Я пропускала лекцию, сидя за столом прямо перед преподавателем, который, приняв меня за NEвидимку, поставил очередную «N» в длинный список глупых букв напротив фамилии.  Вместо выслушивания совершенно ненужной информации, я предпочла записывать мысли в тайный блокнот, отправлять сообщения подруге и иногда смотреть в окно. Отопления в аудитории уже не было, от батарей веяло снежным холодом. Мой внутренний ребенок, пробивающийся сквозь длинные взмахи ресниц с капельками невидимых слез, жаждал плюс двадцати пяти, а в ответ получал лишь маленькую черточку-минус перед сосульками, леденящие больное сердце.

Мой кредитор не звонил, ничего не требовал взамен - маленький мирок внутри беднел без его присутствия. Я бы отказалась от всех богатств любви, подаренных им за неполный год наших жизней, но Умник приказал помнить все, и я не смела ослушаться.

На улице разыгралась весенняя метель. Хлопья снега летали повсюду, превращая окружающий мир в нераспознаваемую белую субстанцию, слепящую глаза. Одев строгие очки в черной оправе, я сумела разглядеть детали происходящего по ту сторону ничего не значащих слов преподавателя. Под зданием университета покоились машины, погребенные под невесомыми тоннами чуда природы, потерявшего календарь. Укутанные в теплые одежды люди неизменно торопливо и угрюмо брели по улицам города, прикрывая лица пальцами в плотных перчатках. Птицы, прилетевшие слишком рано, по всей видимости, опрометчиво подарили свой календарь зиме, которая совершила неожиданный камбэк в пыльный город средней полосы.

Мои очки были без диоптрий.

Слабая, сильная - я привыкла считать себя главной виновницей несложившихся отношений. Моя любовь всегда в прошлом, будущего у нее нет, настоящее же испарилось. Как банально: я высмеиваю людей, носящий теплые варежки весной, но вешаю на себя десятки громоздких замков. Без видимой причины (снова NEвидимая, снова NEпроявленная) выкидываю ключи в Причинный Океан, словно монетки. Я проделываю это упрямо, с завидным постоянством – зачем? Неужели мне хочется постоянно возвращаться сюда?

Он повторял, что влюблен вопреки. Я, глупая, шутила, что он прав, ведь меня не за что любить. Тогда я не догадывалась, что он поверит в это, но с черточкой-минусом впереди. Его пугала моя привязанность. Я взваливала слишком многое на свои хрупкие плечи, и с каждой новой унцией NEжности он все яснее понимал, что не сможет дать столько же взамен, не сможет достичь паритета.

Профессор написал на доске задание для контрольной работы, и университетская аудитория испытала невиданное прежде единение с отсутствием звуков. Образ отличницы продолжал рушиться – я меняла задачи по высшей математике на осколки воспоминаний. Умник, я доплачу таблетками от боли в сердце.

Будучи наедине, мы часто молчали. В звенящей тишине единения я закрывала глаза и клала голову ему на плечо. Он гладил мои волосы. Я закрывала глаза на еле слышимые помехи-оборотней, которые со временем превращались в скрежет вибраций, заполняющих собой пространство. Он отдалялся от меня – неумолимо, все дальше и дальше с каждым новым моментом здесь и сейчас, а я лишь выстаивала новую линию фантазийного романа.

Уставшие глаза-щелки, принимающие сон как сильные антибиотики – несколько раз в месяц, искривленные уголки губ, небрежность одежд - так я привыкла исчезать, так я привыкла испаряться, когда испарялась влюбленность. Но теперь Умник приказал покончить с этим, и я не смела ослушаться.

Что-то остается неизменным, а что-то неизбежно трансформируется – я чувствую себя алхимиком, которого жаждет казнить Святая Инквизиция. Больше никаких покушений, я не выпускаю своего внутреннего ребенка наружу. Слабая, я боюсь виселицы, я боюсь гильотины, я боюсь сожжения на костре. Он ушел по-английски, не прощаясь. Страдающая девушка – это так банально, пусть и погубил ее декаданс французского кино прошлого столетия.

Теперь моя боль другая. Моя боль в заснеженных улицах весенним днем, в  холодных руках по хрупким оголенным плечам, обветренных губах и тихих вибрациях  оправдания «не могу». Моя боль пытается прятаться за своей же спиной, которой у нее нет – моя боль NEпроявлена, я тщательно скрываю ее от чужих глаз.