Из записей одного редактора Степень критики: любая
Короткое описание: Третье произведение из цикла "Последняя минута"...
Диктофон включен... Тридцатое июня, две тысячи сорок пятого года, десять часов утра. Все же чертовски весомые приоритеты дает руководство таким солидным изданием на этой грешной украинской земле! Я понял это сразу, когда ощутил всю полноту власти главного редактора над миллионами читателей, жаждущих употреблять ту информацию, которой насыщены именно мои страницы. Особенно информацию, которой они верят. К сожалению, в отличие от меня. Ведь я не верю и не собираюсь верить никому... Сегодня меня посетила феноменальная идея. Идея, способная даже в наше, страшно непредсказуемое, время реально поднять тираж моей газеты еще выше. Да простит меня Всевышний – каждый сам за себя. Как будто, передо мною свежий номер, где на первой полосе выделена особым шрифтом колонка главреда под красноречивым актуальным заглавием «Дом, который мы потеряли»... О! Гениально, просто гениально! И строчки... ммм... к примеру: «Наша страна, наш когда-то живописный дом, находится на одной из самых грустных, самых безнадежных улиц этого континента-города...» Да, черт возьми! Еще: «Горе слепцам! Пользуясь проклятым Господом недостатком хозяев в дом с просторными и прекрасными комнатами постепенно, начиная с порога, проникала ядовитая плесень войны, взрощенная где-то там, на улицах соседних городов. Она наполняла наши легкие своими пагубными спорами, пленяя человеческую рассудительность и мужество. Оставляя за собой существ сраженных неизлечимой болезнью, беспомощных и переполненных страхом. Никто не попытался это предупредить или остановить. Что говорить, когда никто даже в последний момент не бросился спасать свое единственное жилье и право на жизнь. Никто не уплотнил должным образом двери, окна, чердак и подвал, не развел на стенах раствор спасения. Никто не захотел помочь стенающим ближним и соседям справиться с ужасным грибком раздора и всеохватывающего сумасшествия. И он постепенно захватывал дом за домом. Пока не добрался к нам, немощным и трусливым. Нет, он не подкрадывался как змей, не сделал тише свой шаг в предчувствии быть обнаруженным и обезвреженным. Он просто нагло вошел полосой боли, страданий и вопиющего горя. Сердце кровью обливается, когда рядом миллионы сожителей при всем этом лишь бьются в панике. Никто не хватается за оружие. Вокруг, будто в гигантском улее, только шум. Однако, я пытаюсь не смотреть на них, не слушать их жалкие вопли. Я здесь дабы быть на страже. Те, кто впереди о чем-то шепчутся друг с другом. А я лишь настраиваю микрофон своего диктофона. Не пропустить ни слова! Ни одной эмоции, ни одного плана. Меня пытаются изолировать, но я прячусь. Я должен все записать и донести к легкомысленным потомкам...» Ко всему этому было бы неплохо добавить несколько острых реалистических переживаний. Моих собственных. Прямо с места боевых действий. С самого сердца нашого ада. С эпицентра необратимой катастрофы. Итак, решено: отправляюсь в Крым... Диктофон отключен... Диктофон включен... Сегодня первое июля, две тысячи сорок пятого года, полшестого вечера. В этом самолете мне почему-то не спится. Возможно, виной всему рейс, который я выбрал. Ведь менее, чем через полчаса после вылета все пассажиры оказались в так званой «черной» зоне. Я уже заметил, как две симпатичные стюардессы, нервничая, настраивают автоматическую систему услуг на борту, а второй пилот проверяет исправность аварийного судна, которое предусмотрительно расположено поближе к кабине капитана – пожалуй, в самом безопасном месте этой огромной мишени для террористических противовоздушных установок. Наверное, скоро нам, всем здесь присутствующим, придется наблюдать за оговоренной в контрактах перелетов вынужденной эвакуацией экипажа. «Черная» зона, больше известная как зона интенсивных боевых действий требует от живого персонала именно такую реакцию. С того времени, как воздушные коридоры стали самой опасной средой передвижения, количество желающих работать практически смертником резко снизилось. Следственно, авиамагнаты почувствовали реальную цену каждого своего сотрудника. К тому же, их исчезновение с борта самолета во время полета никак не отражается на пассажирах – по крайней мере, на большинстве - так как специально встроенная автоматика и мини-роботы способны достойно заменить своих воодушевленных колег. «Черная» зона. Это отдельная, весьма интересная тема. Территория, где жизнь отнедавна стала синонимом частоты поворотов пушек этих обнаглевших, безжалостных террористов. Ее справедливо называют огромнейшим машино-человеческим кладбищем нашей изможденной страны. Кладбищем, которое совсем недавно было самыми плодовитыми полями во всей Европе. Теперь здесь, под тоннами изрытой снарядами земли, нашли свой последний покой тысячи никому не нужных украинцев и россиян. Что касается оных: поговаривают, что они без всяких договоренностей и программ, в отличие от пришедших позже американцев, с самого начала войны поднялись на помощь своим соседям. Чего не скажеш о нашей власти, которая, похоже, все таки бросила нас на произвол судьбы. Есть информация, что на Банковой сидит не наш гарант, а церэушник из посольства США, который, прикриваясь Коалиционным штабом войск, на самом деле исполняет четкие функции экономического эвакуатора конкретных национальных багатств... А! Вот и все. Экипаж самолета, наверное, в очередной раз с облегчением покидает здешнее пространство. В иллюминаторе видно стену серого дыма, в которую мягко входит наша стальная птица. А еще... (что-то похожее на звук от удара) Подождите-подождите! (непонятные звуки и крики) Что это?! Господи! Мой Бог, кажется, в аварийное судно только-что попала ракета! Вижу яркое пламя... Люди вокруг в панике, все у иллюминаторов... (плачь и взволнованные голоса) Небесная вспышка угасает и... я вижу, как на землю падают жалкие обломки аварийки. Чертовы террористы! (сигналы бортовой автоматики) Только бы не в самолет?!... Диктофон отключен... Диктофон включен... Сегодня второе июля, того же года и, черт его знает, который час! Настроение у меня плохое. Хуже только погода на улице. Ужасный ливень и непроходимые лужи... Во всем виноват вчерашний день. Сразу по прибытии в этот город всех пассажиров злополучного рейса задержали местные эсбэушники. До сегодняшнего утра нас по очереди допрашивал какой-то уродливый толстяк с украинской фамилией, но с неисправимым английским акцентом. Его интересовали подробности инцидента с аварийным судном, а конкретно – кто и что видел. Меня почему-то держали дольше остальных. Конечно, я представился, сделав выразительное ударение на своем статусе, а также громко объявив о цели прибытия, и предупредил сотрудника, что как журналист буду жаловаться на него в правозащитные органы. Только после этого мерзкий эсбэушник, подозрительно улыбнувшись, записал адрес отеля, где я остановился и совсем изнуренного спешно отпустил. Времени у меня не было. Поэтому, оставив вещи в номере и удовлетворившись кофе с парочкой бутербродов в кафе, я отправился сюда, в расположение Штаба Северокрымских войск Коалиции, где генерал Уильям Бэйлор, черти б его искусали, четвертый час подряд отказывается меня принять. Его секретарь неубедительно, путая украинский со своим родным, пыталась доказать мне, что ее шеф проводит важное оперативное совещание с высшим командованием, от которого зависит судьба сверхсекретного контрнаступления. Хотя, Богом клянусь, за несколько минут до появления в помещении самого важного в этом уголке мира человека я видел сквозь приоткрытые двери его кабинета довольно щедро накрытый стол и нескольких дам весьма юного возраста, заливавшихся звонким смехом. Среди них, кстати, очень выделялась уже немолодая секретарь генерала, после неприятного разговора с которой я оказался здесь, в холле первого этажа. К слову, некоторых высокопоставленных офицеров, которые направлялись к своему командиру я таки видел. Но при всем этом не возьмусь утверждать, что их гражданский внешний вид и фривольное поведение свидетельствовали о готовности к серьезному военному совещанию... Черт! Как мне увидеться с Бэйлором? Без необходимого пропуска я не попаду даже в тыловые соединения! А как же тогда репортаж с крыши настоящего бэтээра? Как же боль и страдания обычных людей, интервью с героями обороны какого-нибудь поселка, фото раненого бойца?! Это же костяк моей будущей статьи, моего шедевра! Представляю, с каким ужасом и трепетом одновременно будут перечитывать ее львовьяне, донеччане, киевляне и остальное население пока еще не покоренной до конца страны... Непредсказуемый резонанс самой реалистически описанной народной трагедии ХХІ века! Можна смело отправлять свой материал в Международную организацию журналистов. Мир должен знать правду. Мир должен видеть, как мужественно защищают Украину такие долгожданные «атлантисты». Мир должен чувствовать постоянную угрозу быть уничтоженым... Вот только проблему с этой проклятой встречей нужно решить. Чертов генерал! Всеравно дождусь... Диктофон отключен... Диктофон включен... (уставший голос) Сегодня девятое июля, две тысячи сорок пятого года, почти десять часов вечера. Целую неделю я не имел возможности записывать свои наблюдения и мысли по разным причинам, из которых главнейшие – условия, не позволившие мне сделать это. Господи, да и желания такового не возникало! Слишком напряженными и тяжелыми были эти дни... Перед тем, как я начну свой рассказ хочется спросить себя: изменили ли последние сто пятьдесят восемь часов хоть что-нибудь в моей жизни? Странно, но я только теперь заметил, что сегодня первая ночь со времени моего прибытия в этот город, когда есть возможность полноценно отдохнуть в своем отельном номере. Ох, и устал же я! С другой стороны, какая масса впечатлений! Кажется, задуманное не просто взбудоражит это рабское общество. Оно непременно должно разорвать сети современного мирового мировоззрения. Оно заставит каждого более-менее образованного индивидуума на этой планете серьезно задуматься над перспективами такого мира. Мира, в котором обречены страдать мы и наши потомки. И поверьте, это не очередная банальная сенсация в буквальном понимании этого слова, спроэктированная мной в кабинете более недели тому назад. Это что-то большее... Это аргументы, головокружительные аргументы, пробуждающие и заставляющие открывать глаза. Итак, за что страдает мой народ? Второго июля я все же дождался в холле штаба генерала Бэйлора. И хоть была почти полночь, и главнокомандующий последней надежды наивных пребывал в несовсем адекватном состоянии, я таки добился от него короткой аудиенции прямо в коридоре. После нескольких минут отборной заокеанской брани и немногословного разговора на тему политических предпочтений жителей далекого Судана, я наконец получил долгожданную подпись на бланке пропуска и поспешил оставить генерала наедине с самим собой. Помню, как хотелось сказать ему все, что думаю о нем однако, тогда во власть вступило естественное желание выспаться. Безгранично довольный и чрезвычайно утомленный я возвращался на такси с предчувствием кратковременной тревоги. Воспоминания о минувшем дне настолько глубоко засели в подсознании, что невзначай отдельные их фрагменты порождали неприсущие мне ненависть, злость и, как ни странно, страх. А стоило ли сюда лететь? В ту ночь этот вопрос неожиданно стал для меня самым популярным. В нескольких метрах от дверей отеля передо мною, словно из-под земли, выросли двое коренастых мужчин, которые на неудачно смешанном англо-украинском отрекомендовались как сотрудники все того же местного отделения Службы Безопасности и попросили документы. Попытка добиться от них хоть какого-то вразумительного объяснения или причины столь позднего визита оказалась бесполезной, поскольку сразу после этого от удара по шее сзади я мгновенно потерял сознание. Очнувшись, несмотря на все неприятные ощущения, я быстро все вспомнил. Однако, инстинктивно не стал двигаться дабы люди, заковавшие меня в наручники и заткнувшие мне рот кляпом, случайно этого не заметили. Обстановка указывала на то, что меня похитили и перевозили на полу багажного отделения микроавтобуса, причем на довольно высокой скорости. Невольно мне показалось, что они могут быть переодетыми террористами, а значит, меня мог ожидать наихудший со всевозможных вариантов развития событий. Из кабины водителя слышался безпрерывный громкий разговор двух моих похитителей. Их я узнал по голосу. Третий – виновник ужасной боли в затылке – по всей вероятности сидел где-то рядом со мной, ожидая, когда я начну шевелиться. Но, так как делать это я не собирался, значит, единственное, что мне оставалось – внимательно слушать. Представьте себе мое удивление, когда сосредоточившись я услышал чистейший американский сленг! Террористы точно не стали бы общаться между собой на этом языке! Свободное владение английским позволило мне в данном случае хотя бы попытаться понять, что все таки происходит. Время от времени, общение водителя со своим напарником велось на разнообразные непристойные темы. Черт побери, те извращенцы с тонким наслаждением рассказывали друг другу откровенно шокирующие истории о множестве актов педофилии и гомосексуализма, совершенных в окрестностях одной из американских баз под Симферополем, которые при непосредственном участии военнослужащих сил Коалиции! При этом, один из них вполне серйозно предложил другому устроить что-нибудь подобное со мною, после чего я окончательно понял, что первоначальный страх попасть к террористам был не настоящим. Не исключено, что эти, так званые сотрудники, нередко делали такое и с другими своими пленниками. Слава Богу, они куда-то реально торопились, поэтому гнусное предложение осталось без внимания. Кроме всей той гадости мне также пришлось услышать не менее омерзительные рассказы о пьянстве и дебошах в антитеррористических частях, ночных расстрелах гражданского населения, а также о тысячах нарочно скрываемых в заброшенных или уничтоженных дотах пленных, оргиях в среде высшего командования, издевательствах над женским телом и прочее. Приблизительно через полчаса, после ряда таких историй, меня стало тошнить. Однако, животный страх перед этими псевдозащитниками нашего юга помог преодолеть себя. Очень скоро, вместе с отвращением, я почувствовал непреодолимое желание... убить этих подонков. Глотая слезы унижения и беспомощности я также горько жалел о невозможности записать все на диктофон... Вдруг машина резко притормозила. Один из сидящих в кабине обратился к присутствующему где-то возле меня третьему, всю дорогу молчаливому, с просьбой проверить мое состояние. Последний не медля исполнил это сильным ударом ноги мне в грудь. Осторожно выпуская кровь из рота, я хотел дернуться от прилива неописуемой боли, но все же сумел сдержаться, перетравливая ее на грани своих сил. После негативного ответа мужчины, голос которого показался мне очень знакомым, автомобиль продолжил двигаться. Говорят, в такие мгновения жертва, представляя свой близкий конец, пребывает в состоянии, подобному предсмертному. В состоянии безпрерывных воспоминаний из прошлого... Странно, но тогда я менее всего хотел думать о смерти. Страх испарился. И наиболее весомой причиной этому было то, что я услышал вскоре. Следующая тема двух подонков сильнее всего поразила мой разум и, казалось, устоявшееся мировоззрение. Из разговора американцев стало понятно, что сразу после официального подчинения нашей армии Генштабу войск Коалиции последняя по тайному приказу генерала Бэйлора давно... расформирована. Те, кто сопротивлялся или попросту усомнился, пытаясь прорваться заграницу или хотя бы за линию «черной» зоны ликвидированы без суда и следствия, а те, кто здался работают прислугой в расположениях американских солдат. После этого разговаривающие обменялись несколькими непристойными анекдотами об украинках и перешли к обсуждению военной мощи армий Коалиции. Хвастаясь новейшими американскими видами вооружения один из них спокойно подметил, что у всех новых ракет класса «земля-воздух» есть один маленький недостаток – американский солдат. Именно в тот миг я с ужасом узнал, что эти уроды из союзнических противовоздушных установок потехи ради иногда пускают в сторону буферного сектора свои чертовы ракеты. Посмеявшись над фактом недавнего попадания одной такой в аварийное судно самолета, пролетавшего именно над тем местом, американцы собирались, наверное, перейти к самой интересной теме – собственно, к террористам. Однако, в следующую минуту машина снова резко остановилась и впервые за последние двадцать лет я услышал залп реальной автоматной очереди. А еще невнятные крики американцев в кабине, из которых стало понятно, что их атаковали те самые террористы. Через несколько секунд они смолкли навеки, а их еще живой товарищ возле меня, проклиная Господа и американскую армию, приставил к моему затылку холодное дуло пистолета. В это мгновение дверцы где-то позади громко распахнулись и среди обильного потока родных матов послышался одинокий выстрел. Затем прямо перед моими глазами на пол упал именно тот эсбэушник-толстяк, который допрашивал меня вчера. Наверное из-за чрезмерного психического напряжения и неутолимой боли я второй раз за сутки потерял сознание... Очнуться повезло в мягкой постели посреди уютной комнаты. Настораживало лишь присутствие у окна людей в военной форме. Сознаюсь, первым, но самым коротким из посетивших меня чувств был страх перед ними. Естественный для человека, который пережил серьезный психологический слом всего за одну ночь. Я откровенно боялся намерений тех неизвестных. Однако, отоспавшись двое суток, я мгновенно ощутил такие необходимые ясность ума и уравновешенность. А когда оказалось, что окружающие меня люди свободно и непринужденно говорят на украинском и русском мне стало казатся, что я досадно ошибался. Судя по всему, необходимо было взвешенней и осторожней отнестись к новым обстоятельствам. Пятого июля я впервые в своей жизни по-настоящему открыл глаза. Точнее, мне довольно любезно помогли сделать это. В полдень того дня в своем штабе меня принял главный, так сказать, террорист этой войны, чинный украинский генерал, который сразу подчеркнул, что террористы действительно существуют, но далеко за пределами нашей страны. Как выяснилось, российские войска отчаянно сдерживают их наступление в турецких водах. Европа на самом деле оказалась на грани порабощения арабами. Однако, не вся, а наиболее либеральная ее часть. Но в восточноевропейском регионе именно благодаря успешным действиям россиян на севере Белоруси, на Кавказе и Ближнем Востоке эта угроза хоть и минимизирована однако, реально преувеличена. Более того, она давно обросла некоторым корыстным планом и конкретными ролями, удачно разыгранными в масштабах нашего полуострова в частности. Правительства всех оккупированых террористами европейских государств – по стечению обстоятельств, костяк Коалиции – давно эвакуированы за океан. Однако, свои ресурсы и богатства им спасти не удалось. Вместе с тем, Америка ныне поглощена острейшим экономическим кризисом. В связи с этим, в условиях согласованного отвержения всех существующих международных прав, несколько лет тому назад на высоком межправительственном уровне, состоялся тайный заговор, при участии в том числе и наших представителей власти. В итоге, часть восточноевропейской, и нашей в частности, земли, имущества, ресурсов вместе с целыми народами были цинически проданы мировому жандарму. С целью эффективной реализации этого гнусного соглашения и был розызгран недавний вооруженный конфликт в Крыму, после начала которого наш народ полностью изолировали от правды. Нас заставили поверить в несуществующую угрозу с юга. Радио, телеканалы, газеты, электронные и другие средства массовой информации, пытавшиеся в первые часы донести достоверные новости были немедленно блокированы, а их работники и даже владельцы со своими семьями пропали безвести. На информационном поле оставили только тех, кто добровольно не вмешивался в политику и освещение так званой войны. В том числе оказалось и мое чертовски безопасное «желтое» издание. Все эти годы Коалиция создавала видимость ведения изнуряющих боевых действий, а на самом деле добивала наших же защитников, которые все поняли и отказались подчинится настоящим оккупантам. Относительно россиян, то как только их армейские соединения встретили в Керчи украинское народное ополчение с остатками Вооруженных Сил, а не террористов, их командованием было принято решение оставить на полуострове несколько полков для поддержки сопротивления. После того, как генерал закончил свой шокирующий подробностями рассказ мне стало совсем плохо. Когда же я увидел некоторые подтверждающие документы, перехваченные американские шифровки и приказы, а также запрещенные американской администрацией на нашей территории подпольные печатные издания и сравнил все это с тем, что недавно услышал и пережил, внутри что-то будто оборвалось, выпустив наружу горячие слезы. Господи, нас же обрекли на забой как скотину! Вот о чем тогда не договорили те американцы. Следующие два дня я встречался с рядовыми повстанцами, обычными людьми – жертвами кровавой демократической оккупации их Родины так называемыми союзниками. Странно, но в те минуты я забыл обо всем на свете и лишь буквально впитывал в себя каждое слово, которое слышал. Каждый их рассказ на фоне опустошенной, пылающей гневом земли. Под вечер седьмого июля командир повстанцев сообщил мне, что вчера президент-предатель подписал акт фактической денонсации нашего суверенитета и официально передал управление украинской территорией американскому правительству. Немногим позже, бойцы, которые недавно спасли меня принесли мой диктофон, который нашелся в автомобиле тех американцев вместе с одним интересным документом, касавшимся в том числе и меня. Как оказалось, второго июля, сразу после встречи со мной в полночь в штабе, пьяный, но чертовски осторожный генерал Бэйлор письменно распорядился о моей незамедлительной ликвидации. В поражающем своим цинизмом приказе значился даже мотив – присутствие на борту гражданского самолета, аварийное судно котрого уничтожила американская ракета, главного редактора хоть и «желтого», но наиболее популярного в стране печатного издания. Генерала, очевидно, сильно взволновала возможность проведения мною собственного независимого расследования. Расследования, имевшего все шансы обнаружить вполне неожиданных виновников случившегося инцидента. Значит, так званные сотрудники Службы Безопасности, судя по их жутким рассказам, везли меня на обычную для них, санкционированную своим руководством, экзекуцию. И лишь благодаря Богу их машина совсем случайно заинтересовала повстанческий отряд, а я остался живым. Однако, самым ужасным было осознание того, что, исходя из содержания распоряжения, всем остальным пассажирам злополучного рейса повезло намного меньше... Сегодня, после обеда, мы, ценою больших человеческих потерь, штурмом овладели этим проклятым городом и сравняли с землей здешнюю военную базу врага. И вот, я здесь, в отеле, к которому не дошел тогда... Боже! Как я мог быть таким слепым и равнодушным? Что интересовало меня? Впечатляющая статья, беззаботная слава, призрачный успех... Успех ценой загубленных душ моих же соотечественников. Успех, источником которого должно быть навешенное многомиллионному народу бремя рабов. Успех, результатом которого стала бы лишь дешевая награда с рук поработителей. Похоже, только сейчас во мне зарождается настоящая уверенность. Там, на клапте свободной земли отчаянных, непокорных, гордых потомков славных казаков и советских воинов-освободителей что-то новое, жизненеобходимое вошло в мое сердце. Это «что-то» вынуждает принимать вызов судьбы и мне. Возможно, сегодня, здесь, в разрушенном отступающими дивизиями Коалиции городе, ход всей этой войны, несправедливой войны, не измениться резко. Но именно в этот день, трижды прослушав все записи на диктофоне, я понял важность одной единственной, сделанной еще тридцатого июня в своем уютном рабочем кабинете. Что-то нужно менять. Мои впечатления и мысли не должны попросту превратиться в обычный материал. Они непременно должны стать предупреждающим наследием для тех, кто будет после нас. Выразительным и правдивым... Статья будет. Однако, голосом, а не эхом. Я не уверен, что доживу до счастливого, выстраданного, оплаченого кровью достойнеших из нас, конца этой битвы за право жить и быть свободными. Я даже не уверен в ее конце вообще. Ведь вокруг храброго ополчения поистине продажный, несправедливый мир. Однако, знаете что? Я пытаюсь не замечать слабых, не слушать их предательский шепот. Тепер я точно знаю для чего прилетел сюда. Я должен стоять на страже. Те, кто впереди, с оружием в руках готовы до последнего вдоха защищать себя, своих детей, свои дома и родную землю. А я готов защитить имя каждого из них, их подвиг и святое дело на будущих неизбежных судах истории. Они верят в эту страну, в их светлый завтрашний день. Поэтому я настраиваю микрофон чтобы ничего не пропустить. Ни одного слова, ни одной эмоции... Кажется, я спрашивал себя в начале записи, изменили ли эти дни хоть что-то в моей жизни. О, да! Они изменили ее полностью. У меня появилось то, чего не было раньше. Вера в себя и в свой народ... Диктофон отключен...
0
