Ночь плавно опускалась на город. Небо, еще пару минут назад такое светлое, уже потемнело, на улице заметно похолодало, а всех детей, до этого игравших на детской площадке, позвали домой ужинать. Катя молча проводила их взглядом, улыбнулась тому, как мило они обнялись на прощанье, затем неторопливо направилась к магазину и купила мороженое. После чего спокойным прогулочным шагом двинулась в сторону дома. В голове на протяжении всего дня витали строчки:

«Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?

Не надо. Тревоги свои забудь.

Мне ведь уже не шестнадцать, мама.

Мне больше. И в этом, пожалуй, суть»

Вот и ей было не шестнадцать. Больше. Ей уже семнадцать. Она шла по побережью, задумчиво глядя на море. Становилось все темней, волны размеренно набегали на берег, тихо и привычно шумя, большой полукруг солнца медленно тонул в воде.

Катя не любила людей. Большинство она презирала. Хотя изначально, с первой встречи, она относилась хорошо почти ко всем, но стоило им познакомиться ближе, стоило этим людям начать делиться чем-то сокровенным, чем-то, что казалось им необычайно важным... как всякое уважение пропадало. Они ждали от нее в основном сочувствия. А она их презирала за то, что они ищут жалости. Хотя сами жалеть не умеют. Хотя сами думают, что они самые несчастные. За жалостью к себе они ничего не видят.

Кате было семнадцать. Она шла по побережью и думала об одном. О том, что наверное есть здесь и ее вина. О том, что нельзя было бросать... уходить... Она ела мороженое и почему-то повторяла про себя стихи «про маму». Ночь все опускалась, море шумело громче, небо становилось темней. Доев мороженое, девушка села на лавку, достала из сумки блокнот и ручку. Подумала пару секунд и быстро начала писать:

«Здравствуй, мама!

Господи, как странно

Мне с тобою снова говорить.

А писать письмо, так и подавно...

Сколько не успели обсудить...

Столько я всего сказать хотела!

Столько плакала, надеялась, ждала!

Мама! Как же ты посмела...

Мама! Почему ты... предала...

Объясни мне, глупой, как так вышло,

Что в одиннадцать... нет-нет, в двенадцать лет

Я всю ночь проплакала неслышно

И уж больше не явилась на обед.

Я ушла. Меня гнала обида.

Я была, конечно, неправа!

Мне сейчас за это очень стыдно.

Но ведь ты... меня не догнала.

Ты меня обидев, променяла

На ничтожество. На пылкий жар страстей.

Ты ведь знаешь, я как ты упряма.

Я хотела! Я ждала... и вот теперь

Я гляжу в темнеющее небо,

Я пишу тебе сердечное письмо.

Не про то, кто ты сейчас и где ты.

А про то, что горе не прошло.

Я пишу о том, что слово «мама»,

Самое родное для людей,

До сих пор мне серце жжет упрямо

Памятью бессмысленных потерь.

Как же вышло так, что мы с тобою

Не видались шесть неполных лет?

Почему же ты, со всею добротою,

Не звонила мне ни разу, чтоб сказать привет?

Я была ребенком. Ты сглупила.

Но так почему же по исходу дня,

Ты меня, в конце концов, не отлупила,

Не уговорила и домой не отвела?

Я ждала. Ждала пять долгих лет.

Но сегодня сообщаю - баста!

Мне уже не те двенадцать лет.

Я теперь большая, мама, ясно?

Больше я тебе не напишу.

И тебя я видеть не желаю.

Лишь одно тебе сказать хочу -

Я тебя за все, за все прощаю»

Катя вытерла текущие по лицу слезы и подняла глаза. Море было совсем черным. Солнце почти скрылось за горизонтом.

Кате было семнадцать и она презирала людей. Люди плакали над смертями, над несчастной любовью, над неудавшейся дружбой и проваленными экзаменами. Единственное, над чем плакала она, было предательство самого близкого ей человека. Никто не знал об этом. Те немногие, кому когда-то она доверяла эту тайну, не могли искренне жалеть ее.

Катя шла по побережью и холодный морской ветер обдувал ей лицо. Пять лет она не виделась с мамой. Три из которых ее мама провела в тюрьме.

Люди не понимают таких как Катя. Они их боятся. Катю даже не возьмут работать в серьезную государственную компанию, потому, что она дочь преступника. Но она презирает людей. Ей давно уже все равно, что они думают. Ее до сих пор волнует вопрос, почему так получилось и чья это вина, что ее семья была разрушена, разбита на части, когда ей не было и тринадцати лет.

Когда Катя вернулась домой, ее встретил отец. Уже два года как они переехали. Ей скоро восемнадцаь. А маму скоро освободят. Но она не сможет найти свою дочь. Да, наверное, и не захочет.