Хотите знать рецепт хорошего увольнения? Ответ на извечный вопрос, мучающий миллионы. Склоки с коллегами, пинки от начальства. Всё это плавает на поверхности ручья грязной, взбитой пеной. Мы видим лишь верхушку айсберга, говорят нам просветлённые умы. Так вот это неправда. Нас одаривают со всех сторон ложной надеждой, надеждой что мы способны увидеть картину в целом, но это ложь, а правда вот она, в простой истине – чтобы увидеть весь айсберг, нам нужно занырнуть глубоко, очень глубоко. Представлять, что где-то там спрятался большой кусок льда – этого мало. Но нырять-то как раз мы боимся. Ведь вода рядом с айсбергом тёмная и очень холодная.

Просветлённые умы подзадоривают нас, накачивают воздухом дырявую шину. Пока ты едешь в свой дом – старый обвалившийся трёхэтажный загородный особняк, доставшийся от родителей в наследство – колёса спускает. Проходят дни, и шины припаркованного под раскидистой елью автомобиля размякают и обвисают. Но ты уже дома. Открываешь ворота, заходишь на пустырь, заросший кустарником. В высокой траве, достающей окон первого этажа, летают жуки. На крыше сидят вороны. Ты проходишь к крыльцу и видишь в пыли и грязи следы твоих ботинок. Следы ведут тебя в дом. Ты идёшь за ними и проходишь в кухню, забитую грязной посудой, проходишь в большую комнату с изодранным диваном, проходишь в ванную с разбитым зеркалом. Раньше ты не замечал одного факта – следы в пыли не ведут на чердак и уж точно не ведут в подвал. Возвращаясь в родительский дом, ты никогда заходил в эти места.

Ты никогда не нырял в тёмную, ледяную воду, чтобы увидеть весь айсберг.

Ссора за парковочное место. Нагрубившая кассирша в продуктовом. Сосед, выставляющий мусор возле твоей двери.

Просветлённые умы больше не кажутся просветлёнными. У любого дерева есть корни. Твоё дерево самое высокое и раскидистое, нависает над гранитными памятниками вдалеке от людей. И корни у него самые большие, ветвистые, уходят глубоко в землю. Чем больше крона – тем глубже корни. Нет смысла разглядывать солнце в листве и ловить момент счастья, будто ты умалишённый. Тебе нужно зарыться глубоко в сырую землю и выкопать то, что ты так долго прятал с самого детства.

 

Обломок кирпича отскакивает на капот. Воет сигнализация. На трясущихся ногах, но с лёгкой ухмылкой сворачиваю в боковую улицу. Теперь точно знаю, куда идти. По Краеведческой, пока не упрусь в магазин «COLLIN’S», по Ломоносова, пока не упрусь в памятник, Степановский проспект, Бородинский проспект, улица Чайная, дом 36. Она живёт в старинном доме из красного кирпича. В милом скверике напротив по каменной дорожке бродят голуби. По вечерам здесь горят фонари. Она живёт там, где её никто не заподозрит, не уличит. Как и все, она боится тёмной холодной воды и что-то скрывает.

В своих фантазиях я ставлю ногу на первую ступеньку, ведущую на чердак. Старое дерево жутко скрипит. Громкое эхо разносится по всему дому. Я чувствую в своей руке новый обломок – крупный, шершавый, с острыми гранями, он заставляет напрягать мускулы. Я ставлю ногу на вторую ступеньку, и обломок вылетает из руки – в аккуратное окошко, занавешенное голубыми шторами. Стекло покрывается трещинами, шторы в комнате дёргаются, плавно возвращаются на место. Я смотрю на дыру размером с теннисный мячик и думаю об игре, которую затеял.

Она появляется у окна. На мягкие складки на лице накатывает волна испуга. Она смотрит на меня и не может вписать происходящее в прежнюю картину мира. Когда люди не могут объяснить случившиеся, они придумывают бога. Её бог – ярость. Забавно наблюдать мгновенные перемены.

- Ты что это делаешь?!

Я молча ухмыляюсь в ответ. Поднимаю правую руку и показываю средний палец.

- Ты! – рычит она. – Ты! ТЫ!

- УВОЛЕН! – теперь уже на всю улицу.

Дело в том, что пинки от начальства – вовсе не причина. Маленький корешок, ответвление корня, выбравшегося на поверхность. Разматывая своё прошлое, можно достать из земли очень много длинных ветвистых корней, все из которых ведут к единому стержню. Можно сесть в лодку и годами плавать вокруг айсберга, представляя насколько глубоко он уходит под воду. Можно гулять по светлому лесу и слушать пение птиц в кронах. Гулять по дому и бояться шумов холодильника в подвале. Мы все так делаем, ибо жаждем спокойствия.

Мой вечер заканчивается где-то на окраине города, в каком-то парке. В руке бутылка пива, которую я отобрал у пары подростков – не слишком благородный поступок, но вы и меня поймите тоже. Лишившись работы, я лишился притока денег, а устраиваться на новую пока желания нет. Да и не уверен, что пригодиться. Ночь приходит незаметно, я наворачиваю круги, один за одним, словно пытаюсь найти выход. Внезапно посещает мысль позвонить – на всякий случай телефоны друг друга мы знаем, обменялись на первом Собрании – той девчонке в белой майке и поделиться открытием:

- Я на работе, - говорит она.

- Так мы можем поговорить?

- Сейчас, минутку…

Шорох одежды, мягкие шаги, скрип двери и чирканье зажигалки.

- Говори, - выдыхает она.

- Представь себе место, - начинаю я, - где-то всё хорошо и всё идеально. Комфортно и безопасно. Представь себе место, где ты всегда получаешь, что хочешь. Представь себе место, в котором нет звуков, нет границ и окружающий мир тёплый и мягкий.

- Ты обдолбался?

- Слушай дальше.

- Где все твои проблемы, - продолжаю я, - на самом деле не твои и решаются они тоже не тобой. Стоит тебе лишь пошевелиться, и всё вернётся на прежние места – ты будешь спокойна и счастлива. Стоит тебе дёрнутся – и ты сразу получишь, что хочешь.

- Такого места просто нет.

- Нет, есть, - возражаю я. – И мы все, все, кто когда-либо жил, там бывали. Скажу по секрету, мы даже пришли оттуда.

- Чем ты сейчас занимаешься? – она снова выдыхает дым.

- Иду. Слушай дальше. Что если это бы длилось вечно, и мы бы никогда не покидали это место?

- Не понимаю, о чём ты говоришь.

- Я говорю о материнской утробе. Вот подумай, какого в утробе неродившемуся ребёнку?

- И что происходит, - говорю я, впитывая её молчание, - когда ребёнок рождается? Что он делает?

Она отвечает как-то неуверенно.

- Кричит. Что ещё ему делать?

- А почему он кричит? – допытываюсь я.

- Да мне откуда знать! Он маленький, ему страшно…

- Что он чувствует в этот момент?

- Вопросы твои, - я слышу, как снова открывается дверь, слышу мягкие шаги, шуршание одежды и голоса других людей, - жутко странные, и мне сейчас некогда отвечать на них. Я даже думать об этом не хочу, понятно?

- Чувствует ли он себя немного жертвой?

Она обрывает звонок. Остаюсь один, в темноте на окраине города. Но слова завершаются сами. Его только что вытолкнули из матки. Лишили мира, где всё комфортно и хорошо. Где все потребности удовлетворены. Хочет вернуться обратно и не может.

Чувствуют ли люди себя немного жертвой?

Хотят ли избавиться от боли?

Хотят ли вернуться туда, где всё хорошо?

И что это за место, где ты не чувствуешь ничего?

Какого это?

Ничего не чувствовать.