Лис, проживщий 100 лет Степень критики: Откровенная
Короткое описание: Вложила некоторые смыслы, есть отсылки на другие произведения. Хочется пообщаться с читателями и критиками. Пишите свое мнение - мне интересно любое :) Работа в процессе.
Fuck! Часть 1. Мой Кинкакудзи.
Я иду под дождем, совершенно не прикрываясь от его бьющих по лицу капель. Прохожие под зонтами удивленно бросают взгляды в мою сторону и торопливо отводят глаза. "Мама, смотри! Дядя без зонта. А он не простудится?" - спрашивает 7 летний мальчик у своей довольно миленькой, но болезненного вида, матери. "Пойдем. Я куплю тебе игрушку." - торопливо почти шепчет мать, отводя от меня глаза. Наверное в ее мозгу проносится мысль "Безумец", ведь ливень хлыстами исполосовал мое лицо и от меня отворачиваются именно не в силах сносить вид этих гноящихся ран.
Придя домой, мокрый, я, сняв осенний плащ и только, подошел к коллекции моих самурайских мечей - гордости моей стены. Взяв один, мой самый любимый, который я мог созерцать часами, ничего особо не делая при этом, я легонько погладил его лезвие. В моей жизни уже не было цели. Сев на колени и держа в крепкой руке меч, я был уверен раз и на всегда. Ни что не сравнится с видом собственной крови. Я люблю придаваться мечтам о смерти и в то же время боюсь ее. Я боюсь не боли, нет. И не конца этой жизни... существования. Я боюсь что будет потом. Я боюсь Сансары, могущества круговерти и перерождений. Я робею перед смертью, как старшеклассник перед понравившейся юной особой. У таких обычно бывают необычайно тонкие нежные пальцы и чистый ясный взор, будто они видят что-то, что скрыто от меня, скрыто во мне. Их взгляды пронзают меня ледяным лезвием и они, смеясь над моим смущением, которое от вторжения в меня инородного предмета только усиливается, копошаться во мне, будто что-то ища и не находя потрошат мои органы, даря мне облегчение и сладкую негу боли. Все потому что - я пуст. Я давно свершил святотатство, тем самым убив в себе Будду. Она была такой нежной, ее руки били меня, она отбивалась несмотря ни на что, у нее я был не первый и не последний. Но тот момент, тот миг был единственно последним как для нее, так и для меня. В тот момент я испытал оргазм впервые спустя много лет. Раньше я получал удовлетворение от сцен кровавых боев, особенно я любил самураев. Она еще долго не могла прийти в себя и я оставил ее в подворотне той глухой ночью, неотмщенную, одинокое надруганное тело. Я не понес наказание - меня не нашли. По крайней мере в этой жизни. Мое воплощение не идеально и я знаю это с детства. Это внушила мне моя мать. Но после случая с девушкой, моей жертвой, я испытал еще больший экстаз от насилия, безумный, страстный, он диким зверем растоптал цветы моей души и они так и не поднялись. И я рад этому, потому что другого способа выразить природу своего ума я не нашел. Я так думал. У меня не было особых талантов чтобы воплотить эту разрушительную силу в исскустве и ядерную бомбу тоже создал не я. И вот он пик, я в ожидании невиданного, некогда прежде не являвшегося мне экстаза, смело, с усмешкой, твердой рукой вонзил с размаху меч себе в живот. Уроки фехтования не прошли даром. Кстати за изнасилованной девушкой я следил, взломав с помощью друга ее страничку Facebook - она осталась жива, это я чтобы внести ясности. Ясности - какое призрачное слово. Сколько суеты было на ее страничке. Она вышла замуж, ее телесные раны зажили, а что касается ее души - этого я не знаю, не уверен, да мне и плевать. Меч прошел гладко и его кончик коснулся моего позвоночника. Внутренности ревели и алая с багровым кровь посочилась через мои пальцы. В трансе я поднес окровавленную руку ко рту и обсосал сухими изголодавшимися губами ее суть. Ее запах резал нос и я, свалившись на бок с торчащим мечом из меня, впал в забытьи. Странно, но тогда я подумал о диком звере. Он невежественен и яростно цепляется за свою жизнь, за свои страдания. Как он глуп.
Такова история Мидзогути. Об его извращенном уме и кратком (слишком кратком) отрезке жизни, за который и не узнаешь его всего, да и хватило бы уважаемому читателю духа и желания знаться с Мидзогути?
Часть 2. Шаги Лиса.
Щенком, родившемся из чрева матери-лисы, я был очень любопытен. Бывало капля дождя упадет на лист или прокаркает ворон, я сразу устремлял в сторону звука свой взор. У меня был брат и 2 сестры. Я помню сладкий запах молока из их ртов, когда они зевали или тявкали, подобно диким кошкам. Однажды моих брата и сестер поразила какая-то мучительно страшная болезнь, неизвестная нашей семье. Сперва они жадно поедали траву, пока без сил, украденных жестокой болезнью, не падали на землю. Тогда матушка уносила их в зубах в нору и долго лежала рядом, согревая щенков теплом своего тела, пока не вынуждала ее оставить лисят со мной потребность идти на охоту. У щенков гноились глаза и они не могли есть. Когда же голод возобладал и их животы урчали, они жадно поглощали пищу, принесенную матерью, визжа от боли. Их хватало на 5-10 секунд, по прошествии которых брат и сестрички падали и отказывались есть дальше. Я не мог смотреть на их мучения, сам не зная хорошо ли или плохо, что я не заразился от них. Я часто плакал по ночам, пока мама спала, а братик и сестры находились в забытьи от боли и голода. От душевной боли я подумывал о смерти, чуть не совершив прошлую ошибку. Но я не мог бросить маму одну. Когда конец, отвергаемый матерью, но ожидаемый подошел к лисятам и они, промучавшись в лихорадке ночь, погибли, нам с мамой пришлось покинуть нору, ища новый дом или хотя бы временное укрытие. В прежней норе, спасавшей нас от лютого холода зимой, был смрад смерти, который возможно и сейчас там и даже енот-тануки не подходит к этой норе. Гораздо позже я познакомился с одним енотом-тануки, который, угостив меня саке, предрек скорое мое избавление от страданий. Но сейчас я даже и представить себе не мог, что тьма рассеится. Дойдя до северной части леса, моя мама остановилась и принюхалась. Слабый запах дыма ее смутил. Она повела было меня назад, но вдруг заскулила от испуга, попав ногой в веревочный капкан. Запах дыма усилился. Охотники выкуривали лис где-то неподалеку. Я услышал шаги и лай собаки. Мама велела мне бежать и не оглядываться. "Ни в коем случае не оглядывайся!" - говорили ее глаза. Я же не хотел уходить, я тихо плакал, пытаясь перегрызть веревку. Подняв глаза, я увидел приближавшуюся собаку. Я подумал, что она такая же огромная, как медведь. Я видел медведя издалека, но даже тогда он казался мне скалой. От страха я врос в землю. Лай звенел в моих ушах, отдаваясь в сердце. Я так и остался бы стоять, если бы мама не толкнула меня. Когда я бежал, я не чувствовал своих ног. Все мои мысли были о матери. Плача я продирался в глубь леса, пока не споткнулся и не упал. Только тогда, в тени деревьев, я понял, что опасность миновала. Проголодавшись, я пробовал есть траву и выкопанные коренья. Я глотал червей и жуков, но живот все-равно ныл. Тогда я увидел лягушку и попытался ее поймать, но безуспешно. Вторую я нашел под приподнятым корнем дерева. Поймав ее легко и только взяв в рот и надкусив клыком, почувствовав вкус крови, я вспомнил о маме. Я выплюнул лягушку и посмотрел ей в глаза. "Мама!" - у нее перед смертью были такие же глаза. Тогда, не смотря на голод, я отказался от своей затеи. Я взял аккуратно лягушку и отнес ее к ручью, журчавшему рядом. Там я отпустил ее и долго смотрел вслед ее неуклюжим прыжкам, пока она не скрылась из виду. Откопав червя, я тоже не смог его съесть. Совсем отказавшись от затеи есть мясо, я ел траву, но через трое суток мои силы иссякли. И я впал в полуобморочный сон, где мне снилось, что я человек с удовольствием причинявший боль себе и другим. Я видел огромную, блестящую как река на солнце палку, которую, не имея возможности сбежать от морока сна, я воткнул себе в живот. В ужасе я боялся провалится дальше в сон. Пока меня не разбудил голос. Когда я смог открыть глаза и из нечетких контуров вырисовывался все тот же лес, где я был лисом, я увидел енота-тануки, который потерев свои огромные яички, сказал: - Эх малыш. Тебе нужно поесть. Но сначала выпей это. Тануки поднес к моему носу напиток людей в деревянном блюдечке, назвав его "саке". Он сказал, что люди ведут себя странно, употребив са-ке, но это помогает им забыть свои горести на короткое время. Он назвал это "привязаннастями" и сказал, что они ведут только к временному счастью, а когда причины счастья исчезают, тогда, будь то человек или лис, он начинает страдать, так как привык к счастью. Но бабочки умирают в конце лета и появляются только следующим. Он только сказал, что нужно искать настоящее счастье, не временное. - В любом случае это волшебное саке, оно придаст тебе сил. Пей. Я тогда подумал, что хотел бы говорить, как енот-тануки. Я попытался открыть рот, как он и подвигать губами, но откуда-то из диафрагмы вырвался только протяжный писк. Тануки засмеялся и сказал: - Скоро ты сможешь говорить, малыш, подожди немного. Ты заслужил добрую карму, пожертвовав собой ради счастья других. В прошлых жизнях ты тоже смог создать добрые причины и следствие - ты родился таким прекрасным лисенком, отличающимся от большинства зверей. Ты как твоя мать. Я думал откуда тануки все это знает и дивился его проницательности. Полокав са-ке и скривившись, я вызвал улыбку у моего учителя, который был так добр ко мне. Я инстинктивно решил звать этого тануки своим учителем и не ошибся. - Тебе все же нужно поесть это мясо. Не дело лису быть голодным. Учитель протянул мне момо с мясом и я жадно набросившись на еду, съел все без остатка. После чего я крепко уснул под действием саке прямо где стоял. Проснулся я в помещении, похожем на людское и увидел учителя, пьющего чай. Он перенес меня к себе домой, пока я спал.
Часть 3. Поток
Я не знаю с чего начать. Как мимолетно и быстротечно время. Кажется я был щенком еще вчера. Кажется. Весна сменяется летом и вот, уже окрепший, я вновь иду по улице большого города в виде человека. По человеческим меркам мне 20, хотя я могу превратится и в старика, но что с того? Под предлогом купить бумаги для записей учитель отправил меня исследовать человеческий мир. Я выбрал достаточно иностранное имя для себя - Калеб. Может это из любви к Kings of Leon, а может я просто чувствую себя чужаком в этой стране. Извечный самопровозглашенный гайдзин. Иногда я думаю, что не хочу иметь ничего общего с людьми и учитель предостерегает меня от гордыни. Когда я вспомнил свои прошлые жизни - я понял насколько может иметь смысл и не иметь жизнь. Закованные в круговерти живые существа как рабы под гордым ликом своего хозяина Дуальности строят империю страха и печали. Выстраданные часы затишья люди отводят на занятия со своей семьей, на хобби, карьеру, путешествия и разные развлечения. Некоторые медитируют. Но Господи, как мало медитировал я! Учитель предостерегает меня от лени. Я чувствую себя чужаком здесь, как красный клен на ветру я устремляю свои ветви куда-то вдаль, подальше от сюда, гонимый, посылая свои листья на разведку в дальние страны. Так в раздумьи я брел по улице, пока не наткнулся неглядя на девушку лет 17. Она испуганно извинилась, поклонившись мне. Я поклонился ей в ответ и успокоил, мол ничего страшного - сам виноват. Где-то я уже ее видел. Может возле школы? Я там изучал жизнь подростков, но в отличии от обычных мотивов извращенцев, я преследовал другие цели, а именно познание мира. Я ломал голову, пытаясь понять что может в жизни идти не так и каковы причины. Можно просто сказать, что цель моего исследования - ответ на вопрос "Почему?". Мне нравятся подростки, они свежи и полны сил, но бывают жестоки. И я искал ответ "Почему проявляется жестокость и когда она может исчезнуть?". Подростки необычайно открыты миру, они чистый лист бумаги, где мудрая рука может вывести красивые иероглифы талисмана или нерадивая напрочь испортить бумагу. Ее умные глаза и круглый овал лица напомнил мне какую-то тайну. Я заметил что она обронила сумочку и молча протянув ее девушке вызвал на ее лице тень робости. Она быстро поблагодарила меня и поспешила скрыться в толпе. Будто пучина людей, стремящихся к своим целям, поглотила ее. Людские цели такие разные, но это лишь фасад, по сути мы все плывем в одну исконно существующую точку. Точку? Хотел бы я увидеть перед смертью миллион будд.
Часть 4. Когда будда плачет.
Вернувшись в храм, я почувствовал спокойствие, которое так контрастировало с толпой в городе. Учитель говорит, что для ощущения спокойствия и счастья в любой ситуации нужна практика. - Калеб! А ну иди медитировать. Опять ветаешь в облаках. - раздался шутливый голос учителя. Но я то знал, что он может непринужденно и шутя говорить о серьезных вещах. Как я могу претендовать на спокойствие ума, если не уделяю должного внимания практикам медитации? - Учитель, я принес вам бумагу. - Хорошо Калеб, садись, выпей чай с дороги. Некоторое время мы пили чай молча, наблюдая за зеленью в окне и полетом птиц в небе. Хаос мыслей не покидал меня, проявив усилие и собравшись, я осмелился спросить: - Учитель, сегодня я видел девушку и у меня появилось странное чувство будто мы давно знакомы. Старый тануки своими добрыми глазами посмотрел на меня. Я тогда подумал, что никогда не достигну такой степени сострадания, какая была у учителя. - Калеб, как продвигается твое изучение людей? - Я часто провожу время рядом с людьми, но я словно отдален от них. Как будто есть некий барьер. Не знаю. - Ты прожил в телах многих лис уже 100 лет. По достижении этого возраста с соответствующей кармой лисы становятся кицунэ. Не переживай, все кицунэ учаться понимать людей и это не всегда легко. Помнишь свое прошлое воплощение в теле Мидзогути? - Я совершил много ошибок и много ошибок совершили для меня. Помню мне было 9 лет, я уже ходил во 2 класс. Доходило до истерики. И это я эгоист? Мама называла меня ленивым тупицей. А мне же просто хотелось остаться наедине с моими мечтами. Я хотел чтобы все отстали от меня. Я не могу сдерживаться от смеха. Но это истеричный надрывной смех. Ничего общего с радостью в нем нет. Приходя в класс я садился подальше ото всех. Но колкости одноклассников приходили и на мою Аляску. Меня называли маньяком или дерьмом. Я приходил домой полностью опустошенный с головной болью. Если я получал двойку из-за упорного молчания перед доской, мать ругала меня. Я просто не мог открыть рот. Я знал, я хорошо знал историю. Я любил этот предмет. Но молчание овладевало мной. Я пытался избежать смеха молчанием, но натыкался на все возраставший смех. Я представлял себя императором, который молчаливой рукой повелевает казнить того или другого. Только молчание, молчание объяснит все и казнь, и помилование. Я представлял себя художником, в молчании пишущем ветку сакуры весной, пушистого лесного зайца в траве или гнездо синицы. Молчание могло объяснить все. Но моя странность, я радовался что у меня она есть, ведь тогда я был исключительным. Черт возьми все мы в отрочестве хотим быть кем-то и жадно хотим быть собой, пряча самость под маской. Мы хотим быть исключительными. Однажды "местный малолетка-якудза" и его банда решили меня проучить за долго хранимое мной молчание. Окружающий мир просто всосал меня. Я привык к страху, так что даже начал упиваться им. Я мечтал о смерти от руки врага, беспощадной, гордой, одинокой. Героической. Я не спасал ни себя, ни других. Я просто умирал в жестокой схватке. Кровь ради большей крови. Но я мечтал что губы гейши поцелуют меня в лоб. Красное на белом, как кровь на снегу. Завораживающе. Ледяной ветер заставляет кровь застыть, так что время становится не властно над ней. Снег пласт за пластом пропитывается кровью. Он становится непостижимо твоим, впитав твою кровь. Я просто ждал, пока сердце билось выше положенных норм. Они обступали меня. Они что-то говорили, но от стресса я не мог позже вспомнить что именно. После взгляд тигра, принадлежавший и мне и им, стал нашим общим другом, спутником и одновременно врагом. Окруженный я просто ждал, пока глаза горели, пока нож доставался из-за пояса, пока время шло, пока... Пока тишину пустынного дворика не нарушил голос: - Эй, а ну пошли прочь! Что-то в этом голосе, наверное уверенность и твердость, мне понравилось. Пятиклассники разбежались, поспешно пряча не впущенные в ход предметы. Меня проводили домой. Мужчина, заступившийся за меня поговорил с матерью.
Кэндзи.
Когда дождь стекал по статуе Будды, казалось что он плачет. Я делал цветок из плоти. С ножа на пол медленно стекала кровь. Это занятие не дало мне заметить когда наступило утро. От прошлой жизни Кэндзи не осталось ничего. Теперь только я был в нем, был им. Его рукой я делал хитрые операции с моим цветком. Резал и зашивал. Я хотел подготовится к следующему шагу. Внутри Кэндзи был холоден и не одна клетка больше не реарганизовывалась. Ни движения, ни звука. Лишь я и ты создаем поэзию хаоса и смерти из нитей переплетенных человеческих жизней. Поймав муху на лету, я съел ее. Я недавно стал понимать, что такое личность. Личность Кэндзи переплелась с моим существом. Я стал новым, вселив в Кэндзи старое. Доедая крылья, я подумал что хорошо бы научить Кэндзи большему хладнокровию, не то опять его несчастная рука дрогнет. Моей силы хватит, подкреплением я все же выдрессирую Кэндзи.
Калеб
Я думал о той девушке. Я представлял как теплые лучи солнца касаются ее кожи. Я пытался медитировать, но не мог сконцентрироваться, не мог отпустить мысли о тебе, которые уносили меня в незримое будущее, попросту мой вымысел, привязанный к моей спине, ничего особенного. Я ждал нашей встречи, хотя день и час не были назначены. О чем ты думаешь, когда засыпаешь? Какую тайну ты скрываешь?
Я как раз сейчас знакомлюсь с Куросавой и Акутагавой. Я на самом деле многое хотела сказать, но не знаю как у меня это получилось. Буду признательна если вы разложите все по полочкам Спасибо
Автор, Вы, знаете, ихь не вижу в тексте никакого сюжета. Пара умных слов, вроде сансары и Будды (пишется с большой буквы), и какой-то словесный понос - это не искусство. Если у Вас есть какие-то мысли, которыми Вы хотите поделиться - поднесите их как-то более доступно, не знаю, публицистично - напишите статью.
Поясните про сюжет пожалуйста. Текст не закончен. Я написала не конкретно про Будду Шакьямуни, я имела ввиду всех будд, потенциал которых есть в человеке. Поэтому будда с маленькой буквы. Этот текст нужно чувствовать и смыслы здесь скрыты. Я даю читателю возможность подумать самому. Возможно я не доступно написала, но я буду признательна если вы укажите на промахи в литературном мастерстве и сконкретизируете свое мнение. Спасибо