Жутко  ныло сердце от душных выхлопов и последнего поцелуя. Так паршиво я не чувствовал себя с весны 85-го года. Морозный вечер. Роды были сложными: с кровью, криками, размотанной по полу пуповиной, послеродовыми осложнениями и импортными антибиотиками, за которые продавались совесть, машина и отцовское спокойствие.

Она пришла не вовремя, сука-весна. Опалила лицо, растрепала волосы, сожгла сердце. От осенних ботинок варились ноги. У меня не было денег даже на новую обувь. Сука-весна. Сука-любовь. Половые инстинкты били в голову, закладывали уши и  высушивали карманы. Я с похотью смотрел на женщин, знакомился, проводил с ними вечер, оставался на ночь. Просыпался утром и видел на своем лице лишь усталость и отчаяние. От любви остались лишь только старые и подаренные чужим фотографии.

Моя любовь зажалась между десятью негритятами Агаты Кристи и сборником задач по химий. Ее проводил я две недели назад. Посадил в автобус «Новополоцк - Гомель» и, махнув рукой, поцеловал лишь воздух. Она смотрела в окно, прощаясь… Я не знаю кому она отдавала свой прощальный взгляд. Мне? Витебску? Кому она хотела подарить свои изумленные глаза. Она промолчала. Не оставила ни надежды, ни разочарования. Она промолчала.

Сук-сердце, подыхает и ноет только об одном. Об одной и не хочет больше ничего: ни ненависти, ни радости, а только сырой испорченной любви. Любви избалованной, надрывной  и непонятной, мне и, наверное, ей.

Сука - я. Валяю сердце в грязи и пыли, прокалываю спицами и рву на части. Плачу над его изуродованном телом, бережно вытираю, зализываю раны мокрыми стихами, тихой жалостью; украдкой кормлю роладами, пою томатным соком, смотрю, выбрасываю и плюю ему вслед.

Сука – я.

Сука перед тобой, твоим мыслями и чувствами.

Сука.