал освобождать все большие территории своей страны, а иногда даже наказывать интервентов. Многие просто умоляли закончить эту никому не нужную войну. Но Правительство отвечало, что ни за что на свете не закончит эту операцию, чтобы не посрамить честь державы. И потому на фронт отправлялись все новые и новые военные силы.

Эйма и Валс бродили по знакомым улицам, считая неразбитые фонари. Изредка они обращали внимание на прохожих. Про некоторых они даже уже кое-что знали.

Навстречу им шла им женщина с отстраненным взглядом. В руках она несла небольшую лопату. Вот уже несколько месяцев она жила с бредовой мыслью быстро разбогатеть. Однажды ей приснился очень правдоподобный сон, в котором неизвестный мужчина сказал, что она разбогатеет, если закопает в ряд девять покойников на городском кладбище. Этот сон слишком запал ей в разум. Нищета и бесперспективность сделали свое дело. Она сошла с ума. Вначале она перезахоронила несколько трупов, но городское кладбище было настолько заполненным, что уже не хватало места, чтобы похоронить именно в ряд девять мертвецов. Она строила и строила ряда. Она потеснила трупы. Но ей ничего не удавалось. Сходя с ума от безрезультатности, она просто решила ждать расширения кладбища. Перед войной мэрия собиралась расширять кладбище, но война все изменила. Покойников было много, но эти тела так и оставались на чужбине. В городе осталось мало людей. Некого было хоронить. И тем более не до этого сейчас было Мэрии. Так эта женщина и бродила одиноко по улицам, проклиная войну. У нее были свои причины ненавидеть ее.

А вот уже навстречу им шел мужчина. Он озирался боязливо из-под старой шляпы по сторонам. Ему тоже приснился странный сон. И снится он до сих пор. В нем бандит грозится его убить. Он практически делает это, но в самую последнюю минуту передумывает, и мужчина просыпается весь в холодном поту. И так каждую ночь. Оттого-то он и сошел с ума. Однажды он даже пошел в полицию. Он описал детально этого злодея. Полицаи уже хотели заводить уголовной дело, но как только узнали, что все это происходит во сне, погнали прочь этого бедолагу. Так он и живет. Без радости во сне и постоянным страхом в сердце.

А Эйма и Валс продолжали путешествовать по городу. Внезапно какой-то шум привлек их внимание. В небе показался самолет, быстро летящий в сторону города. Уже над самим городом от него отделилась маленькая точка, устремившаяся вниз. Таких точек становилось все и больше. С каждой секундой эти точки становились все больше и больше. И уже не нужно было быть особенно умным, чтобы догадаться, что это были бомбы. Грохоты от авиаудара уже раздавались в разных частях города. Эйма и Валс бросились куда-нибудь в укрытие, но вдруг раздался оглушительный рев, и бомба упала рядом с ними. Слишком рядом с Эймой.

XIX

Она вскрикнула, хоть и не почувствовала боли. Просто что-то сжалось внутри. Стало тепло. Слишком тепло. Неприятно тепло. Боль появилась внезапно. Она сменила тепло обжигающим жаром. Но Эйма смотрела на расширенные от ужаса глаза Валса, и даже попыталась улыбнуться ему, что-нибудь как-то успокоить мальчика. Но тот с мертвенно белым лицом смотрел на Эйму.

-         Ты ранена?! Нужно срочно идти в госпиталь - воскликнул Валс. - Тебя должен осмотреть врач? Обязательно.

-         Не думаю, что врач мне поможет. Ничего, все будет нормально.

Эйма немного наклонилась и Валс, увидев рану в теле девочки, сразу понял, что, действительно, врач здесь уже не поможет. От того в душу сразу же влезла пустота, растворив в себе надежду.

-         Ты не можешь уйти. Это ведь несправедливо. Почему все живут, а ты должна умереть. Почему?! - прокричал Валс и заплакал. Давно он уже не плакал. Очень давно. Он рыдал над Эймой. Она пыталась его успокоить, но он ничего не мог с собой поделать. Отдался слезам.

Закрыть двери во все небесные миры, чтобы душа, не смогла убежать и вынуждена была остаться в теле девочки. Но он не мог сделать. Он не мог сделать этого. Он сидел подле Эймы. Люди в панике бегали рядом. Кто-то искал спасение в подвалах, но они обваливались под тяжестью полуразрушенных этажей. Некоторые в ужасе бегали по улицам. Им не было дела до этих двоих.

Как же ему хотелось в тот момент перерисовать линии жизни на ладонях Эймы. Почему, почему это было невозможно?!

Но Эйма умирала. Неумело умирала. Ведь так сложно научиться умирать. Ей было трудно говорить. Нужно было сказать что-то очень важное, а она… она вспоминала только веселые моменты, проведенные вместе с Валсом, и напоминала о них мальчику. Валс же слушал. Просто слушал, иногда пытаясь сквозь слезы смеяться, если Эйма рассказывала что-нибудь из их историй.

Внезапно сильнейшая боль затмила разум девочки. Ойкнув от боли, Эйма хрипя прошептала:

-         Прощай. Спасибо, что ты есть.