Бутылка "Йо-хо-хо". Степень критики: дай бог до конца дочитать, какая там уж критика...
Короткое описание: Написано непрофессионально! Не забывайте, пожалуйста, писать, почему не нравится. Приятного прочтения.
В университете учились молодые талантливые люди. Обучал их профессор Вальдшнеп, который, отнюдь, не был птицей, хотя и студенты в какой-то мере не были рыбами, потому что каждый из них чувствовал себя личностью. Помимо, пожалуй, одного маленького толстячка, который всячески помогал мне с работой. Мои идеи были странны. От каждой из них мне хотелось бежать по сказочной аллее с резиновыми шлюхами, радоваться жизни, сокрушать серые здания и возводить на их месте новые чудные дома, в которых бы жили смешные карлики, считавшие бы меня своим покровителем, и - да черт побери! - как бы они были правы... Я сидел над своими бумагами. На очередной было нарисовано дерево, плавно переходившее в пучок нервов. Еще на одной был изображен куст, плавно переходящий в кита, на которых я охотился всю сознательную жизнь. Я имею ввиду не настоящих китов, конечно: это аллегория. Но точна она ровно настолько же, насколько правомочен мой образ правителя смешных карликов. Однако размер значения не имеет. Но вот уже неделю я был тих и нем: именно так я предпочитал работать. Секунды разлетались по комнате, как бабочки, которые смогли вырваться из оков стабильности, воспарив над миром, как воспарил однажды первый прототип самолета братьев Райт... И почему только Бог создал меня человеком, а не секундой! Несколько недель я занимался своими делами. Неоднократно студенты пытались подслушивать звуки, подсматривать, следить за моими хитроумными извращениями, но как только я это замечал, я брался за теннисный мячик и стучал им о стену. После этого снова воцарялась тишина, и я мог работать дальше. Когда готовы были первые результаты, университет был тих, но я был просто обязан нарушить это молчание и протрубить фанфары в свою честь! С решительным криком распахнул я двери в чужой аудитории, где шла лекция. Бородатенький профессор глядел на меня, готового сорвать с неба звезды и окунуться вместе с ними в океан, чтобы, добравшись до самого дна, раздеть блестящих небесных красавиц и поразить их видом океанический бентос, никогда не видавший неба! Аудитория на целую секунду превратилась в царство тишины, но потом кто-то кашлянул, и все чары развеялись. Студенты уставились на меня, как скумбрии, которых желали запечатать в консервную банку, бок о бок с другими такими же бесполезными тварями, но они об этом не подозревали и попросту ждали - что же будет дальше? -Вы что-то хотели? - обратился ко мне бородатенький профессор. Я пригласил его с собой, и через минуту мы и ещё несколько любопытных студентов были у меня в кабинете, где за огромной лупой находилась ещё одна комната, из-за диоптриевого эффекта больше походившая на сосуд, в котором, при желании, могла бы находиться кислота или какая-нибудь другая опасная для жизни жидкость. Оставив гостей я вышел, но через секунду они уже могли видеть меня, улыбчиво глядящего на них из-за лупы. Студенты, походившие на маленьких ручных обезьянок, внимательно следили за мной. Я помахал зрителям за лупой и начал расхаживать по комнате. Студентам же казалось, что я хожу по потолку, по стенам, - в общем, всячески нарушаю законы физики. Скумбрии захихикали. -Что скажете? - спросил я, прохаживаясь по комнате. -Эх, дорогой мой коллега, не тем делом вы заняты, вот что скажу я вам! С этими словами профессор вышел. Но мне было плевать: так я радовался тому, что радовались мне, старику, молодые и талантливые люди. Довольный, я расхаживал по-комнате туда-сюда, как Наполеон. Громко смеялся. Показывал язык. Как птица, размахивал крыльями и чувствовал, что вот-вот взлечу. И я взлетел. Этому ничуть не удивились шпроты - ведь именно шпротами теперь казались мне бывшие бесполезные скумбрии. Из-за диоптриевого эффекта им казалось, что я все ещё нахожусь на полу и ни на миллиметр не покинул пыли, которой он был устлан. Я птица, а зрители за лупой - шпроты. Дайте мне кусок хлеба и вилку, и я заглочу их всех до последней, самой маленькой рыбёшки! Скоро голова моя закружилась, и я опустил руки. Оказавшаяся снова у меня под ногами земля дала мне почувствовать себя, как Стрелка, вернувшаяся домой из дальнего путешествия. Месяц спустя я оборудовал лупами крышу глубокой аудитории. Глядя вниз, можно было увидеть сосуд, в который превратилась аудитория и который, при желании, мог бы быть наполнен доверху олеумом или каким-либо другим, не менее опасным для жизни веществом. Студенты стояли на крыше. Я попросил их ничего не трогать и доверял им, как собственной матери. Из-за преломления свет играл, и казалось, что я нахожусь не в университетской аудитории, а глубоко под водой, и где-то надо мной был простор и небо, а я находился на самом дне, ощущая себя бентосом, которому никогда уже не суждено было увидеть звёзд. Я развел руки и всплыл, как медуза. Ощущение быстро перешло от задора и азарта к безмятежности. Студенты, наблюдавшие за мной с крыши, замолчали; трубы, по которым текла вода, стихли; а побелка, которая так и стремилась сорваться с потолка, распалась на миллиарды атомов, чтобы не мешать моему маленькому чуду... Закрыв глаза, я думал о матери, с которой никогда мне уже не встретиться, о медвежатах, так же, как и я, вспоминавших о своей матери, подстреленной охотниками, о скумбриях, которых вот-вот поймают в сети... Что ждет нас всех? Уж явно не звёзды, обещанные мной придонному бентосу. Я был под самым потолком, когда у меня закружилась голова. Я опустил руки. Мне подумалось о скале, не сумевшей удержать на себе безвольный и беспристрастный камень, который упал и разбился на осколки. Я был достойной скалой. И понял я это, лежа на полу аудитории и глядя в глаза профессора, закрывавшего за собой дверь. Студентам его было не видать, они только смотрели на меня и смеялись, наивно полагая, что мое падение с двенадцатиметровой высоты - часть моего представления. Они даже не поняли, что я сорвался: из-за диоптриевого эффекта им показалось, что я бросился к стене напротив, и со мной все в порядке. Захлёбываясь в преломленном свете, я ощущал себя маленьким придонным организмом, пылинкой в огромном сосуде, в котором, при желании, могла бы уместиться вся моя жизнь. Это конец. Закрывая глаза, я думал, а вдруг найдется человек, который захочет содрать с неба все до единой звёзды, окунуться в океан и, раздев, показать их мне, чтобы я напоследок порадовался тому, что у меня самого была абсолютно такая же идея. Но этого не произошло.
Бутылка это из-за придонного бентоса? Мне понравилось. Вот только не пойму насколько глубоко копать... Знаете сколько отражений в двух зеркалах, стоящих друг напротив друга? А вообще здорово. Не очень оптимистично, конено, но ГГ ведь был счастлив? И вообще, довольно достоверный и внятный персонаж, не смотря на отсутствие явного описания. Знаете, интересный эффект (возможно, сугубо индивидуальный), прочитала, в голове каша, а внутри что-то звенит от приближающегося осознания чего-то важного. И вообще, просто в настроение попало.
Делать дамочке больше нечего, ей-богу! К тому же, к смерти ее привели собственные же тараканы... а было ли за что мстить? Кстати, как мне показалось, женщина вообще не при чем. Мужик действительно сошел с ума из-за чрезмерной скуки, работы, психотропных веществ, гениальности, потаенного чувства вины, подпитанного комплексом неполноценности... В общем, на мой взгляд, реальность фальшивых отражений в зеркале - шутка автора, намек на идею "реально то, во что веришь", нежели мистификация с целью создания атмосферы (хотя последнее тоже есть, но это больше побочный "продукт"). Сумасшествие подтверждает верность расчётов. По задумке автора, ГГ, наверно, и высчитывал расстояния не долго, и выводы делал слёту. Опять же, о чем это говорит? Хотя, конечно, не зная манеры автора, не читая других его произведений, трудно судить, к тому же я просто любитель, за что уже меня можно не воспринимать всерьёз.:) Но, согласитесь, тут есть над чем подумать.
А месть редко бывает объективной; справедливой же не бывает никогда.
Касательно остальной вашей рецки - автор суть мистик. Он пытается протащить в реальность нереальное, без ссылок на психопатологию. Однако проработанность реальности, миметика письма, довольно неплохой психологизм, да и сама.. хм.. здравость мышления ГГ лишь придают мистике особое очарование.
Впрочем, данное направление мне не близко. Да и устарело оно. Зато сам автор неплох, и уж точно - по сравнению с утятами-аборигенами.
Да, из-за шлюх. Читается несложно, даже есть какая-то логика: всё не самым плохим образом нанизнно на диоптриевый эффект. К концу, когда ГГ стоит на крыше, вспоминается бессмертный Виктор Робертович: Он не помнит слова "да" и слова "нет", Он не помнит ничего вне имён И способен дотянуться до звёзд, Не считая, что это сон.
никак нет! это абсолютно отдельное от него произведение и полностью самостоятельное. Позвольте спросить, это вы ввиду упомянутых резиновых шлюх предположили? И еще мне интересно: читается легко?
0
