У меня такое впечатление, что я заблудился и спрашиваю прохожего дорогу домой.

 Он говорит, что покажет мне дорогу, и идет со мной по красивой, ровной тропинке. Но вдруг она обрывается. И тогда мой товарищ говорит мне: „ Все, что тебе нужно сделать – найти дорогу отсюда.”

                            Людвиг Витгенштейн

Не четко, еле разборчиво и в тоже время странно. Именно в этот миг, именно это воспоминание...

- Ты должен двигаться дальше, - она нежно, но решительно посмотрела в его уставшие глаза. - Свой неосвещенный путь мы освещаем сами.

- Но, ведь я уже пытался.

- Неужели?! – ее удивление замерло на грани обиды и сожаления. – Личные неудачи – вот причина современной глупости. Однако, на самом деле они – лишь испытание на стойкость. Немногие способны его преодолеть. Ты можешь сколько угодно бежать, прятаться, игнорировать их, но где-то там, над нами, решено им быть.

Он молча перебирал в руках ключи от квартиры, переведя при этом свой взгляд на холодные отблески света уличного фонаря на полу.

- Мы неповторимы с рождения, - продолжила она, не спеша поднимаясь с кровати. – А значит должны оставаться такими до самого конца, несмотря ни на что. Любая преграда в этом непростом процессе под названием жизнь есть ничтожна по определению. Она влияет не на нас, а на наши возможности ее одолевать. Другой вопрос,  хочешь ли ты того сам и...

- Хватит! Посмотри, что я имею! – перебив, он бросился к ней и схватил за руку. – Ни-че-го!

- Нет! Ты имеешь все, но замечаешь лишь ничего...

Она ласково обняла его за плечи и прошептала:

- А еще... Еще ты боишься. И страх затмевает перед тобой все...

* * *

Он сомневался, и ноги едва слушались его. Тело сделалось тяжелым и, будто, отказывалось исполнять приказы разума. Сердце потеряло общий ритм, а затухающая в муках душа постепенно забирала с собой остатки воли. Небо полностью затянуло густыми тучами и вокруг потемнело. Как тогда, ровно шесть зим тому назад. Город, этот огромнейший город, который на глазах расползался будто небрежное пятно на столовой скатерти, на миг замер, а ожив, угнетенный сегодняшним днем, дыхнул ему в лицо гадким смрадом цивилизации. Что-то пошло не так, как когда-то задумал Бог. И он по-настоящему понял это только сейчас, в ожидании чего-то очень похожего на предчувствие летней бури, которая вот-вот сорвется.

Поднимаясь над этим развитым, но беззащитным против неизвестного муравьиным царством людей, мысленно он жадно перелистывал страницы утерянного когда-то прошлого, время от времени пренебрежительно поглядывая на исчезающие внизу фрагменты настоящего и безнадежно определяя собственные шансы на будущее. Казалось, вот оно, в ближайшем завтрашнем дне, но...

Порывистый ветерок качал в воздухе небольшую платформу огромного строительного подьемника. Горячий и неспокойный, он несколько часов назад уверенно провел весенний май и теперь с искренней гостеприимностью зазывал лето.

 Взрывы по мере поднятия на высоту казались еще ближе и невыносимей. Более невыносимей того был лишь пронзительный свист военных самолетов, которые своими могучими крыльями рассекали свинцовое небесное пространство. Он попытался глубоко вдохнуть, но едкий воздух заставил его ограничиться сухим кашлем. Послышался легкий скрежет металла, после чего платформа опасно содрогнулась под ногами.

Необычайный пейзаж здесь, на высоте прожитых веков, в воздухе, над землей. Вот он, человек, над собором, который будто страждущий, тянет к Господу, а может и к нему, свои руки-шпили. Внизу совсем крохотные человеческие создания, хаотично бегающие по тоненьким тропинкам в поисках неизвестно чего. А вот город, великий, славный когда-то город, который при более бдительном наблюдении именно с высоты выглядит совсем незначительным и однообразным, как и тысячи подобных ему на всей загубленой земле...

Если бы люди могли чувствовать мир, поднявшись в воздух они бы непременно все поняли...

* * *

Зима пролетела незаметно, оставив в воспоминаниях немногих неописуемой красоты седые деревья, новогодне-рождественнские праздники с их исключительно наивным баловством и большие снежные сугробы. Прошли дни красочных феерверков и хмельных забав. Странно, но на пороге весны никто почему-то за всем этим не жалел. Время бежало неумолимо в ритме неиствующей вокруг жизни.

Большинство мартовских дней были удивительно теплыми, совсем не похожими на весеннее начало. Ласковые солнечные лучи заигрывали с изнуренными холодом и вьюгой лицами прохожих, оставляя на самых младших множество своих маленьких поцелуев. Вокруг незаметно растаял лед и последние островки грязного снега. Никто не обратил внимание на то, как изменился великий Париж. Остатки льда в труднодоступных для солнца местах, под козырьками тысяч крыш, стекали разноцветными ручейками на выложенные оригинальной плиткой тротуары сотен улиц. Давно проснулась Сена, пригородские водоемы и озера. В здешних лесах расправляли свои лепестки первые цветы-теплолюбы и загорался очаг животной жизни. Последние ручейки воды сбегали с величественного фасада Триумфальной Арки, со стройной и грациозной Эйфелевой башни и с десятков соборов и церквей, когда все вокруг окончательно проснулось так, будто и не засыпало. Солнце поднималось все выше над городом, тщетно торопясь объявить о приходе очередного мартовского дня.

Из-за крутого поворота выехал снежно белый автомобиль. Ощущение правления весны именно в этот миг временно исчезло и разгорающийся день неожиданно стал по-зимнему суровым. Небо достаточно быстро затянули тучи, от чего немного потемнело. В воздухе появился насторажующий запах необычности, разбавленный ароматом умоляющего пробуждения. Водитель обеспокоенный ухудшением видимости на дороге на всякий случай включил фары.

В салоне тихо играла музыка с приемника, удачно «поймавшего» какую-то столичную радиостанцию. Только что машина успешно оставила позади Версаль и его тревожно оживающую природу и направилась в Париж. Неизвестный путник, жалостно глядя на дорогу, искал, наверное, покоя и отдыха. Он был не один, а потому время от времени смотрел на сидение рядом. Так продолжалось бы до самого пункта их прибытия, но тучи неожиданно почернели, а из-за очередного резкого поворота, в тени выступа многовековой скалы, игнорируя соответствующий дорожный знак, на встречную вылетел голубой автомобиль. Ситуацию явно ухудшила внезапная тьма, а поэтому столкновение стало неизбежным. Ширина дороги существенно ограничивала любые спасательные маневры, а слева, на пути к городу любви и красоты, находился глубокий ров. А еще мокрый асфальт, делающий опасным резкое выворачивание руля.

Машины столкнулись и остановились на краю ровно через сорок пять секунд после того, как сквозь тучи наконец пробилось солнце.

* * *

Его звали Андреем. Обычный бедный отходник когда-то экономически могучей Родины, который, как и тысячи его соотечественников, вынужден искать достойную жизнь в неведомых, но со слов бывалых, богатых странах процветающей Европы. Хотя, может, и не совсем обычный. Ведь по понятным только для него причинам такой страной в его жизни неожиданно стала Франция.

Все, кто окружал Андрея дома знали, что он зацикленный мечтатель и непоколебимый идеалист. Кое-кто даже считал его немного помешанным. На самом деле, душа этого молодого человека всегда стремилась к путешествию. По земле, по воде, в воздухе, пусть и незначительного, хотя бы в границах родной страны. Очень часто это лишало его возможности ощущать реальность и землю под ногами, что в поздние школьные и студенческие годы создало немало проблем. Андрей верил, что человек на протяжении всей своей земной жизни пребывает в процессе вечного поиска. Не осознавая почему, он тем не менее упорно ищет что-то. И для каждого это «что-то» непременно разное. Возможно, именно поэтому дороги и высоты казались ему закономерной данью собственным убеждениям, а также единственным способом увидеть то, чего никогда не увидеть в обычных условиях. Дороги и высоты всегда куда-то ведут, а значит, кроме начала они имеют вполне логический конец. То есть результат. В данном случае – результат поиска. Ну, как такому не казаться помешанным абсолютному большинству противоположностей вокруг?

Андрей определился с Францией через неделю после того, как не по своей вине потерял очередную работу дома. В то сложное время, в отсутствии любимого человека рядом, дерзкая мечта была для него спасением от надвигающейся депрессии и следовавшего за ней скачивания в компанию «зеленого змея».

Когда же впервые стал на величественную землю Западной Европы и на минутку закрыл глаза, будто ребенок в предчувствии чуда, счастью его не было границ! Плевать, что впереди ждали тяжелые поиски заработка. Главное, что перед ним, словно в удивительной сказке, распростерся воспетый великими поэтами великий Париж. Своими садами, скверами, парками, древними строениями, дворцами, Аркой, башнями, соборами, новейшими достижениями архитектуры, чистой бруковкой центральных улиц и, утопленным в море парфюмов, воздухом, он пленил его тревожный разум, а спустя мгновение сердце и душу. Такой красоты ему никогда не приходилось видеть раньше. Даже родной город, столица славных полянских князей, теперь бесспорно казался незначительным и далеким от идеала. Невольно Андрей припомнил несколько рабочих командировок в областные центры на Родине, но сразу же заставил себя их забыть. Никакой другой город в эту минуту он не поставил бы рядом с Парижем. В его жизни эта несомненно важнейшая встреча человека и Символа его надежд впервые принесла ощущение духовной верности Красоте – то, чего никогда бы не подарила земля предков. А еще он впервые увидел другую Европу, резко отличающуюся от той, что географически включала в себя и его когда-то родную страну. Именно в эти, переполненные девственными впечатлениями, минуты Андрей почувствовал себя личностью, которая способна измениться. Здесь, именно здесь, он получит новую перспективу! Следом за наивной уверенностью пришла вера. Подумать только: ведь это одно из сокровеннейших детских мечтаний, за которое пришлось немало пострадать! Он был глубоко уверен, что позади навсегда осталась система, невыносимое для него общество слепых, глухих и немых, злодеев в законе, тотальная бедность, убивающая свободу ксенофобия и страх за будущее. А главное – постоянные проблемы, которые очень часто оставляли молодой организм без надлежащего питания и отдыха.

Франция вдохновляла. Единственное, що не мог почувствовать Андрей, пряталось глубоко в сути его же убеждений. Франция готовила ему новые поиски... Но пока, по истине, необычный, можна сказать даже странный, а потому непонятный местным жителям, молодой человек со спортивной сумкой в руках в один очень даже обычный для всех день весело улыбался, приветливо кивая головой то удивленным прохожим, то вытянутой неподалеку Эйфелевой башне.

  * * *

Крах светлой веры под давлением проклятой реальности настал ровно через год, когда продолжили рабочую визу. Его душа неожиданно получила два невыносимых удара. Первым было сомнение, которое будто ржавчина постепенно разъедало раскаленный слепой надеждой разум, а другим было его абсолютное подтверждение. Все здесь, во Франции, было таким же как и дома. И местные люди с их примитивными взглядами на мир и его красоту. И специфика их отношения лично к нему. Так, как и на Родине, здесь он был нежеланным, чужим, непонятным, а потому проигнорированным. А еще такая же угнетающая свободу система, искусно замаскированная под звездно-голубые декларации политиков. Сначала Андрей колебался, не впускал все это в свои первые впечатления и общее представление о переменах, но вскоре, подавленный тотальной несправедливостью вокруг, был вынужден принять жизнь такой как она есть. Тихими ночами на полу сырого подвала, среди десятков ему подобных, он с горечью вспоминал, как мать по телефону слезно умоляла его вернуться. Тогда он отказался. Воспоминания и борьба с ними истощали силы больше, чем ежедневное  тяжелое подрабатывание. Однако, мечта, которая все же теплилась глубоко в сознании, оказалась слишком стойкой. Кажется, именно в те дни подвального существования, под аккомпанемент боли в сердце, Андрей впервые по-настоящему почувствовал изменения. Их самым заметным выражением стало внезапное примирение с нынешними обстоятельствами. Ведь там, за плечами неудержимого времени, оставил бывшее серое ничтожество, которое, собрав последние копейки, принесло в жертву мечтам собственную судьбу.

Однажды, после очередных бесполезных скитаний равнодушными и холодными кварталами Парижа в поисках стабильной работы, он позвонил к матери и узнал, что единственной причины, которая могла заставить его таки здаться, больше нет. Мамы не стало вчера. В одно мгновение вокруг стих весь шум и в сумбуре нечетких воспоминаний странной тревоги прошлой ночью, Андрей, прижимая трубку к груди, посмотрел в вечернее небо за окном. Где-то там, на юговостоке, одно-одинешенько облачко рассыпалось на сотни еще меньших, будто тот призабытый майский одуванчик под дуновением самой родной на свете посреди горячей степи в не таком уже и далеком детстве. Снова заболело сердце. Прикрывая влажное от слез лицо, он выпустил из рук стенающую чьим-то голосом трубку и выбежал из помещения переговорного пункта даже не расплатившись. Вчера он почувствовал ее уход. Почувствовал, но... Склонив голову в молчании, Андрей едва сдерживался чтобы не закричать. Угрызения совести, колебание, боль против таких далеких, но желанных грез – жестокая внутренняя битва, которая неожиданно быстро закончилась победой последних. Теперь его ничто не заставит обернуться назад. Кроме покойной матери у него не было никого. Отец погиб давно в авиакатастрофе, а родственников он и не знал. До создания семьи дело не дошло, а друзья, как и он для них, всегда оставались понятием относительным.

Засыпая в слезах Андрей был уверен, что ржавчина сомнений полностью освободила разум. В ту едиственную по-настоящему холодную ночь он был еще немного растерянным. Однако, все кардинально изменилось утром. Протерев лобовое стекло нескольким авто на углу одной из тех известных узеньких столичных улочек, на вырученные деньги он выслал телеграмму на имя двоюродной сестры матери, где подчеркнул, что никогда больше не вернется и попросил ее взять на себе хлопоты по организации похорон. После этого из ближайшего банковского отделения он отправил последние 20 евро в качестве помощи на ту же тетку. Хотел было заглянуть в ближайшую церковь, но остановился. Простит ли Он ему – неважно. Но сможет ли ему простить он? Склонив голову, он ограничился тем, что минутой молчания отдал  последнюю дань уважения умершей и ближе к вечеру того же дня наконец нашел пристойную работу. В конце концов, жизнь же продолжается...

Все, чего теперь желала каждая клеточка его организма это слития с этим хоть и не справедливым, но все таки прекрасным и великим городом. Он несомненно принадлежит именно ему. Оно, будто слишком долго ожидало безпросветного мечтателя и заполучив, должно было вдохновлять его вечно. Мечты превратились в сам Париж. Город, в котором он уже стал другим и который мог полноправно называть родным домом.

Вместе с тем появились и другие, менее ожидаемые измения. Все, кроме новых и новых грез, постепенно потеряло для Андрея свой предыдущий смысл. Он даже перестал замечать себя в зеркале, забыл свое имя и Бога. Лишь новые иллюзии, эмоции и бурные их переживания. А еще пришел страх. Боязнь времени. Этого безжалостного стража судьб человеческих он стал ненавидеть больше всего на свете. Ведь возраст все уверенней напоминал о вполне неминуемом конце. Конце мечтам, которые можна и не успеть воплотить.

* * *

С течением многих лет отошли в небытие воспоминания о когда-то родной земле. Окончательно их похоронил первый настоящий, по истине бесценный, подарок, сделанный ему судьбой во Франции – Мари. Казалось, их души сплелись искренними взаимными чувствами еще задолго до первой встречи. В мимолетных взглядах среди сотен столичных кафе и хмельных ароматах их тел, которые улавливал нюх каждого из них в разных уголках города. А может на небесах или под землей. Однозначно никто из них никогда бы не сказал точно. Оба лишь знали и верили, что желанная минута вот-вот настанет. Так и случилось.

Оба работали на неизвестных, но и не интересных друг для друга работах. И это совсем не волновало и не удивляло их. Наоборот, даже еще больше обьединяло, пока в шальном порыве счастье и доверие не заставили их пожениться. Откровенное чувство крепко держало в сладком плену сердца обеих. Казалось, что, закономерно став подданым другого государства и встретив свою другую половинку, все наконец подчинилось четкому, удачному плану и мир, о котором когда-то только мечтал, на его глазах превратился в реальность. В жизнь Андрея пришла новая надежда. Единственная, очаровательная, любимая.

Мари очень дорожила его искренностью и верностью. Уважала все мечты и чувства, понимала, верила, любила всем сердцем и душой. Для нее он был утраченным когда-то идеалом и новым смыслом жизни. Точно как и его, ее никогда не интересовало прошлое своего любимого и менее всего тревожило нынешнее – социальное положение, физические данные, плохой французский или любые непонятные для нее убеждения. Только будущее, общее будущее...

И снова время. Злое и неумолимое чудовище, оно, стерев настоящее имя Анри, все больше раздражало его, заставляя опасно ошибаться. От того содрогался и скрипел их нежный механизм любви. Жизнь снова обрела мрачные краски и признаки сумасшествия. Именно в те дни родилась мечта о путешествии. А точнее о побеге. Куда нибудь – лишь бы двигаться...

Однажды, Анри, растерянный и обескураженный, впустил в сердце гнев. Вот уже долгие семь лет его работа никак не приносила долгожданных результатов, которые помогли бы реализовать задуманное. Поэтому и разгневался на Париж, на людей вокруг, на себе в конце концов. Не спал, не ел, с каждым днем все больше худея в арендованной недавно, небольшой, но уютной квартирке.

- Анри, не переживай так, - нежный голос жены  по ночам ласкал его слух. – Мы сможем, мы непременно найдем выход. У нас все получиться...

«Нет! Не сможем!» - каждый раз кричал он в ответ. В такие минуты сердце ее разрывалось на куски, а глаза наполнялись слезами. «Ми сможем!». Этот пьянящий голос лишь на мгновение успокаивал пылающий разум. «Нет!» - ответ никогда не задерживался дольше. В конце концов, он не выдержал.

- Я ухожу! И должен оставить тебя навсегда! – крикнул он, собираясь нырнуть в тьму ночного города. – Навсегда, слышишь?!

И еле слышно:

- Прости...

Его дрожащий голос оставил без внимания стены полупустого помещения. Ни звука. Тишина. Только легкое капанье падающих на пол слез. В тот миг он уже собирался грохнуть дверьми... Но вдруг, еле слышно:

- Заклинаю! Останься со мною!

Он медленно обернулся, прикрыв распахнутые двери и взволнованно посмотрел на едва освещенный хрупкий силуэт, сидящий на кровати.

- Ты должен двигаться дальше, - она нежно, но решительно посмотрела в его уставшие глаза. - Свой неосвещенный путь мы освещаем сами.

- Но, ведь я уже пытался.

- Неужели?! – ее удивление замерло на грани обиды и сожаления. – Личные неудачи – вот причина современной глупости. Однако, на самом деле они – лишь испытание на стойкость. Немногие способны его преодолеть. Ты можешь сколько угодно бежать, прятаться, игнорировать их, но где-то там, над нами, решено им быть.

Он молча перебирал в руках ключи от квартиры, переведя при этом свой взгляд на холодные отблески света уличного фонаря на полу.

- Мы неповторимы с рождения, - продолжила она, не спеша поднимаясь с кровати. – А значит должны оставаться такими до самого конца, несмотря ни на что. Любая преграда в этом непростом процессе под названием жизнь есть ничтожна по определению. Она влияет не на нас, а на наши возможности ее одолевать. Другой вопрос,  хочешь ли ты того сам и...

- Хватит! Посмотри, что я имею! – перебив, он бросился к ней и схватил за руку. – Ни-че-го!

- Нет! Ты имеешь все, но замечаешь лишь ничего...

Она ласково обняла его за плечи и прошептала:

- А еще... Еще ты боишься. И страх затмевает перед тобой все...

Эти слова! Боже, эти слова! Что же он натворил?! Она права. Три месяца депресии. Девяносто два дня. Две тысячи восемь часов и это напряженное мгновение терпела она его страх, любя и пытаясь сделать все, что от нее зависит. Верная и благодарная за каждую прожитую вместе секунду. Угасающее, умирающее его сердце содрогнулось и, будто перезаряженное, получило новый ритм и силы. Ее голос прорвал заплесневелые стены в его душе, растопил обледеневший разум, как снег на теплых устах. Он крепко обнял ее. Поцелуй в слезах, без лишних слов и объяснений. Оба так сильно любили. Тысячи поцелуев дарил он ее лицу, а она, прижимая его к груди, отвечала тысячей и двумя.

Сон миновал их окна. Боль и любовь, окруженные страстью, пленили эти стены в попытке хоть на миг остановить неумолимого. Прохода ночи здесь не было и она здалась багровой короне рассвета.

* * *

На сорокапятилетие ему подарили сияющий на солнце снежно белый «Фольксваген» последней модели. И не кто-то там, а она. Своей вдохновляющей любовью он заслужил то, чего сама никогда бы не позволила себе. Для нее очень важно было хоть как-то помочь ему в заветной мечте о путешествии.

Радости и счастья Анри не было границ. Боже, как сильно он ее любил! Казалось, для него в целом мире существовал только один образ! Ничего, кроме ярких, пронзающих душу, голубых глаз и неповторимой лучезарной улыбки. А ее голос, мысли...

В тот же вечер, проводив последнего гостя и собрав самое необходимое, они наконец отправились в долгожданное турне дорогами великой Европы. Триста дней! Культуры, народы, традиции, обычаи, а над ними счастье и любовь двух. Незабываемые дни!

 Начало войны застало их, изнуренных и довольствующихся в Греции. Ужасная, словно черная туча, она быстро поглотила Европу, угрожая проглотить и весь остальной мир. Уничтожая человечество, отравляя природу, превращая планету в гигантскую пепельницу, а ее обитателей в кучки праха, клубы дыма, озера крови и страданий. Мерзкая, страшная и разрушительная, а главное – непреодолимая. Именно она ворвалась в их счастье, заставив уставших, но исполненных жаждой новых впечатлений, спешно возвращаться в пока еще безопасную Францию.

* * *

- Быстрее! Быстрее, мистер! – голосил английский бас где-то над ним. – Спасайтесь!

Машина медленно сползла в ров и с оглушительным перевернулась на крышу. Кричащий мужчина не теряясь бросился к автомобилю, безнадежно пытаясь открыть хоть какую-то дверь. Внезапно вокруг машины загорелось топливо, которое разлилось повсюду через поврежденный бак. Анри попробовал поворошить ногой, но сразу ощутил необычайно острую боль во всем теле. В этот миг ему припомнилось рассветное небо, которое побуждало мысленно зацепиться за Всевышнего. Однако, новая вспышка немедленно все развеяла. Разум пленили мысли о войне. Как будто, перед ним фронты боли и неминуемой смерти. Пламя, которое пожирает все вокруг. Вот оно занесло свою раскаленную пасть над ними и его мечтой. Неужели это все происходит на самом деле? Боль! Невыносимая, пронзительная. Тело стонало, стремилось освободиться и в это мгновение он почувствовал ее руку. Она будто толкала его в направлении только-что разбитого кем-то стекла... И шепот:

- Анри...

- Быстрее, мистер! – тот самый голос теперь был совсем рядом. Казалось, что именно этот бас будто тянет его из машины.

Огонь охватил весь кузов автомобиля. Анри пришел в себя наруже, держась за руку англичанина, и сразу же бросился назад.

- Мари... Мари!

Но пробраться к ней было невозможно. В какую-то минуту Анри увидел среди обжигающих языков пламени свою жену. Ее лицо покрыл большой ожег, но, похоже, она была жива.

- Мари! Держись! – Анри попытался пролезть в отверствие из которого витянули его самого.

Позади теперь уже совсем неразборчиво кричал англичанин. Анри все еще пытался как-нибудь дотянуться до руки Мари. Вот он, преодолевая острую боль пролез в раскаленный салон. Сквозь стену черного дыма он не видел ни ласкового солнца, что пробивало остатки странных туч, ничего другого, кроме нее, несчастной, нуждающейся в его помощи. Слышал крики позади, ощущал собственные горячие слезы, ускоренное биение сердца. Где-то из далека доносились звуки то ли полицейской, то ли пожарной сирены. Еще чуть-чуть и они оба будут спасены! Анри ухватил Мари за руку и только сейчас заметил, что ее ноги зажаты между боковой дверью и панелью. Мари была обречена. В эту минуту все вокруг будто остановилось. Анри посмотрел в ее беспомощные, но по-прежнему прекрасные глаза. В них читалась ее просьба спасаться самому.

- Мари! Нет! Слышишь, нет! Я не позволю! – он безрезультатно пытался разогнуть проклятую панель. Анри рвался вытянуть ее любой ценой, несмотря на вспышки вокруг, которые опасно участились. Сквозь боль, сквозь сталь, сквозь войну. Вдруг панель слегка подалась и он потянул ее, почти бездыханную, ближе к себе...

Взрыв!

Один, другой. Горячей волной его выбросило из автомобиля, от которого мгновенно практически ничего не осталось. Теперь Анри абсолютно ничего не слышал. Пошел неожиданный дождь. Настоящий ливень, который однако, долго не мог погасить огонь. Огромные капли больно били его окровавленное тело. Разум медленно угасал, а сердце... Сердце пылало где-то среди остатков некогда белоснежного «Фольксвагена». Он закрыл глаза и вспомнил тот незабываемый взгляд, подаренный ею в день их венчания в величественном соборе Парижской Богоматери. Взгляд из той ночи, когда впервые осознал как сильно любит ее. Взгляд, который несколько минут назад навеки растворился в безжалостном огне...

Когда машина «скорой помощи» прибыла на место происшествия, неподалеку пылающего каркаса автомобиля лежал бесчувственный раненый человек.

* * *

Пролетели семьдесят два месяца перемен. Шесть долгих, изнуряющих лет. Изменения коснулись всех, в том числе и его. Неистовая война давно превратилась в обыденную угрозу, которая каждый день забирала все больше и больше жизней. Мир за это время изменился не только внешне, но и внутренне. Однако, новая уродливая современность и сейчас мало кого волновала более своих собственных забот. По крайней мере, в Париже точно.

Никому, например, не было дела до одного несчастного немолодого, поседевшего мужчины, который как и раньше, плохо говорил по-французски, но который во второй раз женился на коренной парижанке Валери. Ничего странного или интересного. Впрочем, как и их отношения. Хотя, среди тысяч других она была наиболее привлекательной. В типично созданной семье очень быстро появились дети, что закономерно потянуло за собою всю соответствующую рутину с бесконечных проблем. Без особых затруднений, будучи инвалидом какой-то там группы в условиях тотальной военной мобилизации, мужчина нашел пристойно оплачиваемую работу в городском архитектурном бюро, где довольно быстро «вырос» до должности главного архитектора Парижского округа. Проектировал, руководил возведениями, но в основном – реконструировал разрушенные столичные строения. Его вдохновению и профессионализму покорялись остатки древних дворцов, церквей, соборов и памятников. Для него то была обычная работа, за которую платили заработную плату.

Как-то он попытался убедить самого себя, что жизнь в принципе только начинается. Но тут же остановился на этой мысли. Что-то странное, глубоко подсознательное и почему-то болезненное проснулось в нем и будто рвалось на волю. Что-то, что могло бы серьезно повлиять на его безуспешные попытки начать все заново. Какие-то воспоминания, нечеткие образы, слова...

На обложке старого литературного журнала, который он нашел месяц назад в разрушенном авиационным снарядом университете Сорбонны, было написано: «Все, рано или поздно, обретает свой конец. И в большинстве случаев слишком простой и весьма предсказуемый».