Это продолжалось уже более пяти часов. Казалось, меня разрывало на части, кости разламывались и крошились когда мышечные ткани сведенные судорогой, растягивались и рвались изнутри. Нижняя часть тела превратилась в очаг боли, пытаясь освободиться и отделиться от меня. Пусть это произойдет, пускай я останусь без ног, без рук, только убедите меня: что это скоро кончиться, так и должно быть, все через это проходят, значит и я смогу. Вдоль позвоночника и внутри все жгло и резало, словно медленно вытягивали ржавую колючую проволоку, которая оставляла после себя искореженную плоть. Я изгибалась, упираясь головой так, что на шее проступали вены. В руках все еще чувствовались остатки сил, чтобы сжимать поручни, но сгибая руки в локтях и пытаясь подтянуться, иглы капельницы рвали вены, заставляя бросить и даже не пытаться.

Сухой стерильный воздух щипал ноздри. Частые вдохи и выдохи не давали нужного эффекта, кислорода не хватало. Остатки сознания, освобожденные болью на несколько секунд, цеплялись за голоса врачей: «Давай, девочка, потерпи! Не сдавайся!».

Сдаться? А как это - сдаться? Что нужно сделать? На последнем вопросе боль ударила с новой силой, и я закричала.

- Не трать силы на крик! – рыкнул профессиональный голос. – Тужься, только когда я скажу.

«Хорошо» - подумала я и вцепилась мыслями в команды врачей.

Сколько еще прошло времени сказать сложно, но я стала привыкать только слушать, и не позволять себе думать о том, что останется после творящихся с моим телом зверств. Боль уже не мучила позвоночник, она опустилась ниже в район копчика и крошила кости там.

Я не самоотверженная героиня, не Жанна ДАрк, сознательно идущая в пламя костра. Я прохожу через муки боли не по собственной воле, а из-за банального стечения обстоятельств: у меня аллергия на большинство анальгетиков, а роды начались слишком внезапно, и не оставили врачам время подобрать подходящее обезболивающее. И теперь казалось, что я умираю. Но Джой – это все что у меня осталось. И я должна дать ей жизнь, пройдя через все. Этого я хочу больше всего на свете. Удар по щеке вернул меня в сознание.

- Ты будешь слушать меня! – приказывал женский голос. – Вдохнула, и…

Она нажимала на скрученное в жгут полотенце и проталкивала мой живой вниз. Я задержала дыхание и, тужась, мы вместе, казалось, вырывали мне кости вместе с кишками. Не выдержав боли, я выпустила воздух и закричала. Мой страшный вопль похожий на рычание перебил скрипучий душераздирающий крик ребенка.

- Ну, вот и все! Умничка, - выдохнула возле моего уха женщина врач и промокнула полотенцем выступивший пот на лбу.

Первый нормальный, полноценный вдох ворвался в легкие чувством облегчения, а выдох наградил улыбкой счастья. В руках что-то слишком маленькое, невесомое, легкое. Белая трикотажная шапочка, теплое мягкое одеяльце и крик из маленького красного ротика. Закрывающиеся обессиленные веки не давали возможности как следует рассмотреть мою девочку, мою Джой.

«Интересно, какие у нее глазки?» - успела задать вопрос я и отключилась, так и не узнав ответа.