Ангелы особого назначения Степень критики: всякая-разная...
Короткое описание: Мои попытки в писательской деятельности:-)
Добрый день! Перво-наперво (будем соблюдать правила приличия) я введу вас в курс дела и представлюсь. Меня зовут Константин. Эти записи предназначены для ведения отчетности и заодно для ознакомления новичков со своими обязанностями. Хотя выполнение их нашими агентами сугубо индивидуально и основывается на личностном восприятии мироздания. Так-то вот…Но ближе к делу. Я являюсь засланным к людям «поисковиком» наших будущих кадров. Люди, люди, кого среди вас только нет!!!И вот среди всей этой разношерстной компании я должен выискивать методом «научного тыка» тех самых, редких, исключительных…И не факт, что когда я иду по улице, и мимо меня изящным галопом среди неугомонной суеты пробегает «Он(а)», я его/ее узнаю. Но выцепить из толпы отдельного человека – это полдела. С ним надо общаться, учить, направлять, намекать – такая вот огранка. Затем самое трудное для новичка – стажировка, не факт, что он ее пройдет успешно. Что я подразумеваю под стажировкой? Жизнь, конечно. Серьезное испытание, первый экзамен для Ангела особого назначения. Итак, приступим к основным обязанностям наших агентов. Поддержка в трудную минуту, наставничество, увещевания, помощь при преодолении искусов ну и прочее. Не надо нас путать с Хранителями. Они приставлены к каждому человеку от рождения и неотлучно сопровождают его до конца. Мы же появляемся в критическую ситуацию, когда Хранитель уже не справляется в одиночку – уж очень много нынче искушений для слабого духа! Мы являемся людям во плоти – такое вот редкое явление среди духов высшего порядка. Основные требования к нашей работе: – не вмешательство в жизнь, но лишь ободряющее присутствие, совет во благо духа. Ибо если человек будет бездействовать, а мы решать все беды, это будет не Творение Божие, а, простите меня, нежизнеспособная, пустая и бесполезная белковая оболочка; - минимальная помощь человеку. Максимальная зовется чудом, а чудеса у нас на строгом учете. Не путайте чудо со счастьем. Счастье – это любовь, познание мира, дружба, рождение ребенка, возвращение долгожданного человека домой, опыт, полученный от ошибок, да и сами ошибки в конце концов…Жизнь это человеческая в общем. Только наши подопечные этого не понимают. Здесь, на земле они живут для себя, а мы существуем для других, растворяясь в их жизнях. Но я не жалуюсь, я рад этому, так как моя жизнь ни для кого не представляет интереса; - всеобъемлющая любовь к людям. Абсолютно ко всем людям. Думаете, легко? Это чувство не дано нам свыше изначально, это прививается разумом, опытом, знаниями. Легко любить маньяка-педофила? Или олигарха, когда ты утром видел нищую старуху-калеку, не евшую три дня? Да, все люди порочны и не без грехов, но все были рождены одинаковыми – голыми, мокрыми, натужно орущими и бесконечно беззащитными перед окружающим миром. И наверное всегда есть надежда вернуть всех к единому истоку добра, взаимопонимания, мудрости, любви и труда. Хотя, конечно, вряд ли…; - и…ПОЛНЕЙШАЯ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ! * * * М-да, не люблю я всю эту писанину… Хотя нет, люблю; люблю иногда поднять старые записи, просмотреть их, внимательно прочитать, освежить впечатления и воспоминания. Порой это необходимо; по-другому анализируешь людей, поступки и события, потому что прошло время, улеглись эмоции, мешающие полноценному раздумью. В общем, записи – вещь хорошая, особенно хороши те, что не для отчета, а для себя, для памяти. Только вот усидчивости мне зачастую не хватает, это же надо сесть, все последовательно обдумать, поймать в голове разные разбегающиеся мысли, правильно оформить их на бумаге. Хорошо еще, что отчеты я составляю в дневниковой, а не в общеустановленной форме. Очень уж я не люблю штампы, бланки и стандарты, такая тоска у меня от них… Ну что сказать, знаю, ценят меня как «полевого работника», а вот как делопроизводителя… * * * Какое казенное это слово – «работа». Нашу деятельность мы тоже так называем для простоты и удобства, хотя это – наше призвание, в нем заключается весь смысл нашего существования. Лично у меня активный период деятельности приходится на позднюю весну, лето и раннюю осень, потому что людские души в это время более открыты, свободны и легки. Словно ветер выдувает из них скупую мелочность, зацикленность на заботах и прочий суетный мусор. Во всяком случае мне так кажется. Зимой же все такие закутанные, отгородившиеся от окружающего мира; человек не гуляет, не глядит по сторонам, он следует из пункта А в пункт Б и никак иначе! Хотя мне легко говорить, я с легкостью переношу и жгучий холод, и изнуряющий зной. Годовой отчет о проделанной работе, в который входят характеристики наших стажеров, их успехи и промахи, мы сдаем в феврале-марте. В своей работе не гонитесь за количеством, друзья! Лучше сделать замечательную огранку одному бриллианту, чем начать шлифовать сразу пять камней и потом бросить, оставив их в недоумении – что же теперь оно такое, сияюще-корявое, уже не дикий камень, но и не один из прекрасных представителей своего общества. Готовую форму для заполнения отчета вам предоставят в нашей канцелярии, поэтому я даже не буду утруждать себя описанием этой бумажной волокиты, прошу прощения, СОСТАВЛЕНИЕМ ГОДОВОЙ ОТЧЕТНОСТИ! * * * Как хорошо, что у нас в канцелярии есть такая сотрудница, как Валентина! Валентина Афанасьевна грузная женщина со строгим взглядом поверх очков и неизменными короткими кучеряшками. Я сначала опасался ее сурово-справедливого вида и непререкаемо-властного тона и совсем было поник, когда узнал, что именно ей теперь я буду отчитываться… Дело было лет семнадцать назад, ее только назначили, и я пришел знакомиться с новой сотрудницей. Как положено, представился, сказал, что ей отныне «посчастливилось» работать со мной, и тут на полуслове меня прерывают глубоким, хорошо поставленным учительским голосом: - Константин? Тот самый сотрудник, что отчеты по три года несет, а если наконец и приносит, то они не проходят никакие стандарты? Оооочень приятно! Да что же это такое! Стою перед ее столом как провинившийся щенок и по-щенячьи же улыбаюсь. А ведь я старше ее на сотни и сотни лет!!! Предпринимаю вялую и несмелую попытку отшутиться: - Обещанного три года ждут, может, потом и забудется? - Знаете, со мной халтуры не будет. Я слышала, что Вы один из лучших наших кадровиков-вербовщиков, но я не смотрю на какие-либо способности, и поблажек допускать не собираюсь! Я даже в школе всех оценивала справедливо и не собираюсь менять свои устои. Так что, будьте добры, все отчеты вовремя и чтобы были правильно оформлены. Точно, учителка! И на ее столе, словно в сельской школе, стоит обычная банка, в которую напиханы ручки, линейка, ножницы, и посреди этого канцелярского набора как тропический цветок торчит длинный красный карандаш. «Вот им, наверное, мне ошибки в отчетах исправлять будут,» - подумалось мне, и я тянусь за ним, чтобы рассмотреть своего «оппонента» поближе, повертеть в руках, ощутить деревянную текстуру пальцами. Неосторожное движение, банка заваливается набок, все ее содержимое рассыпается по столу и клетчатой юбке Валентины. Слышу вздох, глаза не поднимаю… - Знаете, а тут у нас все способные, и поблажек никому не дают. Если агент что-нибудь сделает неправильно, он сам себя «сгрызет», ему никакие судьи не нужны. Мы же с людьми работаем, а не с глиной. Здесь многое построено на самоконтроле и ответственности. Если честно, то главным я считаю становление подопечного, помощь нашим новоиспеченным странникам, им же еще тяжело, они от своей жизни не отошли, их к родным местам тянет, к близким, они еще для других от себя не отрешились… Отчеты для архива, чтобы информация и опыт не позабылись? Валентина Афанасьевна, я же всех своих подопечных помню, которые прошли стажировку, и которые ее завалили, всех – до единого! - Вот и делитесь своим опытом и знаниями с новыми сотрудниками! - Я им в устной беседе могу все рассказать, с эпитетами, аллегориями… - КОН-СТАН-ТИН! Гляди-ка, ничем ее не проймешь – гнет свою линию и всё тут! Вижу, что женщина сердится; еще бы, привыкла поди в своей школе к беспрекословному подчинению, вот и со мной хочет такую же политику провести. Но у меня что-то нет настроения вступать с ней в дебаты, противопоставлять свою точку зрения ее и произносить трескучие фразы, поэтому я просто говорю: - Валентина, а я ведь по земле хожу, хотите, я принесу Вам каких-нибудь полевых цветов, они в банке гораздо лучше будут смотреться, чем весь этот канцелярский набор. Возмущенное фырканье, невнятное бормотание в мой адрес… Пожимаю плечами, разворачиваюсь, собираюсь уходить и вдруг, так жалобно, неловко и надломлено: «Константин, я так люблю тюльпаны, ландыши…». - Ага, - киваю и улыбаюсь, - тюльпаны и ландыши, да… Вот так мы и подружились. * * * В первую очередь, надо работать над собой, а не кидаться к первому встречному человеку с поучениями, как надо жить. Мы не совершенные существа, просто мы знаем, что сами не без греха, знаем, в чем наш изъян и стараемся бороться с ним. Можно самому определить способ борьбы с самим собой, можно испросить совета у более опытного товарища. Но бороться надо. И ни в коем случае не начинать свою деятельность, если еще не уверен в себе, если твои земные неумершие пороки еще дают о себе знать. Если агент начнет поучать, давать советы и ставить в пример себя, такого чистого, уникального и совершенного, то в лучшем случае будет послан далеко и надолго. Это во-вторых. А во-первых, если кто-то из нас почувствует себя совершенным, то это беда… Это значит, что агент погряз в огромном болоте эгоизма, самолюбования и непонимания простой истины, что совершенство – это не конечная точка назначения, но бесконечный путь вперед. Как я уже говорил: ДИСЦИПЛИНА И САМОКОНТРОЛЬ должны стать вашими неотлучными спутниками. Я считаю, что у каждой личности есть доминирующий порок, с которым тяжелее всего бороться. Я не говорю, что он один, пороков у всех много, но главный – один. Даже после смерти он не оставляет тебя, ты борешься, становишься сильнее, то есть продолжаешь свой путь к совершенству. * * * Гордость. Гордыня. Моё грузило, тянущее вниз. Способность очаровывать людей взглядом, жестом, словом. Огонь, горящий во мне, поражал десятки и сотни сердец, и люди шли не за Богом и истинной верой, а за мной, моими идеями. Я осознал это потом, в ночь перед казнью. Раскаялся конечно… Но Боже мой! Как же я гордился своим ораторским даром, искусством дискутировать, отличным образованием и, смею признаться, незаурядным умом. Я впитывал знания как иссушенная земля влагу, я был наблюдателен и способен к анализу с юных лет, у меня были достойные учителя. И я умел пользоваться этим, щедро сдабривая это всё личным обаянием. Да, по сути я обманывал людей, это я был Учителем, Наставником, они шли не за Богом, они шли за мной. Спасло меня лишь то, что я осознал свою ошибку; то, что несмотря ни на что я искренне люблю людей, испытываю к ним сострадание, пытаюсь ободрить в трудной ситуации, чем-то помочь. Это и определило мою дальнейшую судьбу после смерти (каламбур, однако). Как я уже упоминал, земные пороки никогда не отпускают нас до конца. Это как пагубная привычка курения – вроде бы и бросил, но все равно, нет-нет, да и захочется сделать пару затяжек, снова ощутить расслабленное состояние, удовлетворение от ядовитого дыма. Кто как борется с этой тягой, я же предпочитаю интенсивную трудотерапию, да такую, чтобы на правильные мысли наталкивала. * * * Дело было неуютной осенью 20.. года. Я испытывал застой в мыслях и в деятельности и совершенно не знал, чем себя занять. Людские лица мелькали словно в калейдоскопе осколки, только вот окрашены были почему-то в серые оттенки. Я хандрил, толкался на вокзалах, в парках, трясся в электричках и автобусах для того, чтобы провести несколько часов возле какого-нибудь озерца, плоского и серого, как крышка алюминиевой кастрюли, или чтобы побродить по опустевшим дачным поселкам, зайти в домик, чтобы согреться, попить чаю, переночевать и наконец-то отдохнуть от серой комковатой ваты туч и сырого воздуха. Я испытывал острый приступ «аглицкого сплина». И вот это «броуновское движение» как-то привело меня к зданию городского онкологического центра. Глядя на это безрадостное здание, я чувствовал, как беспорядочные мысли толкались в голове друг о друга, сталкивались, мешались, но складывались в одну идею… Около недели я маячил на территории больницы, ходил под окнами, забредал порой даже в коридор, когда дождь очень уж досаждал. Медсестры, санитарки, сторожа косились на меня недоверчиво, но без злобы и неприязни. Знаете, взгляды все-таки осязаемы физически. Почти чувствуешь их на лице, плечах, руках, но особенно на спине. Как будто слепой человек осторожнейшими пальцами легонько тычется в щеки, подбородок, брови… Легчайшими короткими мазками пробегает по рукам, костяшкам кисти и лопаткам. Чтобы почувствовать взгляд, нужно настроиться на окружение, внешний мир, позволить мыслям и душевной энергии вылезти из своего эгоистичного футляра. И вот, наконец, лёд тронулся. Хмурым ноябрьским днем, когда я в очередной раз прятался от дождя в больничном коридоре, ко мне подошла опрятная сухонькая пожилая медсестра, окинула цепким взглядом и поинтересовалась: «Молодой человек, что вы тут забыли? Уже не первый день персоналу глаза мозолите – никого не навещаете, без цели здесь бродите. Что вам нужно?» Я сказал ей, что прячусь от дождя. В ответ на начавшие ползти вверх брови и набирание в грудь воздуха для нелицеприятного мне ответа я, сжавшись, пробурчал что мне некуда идти. - Бомж что-ли? – и в этом вопросе женские интервозрастные визгливые нотки удивления. Ну да, не похож я на кондового бездомного с недельной сизой щетиной, грязево-алкоголе-махорочным амбре и красными заплывшими глазами. Но тем не менее: - Эмм… Ну что-то типа того, - и, словно боясь передумать, быстро выпаливаю фразу, - вы не подскажете, у вас есть хоть какая-то работа, неважно какая, любая, самая грязная? Женщина ошарашено и одновременно оценивающе уставилась на меня. Ну еще бы, не каждый день приятные на вид мужчины лет тридцати с жалобными глазами выпрашивают грязную низкооплачиваемую работу. - Ну я конечно поинтересуюсь у начальства, если это для вас очень уж важно. Но ничего обещать не могу, сами понимаете – я здесь не главная. - Конечно понимаю, - заверяю я ее и тихим голосом добавляю, - для меня это очень важно. - Бедный, что ж тебя, выходит, жизнь совсем штопором закрутила, если ты сюда пришел? Но если у тебя нет ни денег, ни крыши над головой, ищи работу вахтовым методом – там и жить будешь, да и заработаешь поболее, чем здесь. - Нет, я хочу сюда. - Пойми ты, дурная голова, - голос женщины стал надтреснутым и бесконечно уставшим, с прорывающимся раздражением, - здесь не санаторий на пляжном песочке, где самое плохое – это раскормленные, немощные и капризные богатые старухи, здесь тяжело больные люди – разного возраста, много молодых, обиженных на жизнь, которая подкинула им эту болезнь. - Я понимаю, - продолжаю гнуть свою линию, - и все же я бы хотел… Если вы, конечно проведете меня к главному врачу, или кто там у вас занимается трудоустройством? - Трудоустройством биржа занимается. Ладно, подожди здесь, схожу, узнаю, - и за подволакивающей походкой разбираю тихие слова, - странный какой-то… * * * Странный, странненький… Эдакий диагноз, штамп людского мнения и соответствующее отношение как к незарегистрированному шизофренику. Частенько, когда так клеймят человека не с психическими отклонениями, а с какими-нибудь своеобразными точками зрения, мотивами поведения, либо с необычным (нетипичным) мировосприятием, получается, увы, неприятная история. Странные (более правильно, да и вежливее, в конце концов, будет «нетипичные») люди проявляют свою обособленность с детства. А дети, смею заметить, только по одиночке ангелы (тоже спорное утверждение), да и то, пока спят зубами к стенке. Вместе же они нередко превращаются в стаю бесенят. И вот это вот детское общество отторгает от себя непонятных субъектов, или держит рядом для насмешки над чудачествами другого. Ведь если разобраться, что представляет собой нормальное поведение? Это набор реакций, поступков, мыслей и чувств на определенные жизненные ситуации. Мне иногда кажется, что человечество за много веков своего существования выработало этот набор на генном уровне. И вот представьте себе, что произошел какой-то сдвиг по фазе (ох и нахватался я выражений!). Естественно, люди в основном будут воспринимать его как чужеродный объект! К счастью, есть люди, подобные воде – внешне уступчивые и плавно обтекающие препятствия, вот только воду, в отличии от твердых тел и газа, нельзя сжать. Как бы плохо не было сосуду-телу, душа остается при своем.
0
