Несформированные еще слезы пахнут льдом. Отдаленный детский смех и невнятный, приглушенный ритм барабанов. Такая наивно-трогательная радость в тоненьких голосках. Сияние сотни солнечных лучиков и тонкая губная улыбка. Безвыходная сейчас ситуация контролирует сознание. Синий дым затягивает все пространство, падая в трагическом обмороке на плечи музыкантов. Их мысли сейчас из одного источника, их молитвы хоровые, их прощенье обоюдное. Внутренние слезы не выдают существование. Только неровный шаг и выпрямленные гордые спины. Притупленные чувства, инстинкты отброшены. Внезапный порыв искусственного ветра и кровавым цветом осуждают немые картинки почти детей на фоне. Словно из - под купола древней незащищенности раздаются первые аккорды гитары, так похожие на перезвон колокольчиков: легкие, тонкие, сахарно - ватные с малиновым сиропом ноты. Кошачьи, первые строчки, зажигаются страхом, болью и покаянием. Голос дрожит, теряется, словно на ветру. Яркая вспышка и мгновенно красноватый цветок раскрывается, освещая багровой тенью каждого повествователя этой истории. Здесь нету места новорожденному крику. Болезненный, неуверенный уже шаг, сгорбленная от стыда осанка. Рука в черной перчатке тянется вперед, слепыми пальцами ощупывая уже отрезвленный воздух. На фарфоровой коже словно высекается межбровная морщинка. Здесь запрещены поздравления и счастье. Хаотичное, невинно-истерическое движение. Пронзительный взгляд застывает, словно теряясь в закоулках, утраченных когда-то картах памяти. Каждое слово становится чувственной исповедью, сочащейся болью. Горячие соленые капли медленно стекают по лицу. Нравственные права усложняют законы высшего. Нервный разворот, словно от оклика, всего лишь для того чтобы увидеть тень. Почти невесомое касание шеи, чтоб потом с неуравновешенной яростью впиться в нее ногтями. Гортанный, полный бессилия рык. Желанные ласка и страсть на вес мертвой жизни. Ледяная правда вспаривает глюкозный аромат воздуха, развеивая всю иллюзию. Панические нотки там, где нету места фальши. Где каждая буква вытекает из-под кожи, из-под самого сердца, теряясь в отравленном сознании. Возможный дневной заработок- приговор существованию. Еле заметно шатаясь, он подходит к краю сцены. цепляющий взгляд и тонкий палец, задрапированный в черное, осуждающе указывает прямо на сердце. Словно дуло пистолета, словно указывающий перст судьбы. Вот там открытая рана, которую каждый день приходится прятать под дорогой тканью костюма. Здесь воздух не полон улыбок и лент. Совсем рядом, над его ухом, раздается легкий смешок. Маленький, кудрявый ангелочек. Голубые глаза с обреченностью и недетской тоской проделывает путь к душе, своими маленькими пальчиками ощупывая ее шелковистые границы. Сгибаясь, словно от тяжелого бремени, он закрывает глаза, безнадежно надеясь, что его ангелочек исчезнет. Пронзительный, животно-загнанный крик раздирает искусственный туман. Здесь все затянул черный атлас. обезумевшие гитары брыкаются, горячие звуки вырываются подобно праведным искрам, а барабанный ритм замирает в полу убитом состоянии. Осторожно касаясь глаз, совсем невесомо в воздухе греется его раненный шепот. Добровольное уничтожение самой себя. Неуверенно раздражает темноту, дрожащей рукой прикасаясь к бледной щечке малыша. Заботливо прикрывает ему глаза, доверчиво дарит свою веру. Его невидимый фантом, его маленький сегодняшний ангел Невыносимый крест проламывает хребет. Глубокий, насыщенный крик, так похожий на крики мифических крылатых. Крик, перерастающий в почти плач. Глубокие терновые раны из-за собственной никчемности. . С легкой благодарной улыбкой, он перекрещивает малыша, успокаивая своим голосом. Последние слова песни, так похожи на прощальную молитву и он обретает имя. Здесь теряет значение статус и прошлое. Прозрачная ладошка ангелочка тянется к его животу, оставляя на черной ткани свой ощутимый знак. Прикрывая его своей рукой, он ощущает все. Здесь нету места покаянию и слезам. последние сигнальные гитары и аффектный рык баса. Умирающий сердечный стук барабанов. Он обессилено падает на колени, склоняя голову перед уже не ребенком…. Здесь есть только ты, мой невиновный ангелок…

 

Убийца или спаситель?

Морозный ветер безжалостно покусывает обнаженную кожу, задевая каждый нерв. Пушистые, словно ватные, снежинки больно царапают острыми коготками. Необычайно быстрое движение машин, потоком рвущееся вперед и слишком громкий крик незадачливого водителя. Сухой кашель и гортанные, умирающие всхлипы.

Убийца или спаситель? Тонкое, совсем еще прозрачное, украшенное бледными линиями сосудов. Беззащитное, абсолютно невинное и безопасное. Святое. Нежное как лотос на зеленой глади, как теплый запах ванили. Значимое, высокое и истинное. лишенное эха жестокости, в отличии… Идеальное. Гармоничное и искусное, как работа слепого художника. Важное, необходимое…

Убийца или спаситель? Исчезающие следы чужой, больное дыханье прокаженной полуночью. Дикий мертвый вздох уже немого сердца. Застывающая под каждым порывом ветра, теряющая уверенность и силу от каждого прикосновения солнца. Разбитый асфальтом туман не скрывает страх. Отголоски прошлого, ломаные осколки дорогого витража, полосуют тонкую кожицу заживления. Громкие забавы сумеречных будней. Без лекарственного рецепта, без дозы алкогольного опьянения. Без храбрости перед молитвенной книгой, без мужества при глотке святой воды, сжигающей изнутри. А ведь теплый призрак всегда рядом. Такой наивный, такой верный и уже родной. Стертый кровавым ластиком из картинки идеальной семьи, наказанный за благодать и счастье.

Убийца или спаситель? Ярко-красный ромашки и воздушные шары, соединенные черными флажками. детская одежда, украшенная забавными рисунками, спрятанная в мусорный мешок. следы каждой рисовой улыбки – все сбито в грязную коробку, прочно перевязанную липкой лентой. Безрезультатно. Уже выжгла греховной свечей.

Убийца или спаситель? А Он не простил, он не смог понять. Совсем маленький, совсем еще глупенький… он рядом, он всегда будет рядом. Своими бледными глазами, прожигает совесть. Он не жалеет, не ласкает, он не любит. Он изъеден постоянным недосыпом, он отмечен греховным крестом. Совсем малютка, совсем беззащитен. Без имени, без домашнего номера. Без первого слова, но со страхом вечно живого призрака.

Убийца или спаситель? Морозный ветер обжигает, словно тонкий кнут для раба. Длинные волосы, спутанные горем и припорошенные сединой скрывают разбитые губы и пожелтевшую кожу. Яркие, зелено-багровые синяки, словно ненужные поцелуи, разбросаны по тощим рукам. Легкий летний плащик, и огромные , порванные ботинки. В постоянном страхе, собственно преследуемая. Сумасшедшая. ..