Круг четвёртый Аня поправила на плече сумку и, злясь сама на себя, в который раз осторожно выглянула в окно, выходившее на школьный двор. Они были всё там же: стояли под козырьком подъезда через дорогу от школьных ворот, курили, ржали как лошади и явно поджидали её, Аню. Аня снова без нужды поправила сумку и отошла от окна. «Что, Белая, ссышь? – грубо спросил внутренний голос». Нет, Аня не боялась. Но ощущения были противные. Аня устала прятаться, ей хотелось есть, хотелось придти домой, тем более, сегодня должен был позвонить Илья – они договорились созваниваться по пятницам. В его медколледже первокурсников на целый месяц отправили на картошку. С телефоном в колхозе было худо, Аня не хотела пропустить звонок и потом ждать ещё целую неделю. Ей вообще тяжело давалась разлука с Ильёй, одно то, что его больше не было в школе, вгоняло Аню в тоску. А теперь его и в городе не было – стало совсем плохо. Начиная с этого дня, возникли ещё и проблемы. Аня так и не завела себе в школе подруг за три года, которые она здесь проучилась – ей хватало Ильи. Врагов у неё тоже не было – кроме Сани, но и тот уже год как перестал её доставать. Иногда Ане казалось, что именно из-за него вокруг образовалась будто зона отчуждения, в которую осмеливался входить только Илья. Чего она только не натерпелась за шестой и седьмой классы от Сани. В тринадцать лет он уже стоял на учёте в детской комнате милиции за хулиганство. Хулиганство! Каким невинным словом Ане это казалось. Оно не отражало всего кошмара, который олицетворял для неё Саня. Аня до сих пор была уверена, что если бы не Илья, Саня в один прекрасный момент просто убил бы её. Ни за что! Просто так! Именно это больше всего пугало Аню – она ничего не делала, чтобы Саня так её ненавидел. – Почему ты это делаешь? Почему?! – кричала она ему иногда. – Я хочу, чтоб тебя не было, – отвечал Саня. И всё. Он пытался столкнуть её с лестницы, поджигал её портфель, одежду. Подножки, комки грязи в голову, камни и прочие мелочи Аня даже не считала. Несколько раз её родителей вызывали в школу по поводу Сани. И хотя Аня выступала пострадавшей стороной, дома ей неизменно влетало: – Ты там одна такая! – орал отец. – Этот ублюдок только к тебе пристаёт, значит, повод даёшь! Не смей общаться с этими выблядками, с обоими! Увижу – прибью сам! Так что с Ильёй уже с седьмого класса им приходилось видеться тайно от родителей, украдкой. Вариант перевести Аню в другую школу отец и не рассматривал:– свинья везде грязь найдёт, что теперь все школы в городе перебирать? Да Аня и не хотела переводиться – Илья же учился в этой школе. Воспитание Сани ограничивалось его избиением, как Аня знала от Ильи. Чего она не знала – как Илья уживался с Саней под одной крышей. Агрессия брата касалась и его. Илья никогда не жаловался, но от внимания Ани не укрывались свежие шрамы, синяки, ожоги... Аня так и не поняла, почему Саня прекратил её изводить. В один прекрасный день он просто перестал её замечать. Но даже после этого она осталась в вакууме – никто в школе не приближался к официальной жертве Сани, который был школьной знаменитостью – почти готовым уголовником. А теперь и его не было в школе – в девятом классе он поступил в путягу, а всё свободное время пропадал с отцом в гараже, Аня перестала видеть его даже во дворе. Как бы то ни было, кому бы Аня ни была обязана своей неприкосновенностью, сегодня этому пришёл конец. Всё началось в женском туалете. Ане не повезло зайти туда, пока он был оккупирован троицей «крутых девок» из параллельного класса. Пока Аня сидела в кабинке, она невольно слушала их разговор. – ...А Ксюха-проблядуха, заразила Косого, а теперь и я чешуся вся, пиздец как... – Надо в гандошках шпёхаться, Юлька... – Гандошки для богатых шалав... В этот момент Аня вышла из кабинки и подошла к раковине, чтобы быстро сполоснуть руки и как можно незаметнее смотаться. Но она тщетно надеялась, что её не заметят. – Вот Белая, поди, в гандошках шпёхается, – лениво протянула Юлька, затягиваясь почти докуренной сигаретой. – Гыгыгыгы, – обрадовалась её подруга Бритва. – Белая, слышь, дай гандошку погонять, постираю – верну. Её предложение встретил взрыв одобрительного хохота. – У меня нет, – прошептала Аня, краснея до корней волос. Юлька, рослая, крупная девка, лениво слезла с подоконника. – Не пизди, гони гандоны. Аня молча отошла от раковины, прицеливаясь выскочить за дверь, но её опередили, перерезав путь к отступлению. – Да ну, Юлька, ты на неё глянь, она ж целка, – хихикнула тощая девчонка, имени которой Аня не знала. – Чё, реально целка? – с подозрением спросила Юлька, нависнув над Аней. – Чё, столько времени с Сумахом ходишь и ни разу не дала? – Уууууу, – протянула Бритва, тоже подходя к Ане. – У Сумаха не стоит, оказывается... Или только на Белую не стоит, мож проверим? Снова смех. Рука Ани против воли легла на сумку, привычным жестом повернула её так, чтобы острые углы учебников смотрели в сторону удара, резко размахнулась и врезала Бритве сбоку по голове. Этот приём она разучила ещё в шестом классе, для обороны от Сани. Бритва, от неожиданности потеряла равновесие и налетела на раковину. Аня, воспользовавшись замешательством врага, выскочила, наконец, за дверь. Зазвонил звонок, коридоры тут же затопило людьми – учениками и учителями. – Хуй с ней, потом подкараулим, – услышала она за спиной. И вот – они её подкарауливали. Противный, липкий ком стянулся в районе желудка – это был не животный страх, который вызывал в ней Саня, нет, это было что-то гораздо более противное. Что они с ней сделают? Изваляют в грязи? Изобьют? Бритва могла порезать ей лицо, как она уже сделала с одной девчонкой... Ходили слухи, что Юлька плеснула в старшеклассника кислотой из карбюратора. Аня не могла оценить величину их злости, она не знала, чего ждать. – Долго стоять тут будешь? – не выдержал охранник с вахты, которому явно не терпелось закрыть двери и отправиться курить на задний двор. Аня сжала зубы и взялась за ручку дверей. Пусть делают, что хотят, прятаться она больше не будет. Компания заметила Аню ещё на крыльце и заметно оживилась. Они неотрывно следили за тем, как она идёт по двору к воротам и недобро скалились. Аня вышла за ворота – тут конец школьной территории, никто её теперь не защитит. На мгновение она замешкалась, ненавидя себя за трусость. Девки с неторопливой ленцой хищников двинулись ей навстречу. – Подвезти? – услышала она за спиной знакомый, но какой-то слишком хриплый, голос. Прежде, чем обернуться, Аня почувствовала запах табака, а обернувшись, увидела Саню. Он стоял, небрежно прислонившись к ограде школы, и мусолил в губах сигарету. Он оттолкнулся плечом от ограды и сделал шаг к Ане. Из-за угла выглядывал руль его мопеда. – Так подвезти? – спросил он, сплюнув окурок. Аня инстинктивно шарахнулась от него. Она раньше никогда не оставалась одна при столкновениях с Саней, всегда рядом был Илья. Но не сейчас. Саня молчал, в его взгляде Ане почудилась насмешка. – Не надо, – тихо ответила она и отвернулась. Она заметила, что «крутые» остановились неподалёку, как будто гиены, уступающие более крупному хищнику. – Ну и дура, – уже не скрывая насмешки, подытожил Саня. – Эти овцы тебя щас измордуют. – Тебе-то что? – огрызнулась Аня, не останавливаясь. Саня не спеша сходил за мопедом, оседлал его и, догнав Аню, поехал рядом с ней. – То, что Илюха простыл, и сегодня приезжает со своей свинофермы и на меня подумает, – снисходительно объяснил он. – Мне это нахер не надо. Не хочешь ехать, так провожу. Аня смолчала, но от слов о том, что Илья приезжает уже сегодня, сердце радостно заколотилось. На волне эйфории она даже подумала, что Саня, наверное, просто повзрослел и потому изменился. Хотя бабушка говорила – люди никогда не меняются в лучшую сторону. Так, в сопровождении Сани, она благополучно добралась до дома. Между собой они больше не перекинулись ни словом.
Остаток вечера Аня провела как на иголках: Саня сказал правду или соврал? А если правду – придёт ли к ней Илья тут же, ведь он болеет, вдруг – серьёзно? И не сбегаешь, не узнаешь, не позвонишь – отец дома. После запрета общаться Илья и Аня научились выкручиваться – чаще всего пользовались тем, что оба жили на первом этаже, лазали друг к другу через окна. И сегодня Аня тоже ждала стука в окно, когда все лягут спать. Около одиннадцати в окно действительно постучали. Их с Ильёй особым тайным стуком. Аня радостно встрепенулась – сна и так не было ни в одном глазу. Она открыла окно, стараясь не шуметь. Илья стоял внизу и улыбался. – Выйдешь? – спросил он, как будто произнёс пароль-заклинание, неизменное уже три года. – Выйду, – прошептала Аня отзыв. Она быстро оделась и привычно выскользнула в окно. Илья, почему-то снаряжённый рюкзаком, взял её за руку и, не говоря ни слова, повёл её куда-то в сентябрьскую темноту. – Тебе можно гулять? – тревожно спросила Аня. – С-саня сказал, ты болеешь. Илья чуть сильнее сжал её руку: – Вы общались? – спросил он со странной интонацией. – Случайно вышло, – виновато ответила Аня. – Он что, нормальным стал? Илья пожал плечами и глухо ответил: – По мне, какой и был. После этого они долго молчали. Хотя молчание, даже после долгой разлуки было для них обычным делом. Аня была уверена, что даже их мысли текут одинаково, им не обязательно разговаривать – их диалог не прекращается и в тишине. Аня могла бы вечно так идти в никуда с Ильёй рука об руку – и быть счастливой. Она очнулась, когда они остановились в её старом дворе у голубятни. Они с Ильёй давно сюда не наведывались, всегда находились дела поинтереснее, иногда она с грустью думала, что просто переросла голубятню. Голубей отец держал до сих пор, хотя большинство других голубятников давно забросили это дело – многие железные домики стояли пустые и заброшенные. – Ключ не могу найти, – подал голос Илья. Ане показалось, что Илья волнуется. Может быть из-за Сани? Ключ Аня нашла на обычном месте – в желобке над дверью. Замок легко поддался, дверь без скрипа открылась и они вошли в ещё более густой, пахнущий птицей мрак. Устроились в предбаннике. Ане казалось, что раньше он был как-то просторнее, теперь им с Ильёй было тесновато здесь вместе. Голуби услышали, что к ним вторглись непрошеные гости, заволновались наверху, закурлыкали. Илья расстегнул рюкзак, Аня услышала приглушённое звяканье, а потом ей в руку ткнулось продолговатое горлышко бутылки. – За встречу, – всё так же глухо и коротко объяснил Илья. Аня пригубила напиток – приторно-сладкий. – А это что? – осторожно спросила она. – Портвейн. Не хочешь? – Сладенький, – невпопад ответила она и отпила ещё глоток. Раньше ей не приходилось пробовать алкоголь. Отчего-то стало и жутко и интересно – как будто она нашла за знакомой дверью тайный коридор и теперь ощупью пробиралась по нему всё дальше. Какое-то время они передавали бутылку друг другу, делая по глотку. Аня заметила, что захмелела, только по тому, что узкий топчан, на котором они сидели, начал медленно кружиться каруселью. Кружение всё нарастало и нарастало с каждым глотком. Потом она почувствовала на своих губах губы Ильи – горячие и сладкие от портвейна. И это стало точкой неподвижности, осью, вокруг которой темнота вращалась быстрее и быстрее. Никогда Аня так раньше не целовалась. На короткий миг Илья показался ей чужаком, незнакомцем. Она отогнала эту мысль. И когда рука Ильи уверенно скользнула ей под юбку – Аня не оттолкнула его, в глубине души торжествуя над дурами из туалета. И в следующие полчаса Аня запретила себе думать вообще, хотя на границе опьянённого сознания занозой сидела мысль о том, что от Ильи никак не могло пахнуть мятой и табаком.
Круг пятый
Илья перестал играть с братом в войну после того, как сбежал тогда из-под расстрела. Точнее, война для них перестала быть игрой, она стала настоящей. Каждый день, каждое слово, каждое движение относились к боевым действиям. Иногда эти действия вовлекали в себя всех окружающих и дорого им стоили, иногда были незаметны ни для кого, кроме непосредственных участников. Илья, разумеется, был стороной обороняющейся. Всё что он делал – это отбивал и предупреждал атаки брата, отступал и возвращался на позиции. Он хотел, но не мог покинуть поле боя, потому что его центром была Аня. Ни в чём не повинная Аня. Аня, которую он любил. Поэтому обычно мягкий и уступчивый Илья защищался хоть и тихо, но ожесточённо. Самое худшее в этой войне было постоянное чувство вины, которое Илью преследовало неотступно. Он ощущал себя предателем. Саня не позволял этому чувству потухнуть, ослабнуть, умело растравливал его при любом удобном случае. Но Илья терпел и это. Он знал – Саня сильный, ему никто на самом деле не нужен. А вот Ане без Ильи было не обойтись. Поначалу Илья пытался договориться с братом, убедить его. – Ну чего тебе от неё надо? – спрашивал он. – Отстань ты от неё, а? – Ну чего тебе от неё надо? – передразнивал Саня. – Отстань от неё сам. Спутался с бабой – сам бабой стал. Однажды Илья решился на совсем отчаянный шаг. Поздно вечером, когда оба уже лежали в кроватях, он спросил шёпотом: – Ну давай сделаем вид, что её не было, а? Давай? Он почувствовал, что Саня на верхней полке слушает, и ему интересно. – Только ты и я, как раньше. А она... Ну просто соседка... Я... Хочешь, я с ней даже разговаривать не буду больше? – А она-то с тобой будет, – насмешливо возразил Саня. – Будет ходить за тобой хвостом, как овца привязанная. Палкой не отгонишь. Девки, они совсем дурные, слов не понимают же. Илья смолчал, хотя ему было и обидно за Аню. Вообще-то, ему было даже страшно, что Саня согласится на это условие. Тогда Ани у него больше не будет... Но Саня молчал. Тишина затягивалась. Илья начал было задрёмывать, Саня снова заговорил: – А вот если ты со мной объединишься против неё, то она отстанет... Ну как? – Что значит, объединюсь против неё? – дрогнувшим голосом переспросил Илья. Он знал ответ. Скрипнула Санина кровать, он свесил голову вниз, посмотрел на брата. – Бросай в неё камнями, обзывай, пихай, ставь подножки, плюй в неё, – весёлым, злым шёпотом объяснил он. – Вот тогда она отвалит от тебя. Ну?.. Внутри у Ильи всё сжалось, когда он представил взгляд Ани – тот взгляд, которым она смотрит на Саню – как на недочеловека, с ненавистью и брезгливостью. Так она будет смотреть и на Илью. Он не ответил. Он понял, что не сможет этого вынести. Саня это тоже понял. Кровать снова скрипнула, голова Сани исчезла из поля зрения. Разговор был окончен. Это был их последний разговор. Родители в их конфликт не лезли. Большую часть времени они его просто не замечали, а когда замечали, считали, что это в порядке вещей – мальчишки бесятся, братья дерутся. Ну и что, если до крови? А если до смерти? Илья никогда не сомневался в том, что Саня способен убить человека. Более того, два года подряд – в седьмом и восьмом классах он был уверен, что цель Сани – именно убить Аню. И почему Саня не действовал решительнее, Илья не знал. Почему Аня вызывает у брата такую злобу – тоже. Саня как будто пристреливался, как тогда, у гаража – пробовал, каково это, прежде чем влепить пулю промеж незащищённых лопаток. Возможно, его занимало ощущение власти, возникавшее в процессе. Но время шло, а Аня с Ильёй по-прежнему держали оборону спина к спине. Илья старался никогда не оставлять Аню одну – даже если занятия в школе заканчивались и начинались в разное время – они ждали друг друга, чтобы идти вместе. В те редкие моменты, когда Аня всё же оставалась одна, Саня реагировал молниеносно. Ничто его не останавливало и не отвлекало. Так что Ане тоже пришлось учиться стоять за себя: Илья показывал ей, как и куда лучше бить, как использовать окружающую обстановку, подручные средства. Аня быстро схватывала. Илью изматывала эта война, и всё же он не променял бы мир с Саней на мир без Ани. Если бы кто-то спросил его – что он в ней нашёл, Илья бы потерялся. Он не знал, как это выразить словами. Аня казалась ему существом из другого мира – лучшего, светлого, волшебного. И когда Илья был рядом с ней, он словно сам оказывался причастен к этому миру. И за это он готов был вынести всё – вражду с братом, физическую боль и боль моральную. Он был готов стоять до конца. И в один прекрасный день Саня как будто отступился, как будто забыл об Ане. Потерял интерес – разом, одномоментно. Илья с Аней долго не верили в это. Продолжали соблюдать все предосторожности в школе и во дворе, были начеку. Дома Илья исподволь присматривался к брату, старался разгадать его мысли, намерения. Саня выказывал полнейшее равнодушие и к Ане и к брату. Он ближе сошёлся с отцом и днями пропадал с ним в гараже. Осенью, в сезон охоты не пропускал ни одного выезда. Илья в этом году с ними ехать отказался. Его никто не уговаривал. Саня охладел к Ане, но с братом его дружба так и не восстановилась. Невольно или нарочно, оба старались избегать друг друга. Даже живя под одной крышей, они виделись так редко, что Илья порой представлял: у него никогда не было брата-близнеца, он просто выдумал его однажды, чтобы не скучно было играть одному. А потом просто забыл его, перерос. Но Саня, разумеется, был. Следы его бытия находились по всей квартире, как запах табака, намертво впитавшийся в обивку мебели, в шторы и постель, хотя Саня, естественно, никогда не курил в квартире – отец бы этого не позволил. Запах табака смешивался с запахами машинного масла, бензина и пороха и сопровождался для Ильи смутными и тревожными ассоциациями с опасностью. Илью разочаровало то, что родители довольно спокойно отнеслись к тому, что Саня начал курить в свои четырнадцать. Сам Илья запах табака ненавидел. А теперь табаком пахло и от Ани. Запах был почти неуловим. Илья никогда не видел её курящей, но он был уверен – Аня начала курить, пока он был в отъезде. Когда он уезжал, ему было страшно – казалось, что с Аней обязательно случится что-то плохое, пока его нет рядом. Что Саня выйдет из многомесячной засады и устроит... Что? Илья не хотел об этом думать в подробностях, но в голове сами собой вспыхивали картинки: Саня толкает Аню под машину; Саня плещет ей в лицо кислотой; Саня поджигает Анину комнату, пока она спит. Илья ничего не мог поделать с этими образами, но он давно жил с этим и немного привык к такому страху. Когда он вернулся, тревога отчего-то стала ещё явственнее. Возможно, из-за этого чёртова еле слышного запаха табака, который, может быть, ему просто мерещился. И, может, ему просто мерещилось, что в Ане что-то неуловимо, но бесповоротно изменилось. Илья никак не мог ухватить это что-то. Но это мучило его как крапивный зуд. А она время от времени заглядывала ему в глаза, как будто проверяла какие-то ей одной понятные знаки. В первый же вечер после его приезда Аня зачем-то повела его на голубятню. Илья давно там не был – с тех пор как отпала надобность прятаться от Сани, отпала надобность и в голубятне. – Теперь там только белые почтовые голуби, – рассказывала Аня, пока они шли. – Как те двое первых, помнишь? – Помню. Круто, – отвечал Илья и улыбался ей. Но даже в этом разговоре ему чудился подвох. Он украдкой бросал на Аню взгляды, пытаясь понять, о чём она думает. До отъезда он привык считать, что они едва ли не читают мысли друг друга. Но теперь в Ане появилось нечто непроницаемое. Секрет. Стена, за которую ему не было допуска. Как у Сани. Но к тому он привык, а чувствовать то же самое в Ане было неприятно, непривычно. Обидно. В предбаннике голубятни Илье показалось тесно. Неужели они уже так выросли? «Зачем мы сюда пришли?» – подумал было он. Но тут Аня встала перед ним, положила руки ему на плечи и поцеловала. Первая. Очень уверенно, по-новому, незнакомо. Илья растерялся, но ответил. Спустя несколько секунд, он взял её за плечи и отстранил от себя, всматриваясь в её лицо. В полумраке голубятни синие Анины глаза казались совсем тёмными. Она не отводила взгляд. Взяла его руку и положила себе на внутреннюю сторону бедра, повела выше... Илья не смог и не захотел сопротивляться такому сигналу. Он притянул её к себе и поцеловал с большим жаром. Время сомневаться прошло.
Круг шестой
Саня целый вечер толок стекло. Старательно, кропотливо. И выкатывал хлебные шарики, подмешивая стеклянную пыль в мякиш. Он всё знал. Он видел, как они заходили туда; он видел, как они выходили оттуда. Он слышал всё, что происходило в голубятне между ними; слышал всё, до последнего шороха, до самого тихого вздоха. Он сам не знал, как удержался и не вышиб дверь, не влетел туда, к ним, чтобы... чтобы... Он не думал, что было бы дальше. Когда они ушли, Саня ещё долго ходил неподалёку взад и вперёд по пыльным тропинкам двора, отмахиваясь от божьих коровок, которые то и дело врезались в него. Он вспоминал ту ночь, когда был здесь с Аней, выдав себя за Илью. Она их всегда безошибочно различала, а в тот раз — не смогла... И он снова стал первым! И ещё он был почти уверен, что Аня его всё-таки узнала. Узнала, но не оттолкнула. Но тогда почему? Почему на следующий же день она привела сюда не его, а Илью? Опять Илью, мямлю и тряпку Илью! Хотела сравнить? Попробовать как это? — Шлюха, — прошептал Саня и сжал пальцами хлебный шарик. Шарик расплющился, а на пальцах Сани выступила кровь. Идея со стеклом пришла в его голову сама собой, как самое естественное, что только можно сделать в этой ситуации. Он хорошо знал эту естественность. С детства он твёрдо уяснил: всё, что приходит к нему таким образом — плохо, за это его наверняка захотят наказать. Чем старше он становился, тем опаснее были вещи, которые приходили к нему в голову. Заманчивые вещи, интересные вещи. Классные. Пришлось отказываться от них. Саня мог себя контролировать, он был вменяем. В своём уме. Кто же в своём уме будет делать то, за что его посадят? Даже если очень хочется это сделать. Но за стекло в хлебе его, конечно, не посадят. Никто и не узнает, что это он сделал. В какой-то момент Саня решил, что хлеба достаточно, собрал все шарики в пакет и отправился к голубятне. Он убедился, что его никто не видит, забрался к решётке «курятника» и начал быстро пропихивать сквозь прутья свои хлебные заготовки. Белоснежные голуби, похожие на изящные мазки заварного крема, заволновались и стали слетать с жёрдочек вниз, к хлебу. Саня немного понаблюдал за ними, убедился, что они едят, потом спрыгнул на землю и отправился к выбранному наблюдательному пункту на возвышении улицы в узком проходе между двумя домами. Оттуда Саня хорошо видел голубятню, а его заметить от голубятни или с дороги, было почти невозможно. Саня закурил. Ждать пришлось недолго. Ещё не докурив вторую сигарету, он увидел, как отец Ани идёт к голубятне — он всегда в это время навещал голубей, Саня это знал. Он видел, как тот отпирает дверь ключом и заходит внутрь. Минуту спустя Анин отец выскочил обратно и почти побежал к дому. Саня ждал. Через полчаса Анин отец вернулся в сопровождении дочери. Ильи с ними, конечно, не было. Анин папаша считал недоносками и ублюдками их обоих, чем вызывал в Сане мстительное удовлетворение. Отец и дочь снова скрылись в голубятне. Саня, щурясь сквозь табачный дым, смотрел, как они возятся в «курятнике». Из-за решётки он не мог ясно видеть, что они делали, но наверняка знал, что они там нашли. Саня подумал, что это должно быть даже красиво — грязный пол клетушки, полностью скрытый под мёртвыми тельцами белых голубей. Примерно через четверть часа они вышли из голубятни с двумя объёмистыми полиэтиленовыми пакетами в руках. Анин отец направился к мусорным бакам, так что Саня был вынужден на всякий случай отступить вглубь проулка и спрятаться за домом. Когда он через несколько минут вернулся на наблюдательный пункт, его уже не было видно. У голубятни сидела на корточках Аня и копала землю небольшой садовой лопаткой. Рядом с ней лежало два белых свёртка — голуби. Саня почувствовал какое-то то ли смятение, то ли возбуждение, поднявшееся в душе. Он толком не понимал, что он чувствует — удовлетворение, торжество, жалость? Саня было сделал движение, чтобы выйти из укрытия и подойти к Ане, сам не зная, зачем, но тут же увидел идущего к голубятне Илью. Илья подошёл к Ане, присел рядом, они стали о чём-то тихо переговариваться. Саня опять медленно отступил вглубь проулка, перешёл на другую улицу и побежал, не оглядываясь, как три года тому назад.
0
