Шея болит. Вчера всю ночь наблюдала за тобой – вдруг проснёшься и старческим голосом потребуешь воды? Не потребовала. Но мне от этого не легче - так и просидела в темноте, не спуская с тебя глаз. Думала, заснула - но скрип шеи сегодня утром ехидно посмеялся над моей наивностью. Нужно собираться на работу. Панцирь тяжёлый, как никогда. До свидания, мама. Мне нужно ползти. Я не могу заботиться о тебе круглые сутки. Слава богу.
В нашем черепашьем мире всё очень медленно и бесполезно. Моя работа заключается в том, что я целый день таскаю листочки. В основном, крапивные, иногда одуванчиковые. Их складывают кучкой другие черепахи – те, которых привезли из другого зоопарка или которые вообще больше ни на что не способны. Это самая чёрная работа – собирать листья. С самого рождения моя мама заботилась, чтобы я не дай бог не попала на это место. Поэтому у меня более достойная работа. Я беру крапивный лист из общей кучи – и осторожно несу его на другой конец вольера. Там сидит старая черепаха с серебряным вставным зубом, которая лист внимательно осматривает со всех сторон – и прокусывает в нём ровненькую дырочку, если он без гнили и других повреждений. Часто у неё очень плохое настроение, и она отчитывает меня, если на листе плесень или гусеницы. Вообще-то, это не моя забота, но я молчу. У этой черепахи с серебряным зубом очень большое влияние среди других. И стоит мне лишь поднять голову и вызывающе посмотреть на неё – как я тут же окажусь в самой вонючей клетке и без работы. А мне нужно о матери заботиться. Она у меня старая, вся почти уже скукожилась и высохла. Один панцирь от неё и остался – да и тот истончал и поблёк. Она едва ползает. Чтобы доползти до чашки с едой к обеду, она встаёт на свои тощие лапы с самого утра и начинает трястись на них. Честно говоря, не знаю, как она в конце концов пересекает наше ничтожное жилище – я ни разу не видела, чтобы она теперь сделала хоть один нормальный шаг. Смотреть на неё больно и неприятно – не могу представить, что я когда-нибудь стану такой же. Я знаю, это гадко, но я предпочитаю уйти на работу и не видеть всего этого.
-Что это такое?! Опять гусеница?! Да сколько можно?! Бестолковая черепаха! Ты её по дороге подцепила или она была на листе? -Была на листе… -Так я тебе и поверила! Аккуратней надо быть, аккуратней! Сколько раз я тебе должна повторять?! Не возить листья надо по земле, а во рту держать! Что мы, по-твоему, должны есть, когда ты на все листья гусениц сажаешь? -Простите… -Ещё раз – и запишу тебя в список на увольнение, понятно?! Как там тебя зовут? -Марианна… -Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, Марианна! Я подняла голову, едва превозмогая ужасную боль в шее. Видимо, лицо у меня было настолько искажено от страдания, что черепаху-контролёра это разозлило ещё больше. -Видишь этот серебряный зуб? – продолжала плевать она мне в глаза. – Он у меня не просто так, это знак больших заслуг. И такие, как ты, маленькие никчёмные черепахи-носильщики, должны демонстрировать ко мне уважение! И не смотри на меня так, знаешь же, что заслужила! Ну, чего молчишь? -Да, госпожа контролёр. -Что – да?! -Извините, этого больше не повторится. – Ох, моя шея, когда уже она меня отпустит… -Конечно, не повторится. Уж я об этом позабочусь! Иди работай, чего встала? -Да, госпожа контролёр. Какое облегчение – теперь можно опустить голову, и шея будет не так болеть. А со стороны это выглядит так, будто я смирилась и признала свою ошибку – вот и хорошо, может быть, на сегодня она от меня отстанет. -Не позволяй это старой ханже задеть тебя. Это она оттого, что ты молодая, и панцирь у тебя красивого ярко-коричневого цвета… -Рикки! Ты всё слышал? -Конечно, я всё слышал, она разоралась на весь вольер! -Думаешь, моя мать узнает? -Не беспокойся об этих старых сплетниках. -Моя мать – одна из них… -Ладно тебе, Марианна, ничего страшного не случилось! -Ага, - а шея всё-таки изводит меня… - Мне нужно ползти за листом. -Ладно… Я уже отвернулась от него, когда он снова окрикнул меня: -Эй, Марианна! А не хочешь сегодня заморить со мной червячка? Я нашёл отменного земляного червя на одном из листов, и ещё всю неделю собирал улиток… -Рикки, я…Я бы с удовольствием, но ты же знаешь, у меня мать… -Я просто подумал…Ну ладно, может быть, в другой раз. Если передумаешь – ты знаешь, где меня найти! -Пока, Рикки. Отличный парень, Рикки. Недавно привезли к нам из другого зоопарка, но не определили на работу собирателя. Значит, сумел себя правильно подать в разговоре с господином Главарём. Черепаха – не промах. Расцветка панциря немного простовата – но зато всегда в отличном настроении, и меня пытается развеселить… Я ещё никогда не была с черепахой-самцом. Раньше мать ни на шаг не отходила от меня и всегда говорила, что с моим панцирем я могу стать избранницей сына Главаря. Она и сейчас это говорит, но не знает, что все сыновья главаря и в мыслях не имеют приводить кого-то в свою господскую клетку и делиться безупречными листьями, которые прошли сто проверок тёткой-контролёром. Видела я, как они уводят молодых красивых самок-черепах полакомиться одуванчиками, там взбираются на них, а потом уползают восвояси. Мать говорит, надо быть более хитрой и сделать так, чтоб один из них хотел взбираться на меня снова и снова. Но как мне это сделать – я не представляю. И вообще, у меня сегодня шея болит. А Рикки всё-таки славный малый…
-Я договорилась об интервью на работу в клетке Главаря. -Ма-ам! – интересно, она хоть слышит это отчаяние в моём голосе? -Что «ма-ам», сама не можешь ничего сделать, будь благодарна, что мать для тебя старается! -Ну какая там работа? Листья подносить ко рту Главаря?! -А сейчас ты чем занимаешься? Точно так же таскаешь листья! -Ма-ам, я… -Вот и скажешь, что опыт работы у тебя уже большой, попросишь рекомендации у госпожи контролёра…Дай матери воды, хватить стоять и смотреть на меня. Спорить с ней бесполезно…Вот ещё и слёзы потекли…Хорошо, что она не видит. И не слышит, как капля упала в её питьевую воду. Давай, двигайся, слоновья миска! А, моя шея…Ну же, вперёд! Боль – это всего лишь боль… Мать положила свою дрожащую голову в миску и начала жадно глотать воду, наполовину захлёбываясь и брызгаясь во все стороны. Я немного отошла и дала слезинке капнуть на пол. Утолив жажду, старая перечница снова завела шарманку: -Будешь там поближе к Главарю и его сыновьям, они увидят, какая ты работящая – и красивая! Я буду тебе панцирь каждый день водой сбрызгивать, чтобы лучше блестел. Один из них обязательно захочет взобраться на тебя – ты сначала отнекивайся, дай ему понять, что не такая простая. Но слишком не затягивай, а то он просто найдёт другую самку. Подноси ему всегда только самые свежие и вкусные листья, обращайся к нему «господин» и не забывай вертеть панцирем. -Мам, как ты вообще договорилась об этом интервью? -Сегодня заползала старая Глаша и сказала мне по секрету, что в клетку Главаря требуется новая носильщица. У неё там знакомая работает. Вот завтра пойдёшь скажешь, что ты от Нины. -От кого? -Ну это знакомая Глашина, какая же ты непонятливая! -Да я же её даже не знаю! Как я скажу, что я от неё? -Язык есть – скажешь! Глупая ты ещё у меня, Марианночка,эх… -Ма-ам, но это же…неправильно… -Что неправильно? Что ты, такая у меня красивая, носишь листья туда-сюда и никто тебя не замечает? -Мам, я не это имела ввиду…Ну ты же знаешь, сейчас я просто делаю свою работу, и мне нечего стыдиться… -А разве стыдно получить лучшую работу? -Мам, ну я хотела сказать… -Матери отдыхать надо, Марианночка. Принеси-ка мне тот одуванчик, побольше который и пожелтее… И я спать поползла. Спокойной ночи.
Я не могла заснуть, поэтому сидела и смотрела, как мать неравномерно посапывает и жуёт язык. Если сидеть в одной позе – низко свесив голову – шея не так болит. -Эй, Марианна! – раздался в темноте чей-то шёпот. Я посмотрела вверх – и шея тут же напомнила о себе. -Рикки! Что ты тут делаешь? -Я ел своих червей и улиток, и знаешь что? Думаю, с тобой они показались бы мне намного вкуснее. -Тише, Рикки, мама спит. -Хорошо, - он зашептал ещё тише. – Ну так как ты на это смотришь? Вылезай из клетки, поедим вместе! Давай же! -Ну ладно, - вздохнула я и начала медленно расправлять затёкшие лапы. Рикки был терпелив, и всё болтал, какие у него черви в этот раз жирные и вкусные – таких он в жизни не едал! Разговор немного отвлёк меня от тяжких мыслей о матери, завтрашнем интервью и боли в шее. -Слушай, а почему так светло? – удивилась я, вдруг сообразив, что не приходится в темноте отыскивать тропинку на ощупь. -Луна…- протянул Рикки и задрал шею кверху. Я последовала его примеру – и тут же взвыла от боли! Рикки засмеялся так громко, что я не могла удержаться – и начала вторить ему. Смех наш разносился по всему вольеру и, наверное, разбудил многих – даже мою мать – но мне было так хорошо, потому что не смеялась я уже давно. Мой смех звенел, как его имя…Рикки…Перескакивал с одного железного прута ограды на другой…Рикки…Прямо там вверху, по остриям, прыг-скок…Рикки -Марианна! Поползли скорее, я, кажется, кое-что придумал! Мы поползли на перегонки, играючи, не помещаясь на узкой тропке – и задевали друг друга лапами, нежно, как будто здороваясь за руку. Одна лапа. Здравствуй, я Рикки. Вторая лапа. А я Марианна! -Я ещё с утра заметил, что у тебя шея болит… -Да, что-то потянула во сне…Скоро пройдёт! – давно не замечала в себе такого оптимизма… -Смотри! – сказал он, задыхаясь. Мы приползли к его клетке и корыту для питья. -Смотри в воду! Я осторожно вытянула шею и заглянула в корыто. -Рикки… Там была луна – такая же, как наверху, только немного дрожащая от моего дыхания. И теперь я могла смотреть на неё сколько угодно, не беспокоясь о шее. -Я не вылезу отсюда до утра! – шутливо пригрозила я и снова засмеялась.
О, это была самая лучшая ночь в моей жизни! Рикки такой забавный, я никогда столько не смеялась. Мне так нравится произносить его имя…Рикки, Рикки, Рикки…А как он произносит моё! Нараспев: МА-рИ-Ан-нА. Ударяя каждую гласную - и она повисает бубенчиком в воздухе. Рикки…Бубенчики стукаются друг о друга… Мне нужно ползти – совсем скоро утро, и мать потребует принести ей свежих листьев и воды. Рикки… Он всё замечает – и ему ничего не надо объяснять. И шею мою больную, и отношения с матерью, и сегодняшнюю ссору с контролёршей…Рассказала ему про интервью – и он вызвался достать рекомендации. Сказал, подошлёт свою соседку по клетке, она представится Марианной, а старая черепаха с вставным зубом всё равно не помнит, как кого зовут. Сначала мне это показалось несколько неправильным – но, в конце концов, я же заслуживаю этих рекомендаций! Рикки, ты такой молодец!.. Надо торопиться. Шея вроде почти не болит. Быстрее надо ползти, быстрее…Вон уже человек вышел чистить вольер. Давай, ещё чуть-чуть – и ты дома… Ой. Ой-ой-ой…Ой, как больно. Что это здесь такое, вчера вроде не было дождя? Ой, как же мне встать…Лапы только беспомощно барахтаются в воздухе…Как же я могла приземлиться на панцирь? Как я так могла перевернуться? На чём это таком поскользнулась? Помогите! Нет, нельзя кричать – спросят, откуда бегу в такую рань. Мама узнает про Рикки – и будет ещё хуже. Что же делать-то? Лапы, лапы, почему вы такие маленькие и никчёмные? Только не напрягай шею, только не напрягай…ААА! Боже, как же больно! Как же мне встать? Ох…Ну я попала… Человек! Человек, иди сюда! Да, правильно, молодец! Сюда! Да не туда - там просто куча какашек! Сюда, я тут валяюсь! Помоги мне! О, увидел? Иди-иди сюда. Так. Давай. Поднимай меня. О, хорошо. Спасибо тебе, человек, всё-таки ты не совсем злой. Дальше я сама доберусь. Хочешь донести меня до клетки? Так даже лучше. Может быть, мать ещё не проснулась. Спасибо тебе, человек. Ты…почти всё понимаешь.
В голове у меня звенело. Я медленно ползла по траве, не соображая куда. Отрывки этого интервью сложились у меня в голове в какую-то ужасную кучу листьев, от которых несло плесенью. Я не могла заставить себя приподнять хоть один листочек – но голоса других черепах вокруг шевелили их, словно предательский ветер. «Ты должна убить её!» «Я от Нины». «Здесь каждое место на счету, понимаешь?» «Я узнала, что вам нужна носильщица…» «Твоя мать стара и никуда не годна». «У меня есть рекомендации…» «А что это у тебя на спине?» «Я пришла по поводу работы…» «Мы хотим свежих молоденьких самок! Самок!» «Я…я упала сегодня утром…» «Твою мать держат в живых, потому что Человек здесь не убивает животных». «А где здесь клетка Главаря?» «Ты должна позаботиться об этом, понимаешь?» «Здравствуйте, господин Главарь». «Иначе ты нам не нужна». «Я…я не понимаю…» «Убей её! Отрави!» «Я очень хорошо умею приносить листья…» «Скажешь кому-нибудь, и кто знает, что окажется в твоих листьях…»
Пришла в себя в куче отходов. Боль вырывалась из меня, как вода из шланга. Хотелось взреветь, как слон. Долго и протяжно. Только вот нам, черепахам, не дано так кричать. Мы можем только кряхтеть, словно в вечном напоминании о нашем будущем. Подумать только – мать хотела помочь мне найти работу, а нашла собственную смерть…И я сижу тут в куче отбросов, словно ищу, чем её отравить. Нет, я этого не сделаю. Нет, нет. Как бы мне ни хотелось иногда, чтобы её не было, чтобы не висела над моим панцирем и не учила, как жить… Я НЕ МОГУ! Ярость. Никогда в себе этого не чувствовала. Думала, черепахам не дано. Но как же хочется разорваться на маленькие кусочки и сгнить прямо в этой куче! Пусть меня никто не найдёт, пусть никто не узнает, какой выбор действительно делает тебя взрослой… Места старых и больных занимают молодые и красивые. Чтобы стать полноправной черепахой, нужно убить собственного родителя. С ней ты никогда не станешь свободной, она всегда будет говорить тебе, что делать… Нет! Я и работы этой не хочу!.. Но посмотри, как тебя привлекает эта идея… Ты не думала об этом, верно? Но посмотри, как всё просто и логично. Это закон природы, тебе просто нужно его исполнить. Но она моя мать! -Я тебя породил. -А я тебя убью!
Почему, почему всё так сложно?.. И почему я продолжаю думать об этом, словно действительно планирую?.. Размозжить бы этот панцирь о железные прутья! Треснуть со всей силы! Если бы только мои лапы были настолько сильные…Но единственное, что я могу, это ползать. Вся вина в нём, в панцире! Не был бы он такой красивый, мать бы никогда не строила планов, и я бы могла остаться у Рикки в клетке… Не был бы он такой тяжёлый и безысходный, я бы могла убежать отсюда. На луну или ещё куда. С Рикки. Или без. Я просто хочу быть свободной! Я просто хочу, чтобы мне не пришлось делать этот ужасный выбор… Чёртов панцирь!!!
-Мама, мама, смотри, черепашка-ниндзя! -Что? Ах да, сынок, это черепашки. -Да нет же, одна из них сейчас подпрыгнула, ударилась панцирем о железный прут – и он отлетел! -Прут железный, он не может отлететь. К тому же, что ты придумываешь, сынок, черепахи не могут прыгать. Тебе показалось. Смотри, как они медленно ползают… -Да не прут! Панцирь отлетел! Честно, мама, я правду говорю! -Ну-ну, сынок! Наверно, просто солнце ослепило тебя ненадолго… -Но я видел! -Это как сон, понимаешь? Сны ведь ты тоже видишь. -Но это был не сон! Пойдём поближе, сама увидишь! Вон эта черепаха, на куче мусора. -Ну смотри, обычная черепаха, и панцирь на месте. Прячется только. Наверно, людей боится. -Ма-ам, ну она правда подпрыгнула! -Правда-правда? Ну пойдём к макакам, расскажешь по дороге, как она это сделала. -Не смейся, это правда!
Трава здесь длиннее и мягче… В ней можно лежать и смотреть на звёзды, и её мерное покачивание будет убаюкивать тебя; можно перепрыгивать через пучки, чтобы они ласково щекотали животик; можно лечь и грести лапами, как в воде; можно бегать наперегонки сама с собой от одного конца поляны до другого – а потом упасть в неё носом, запыхавшись, и вдыхать терпкий запах земли; и снова перевернуться на спину и смотреть, как звёзды медленно кружатся по тёмно-синему небу, и лениво жевать одуванчик… Панцирь я спрятала в куче мусора, чтобы никто не нашёл и ничего не заподозрил. Надо только вернуться до рассвета, пока не пришёл человек с метлой и граблями. Мир такой большой… Раньше, когда я смотрела на звёзды – да хоть в ту ночь с Рикки – я не думала, что они тоже являются частью этого мира. То есть, частью моего мира. Они существовали где-то там, откуда приходит человек. А между мной и ним – железные прутья. Теперь мне кажется, что если я прыгну достаточно высоко, они защекочут мне спину, как трава – живот. Я теперь быстрее всех черепах, и никто мне не страшен. Я могу покинуть клетку и убежать куда угодно! Кто знает, сколько таких зелёных лужаек, полных сочной травы, ждёт меня за поворотом? Страшно, конечно, страшно… Сердце прилипло к спине и глухо стучит о землю. Голова кружится, но всё мне так ясно, как эти яркие узоры звёзд на чёрном небе. Я теперь могу всё. Панциря на мне больше нет.
-Сердечно поздравляю тебя, Рикки, с женой и продвижением по службе! – прокряхтела старая черепаха, едва удерживаясь на своих измождённых болезнью и долгой жизнью ногах. Рикки пришлось низко склонить шею, чтобы услышать, что она там бормочет. Конечно, болтовня старухи не особо занимала его в этот день, но то была не просто старуха – с ней нужно было держать ухо востро и казаться особо учтивым. Именно сейчас, именно эта серая от времени черепаха могла испортить всё его будущее. -Послушайте, мне очень жаль, что такое случилось с Марианной…Она…Она была настоящей красавицей, ваша дочь. Рикки немного нетерпеливо повёл панцирем, оглядываясь на гостей и свою молодую избранницу. Какая же досада, что приходится стоять здесь!.. Но за всё в жизни надо платить, и он был готов к этому. -Рикки, ты всегда был гораздо благоразумней моей непутёвой дочери, и я надеялась, что она окажется на месте твоей… «Да, неплохо было бы… Но с другой стороны, всё и так славно сложилось, мне не на что жаловаться». -Да, она была очень красивой молодой черепахой… Но и его жена ничем не хуже. Панцирь не такой яркий – ну так что ж, не в панцире счастье. -Послушай, Рикки, я хочу, чтобы ты знал… -Да-да, я всё понимаю, мне очень жаль, что так получилось… Я… У меня не было никакого намерения… -Я понимаю, мальчик мой. Я хочу, чтобы ты знал, я ни в чём тебя не виню, - тут старуха зашлась кашлем, и Рикки пришлось долго оглядываться по сторонам, прежде чем она снова была в состоянии продолжать разговор. -Ты теперь высоко поднялся – доставляешь листья к клетке самого Главаря, а твоя жена прислуживает ему. Даже это упоминание вызвало у Рикки гордость за себя, и он ещё раз, приосанившись, окинул взглядом устроенное им празднество. Везде лежали кучи отменных сочных листьев и овощей, гости собрались вокруг них и взахлёб обсуждали радостное событие. Каждый считал своим долгом подползти к невесте, осмотреть её панцирь со всех сторон и вынести решительное одобрение. -Я хочу сказать тебя, что ты правильно сделал, воспользовавшись ситуацией. Я ни в чём тебя не виню. То, что вы использовали имя Марианны, доставая рекомендации… Это… Это очень умно с твоей стороны, и я уважаю тебя за это… Моя дочь всё равно никогда не смогла бы работать там… Она бы всю жизнь протаскала листья и только бы сама из-за этого сильно расстроилась…Знаешь, не все люди способны схватить удачу за хвост. Ты как раз из тех, кто не упустит момент. Хотела бы я, чтобы и моя Марианночка была такой!.. -У вас была прекрасная дочь, мы с ней были хорошими друзьями. -Да-да, я знаю! Эх, - старуху снова затрясло, - и как такое могло случиться! Она не держалась больше на ногах и прислонилась к Рикки за поддержкой. Из её сморщенных глаз прямо на панцирь недовольному жениху капали горькие слёзы. -Это должна была быть я!.. -Не говорите так, на всё воля Божьей Черепахи! Значит, так было написано у неё на панцире, только мы не видели… -Да, во всём этом какой-то злой рок, непонятный нашему черепашьему пониманию… Ведь невозможно это, чтобы панцирь был, а черепахи не было… Черепаха не живёт без панциря! Даже представить себе нельзя… Это ведь уже не черепаха, это… слон какой-то! Рикки посмотрел на вольер со слонами и про себя подумал, что хоть в словах старухи мало логики, кое-что они да значат. Марианна, конечно, была не совсем обычной черепахой, он всегда это чувствовал. -Знаешь, Рикки, Марианночка была такой мечтательницей! Частенько, бывало, я проснусь ночью, открою глаза – а она сидит на краю клетки и на луну смотрит. Голову так задерёт – аж страшно, как у неё все позвонки не переломятся! Смотрит, смотрит… За матерью так никогда не смотрела! А начну её отчитывать – так такого от неё наслушаешься! Не поймёшь, откуда она всё это берёт!.. Брала… Эх, нет больше моей Марианночки! И кому теперь за мной ходить да ухаживать?! Старуха зашлась в истерике, но прежде чем у Рикки окончательно испортилось настроение, на помощь подоспела старая Глаша. -Слышали новость, Марианнин панцирь человек под стекло повесил, в музей! Составил целую экспозицию, карточку написал с историей – так мол и так, панцирь нашёлся в куче мусора, а черепахи под ним не оказалось – и народ валит теперь на этот панцирь смотреть и деньги бешеные платит! Мне ящерица доложила, она в соседней экспозиции участвует, так вот! Старая черепаха перестала трястись, видимо, осознав свою сопричастность истории, и Рикки с радостью скинул её со своего панциря – впрочем, не настолько грубо, чтобы она заметила. Приосанившись, он вальяжно пополз к жене. В конце концов, он заслужил.
В диалогах ставится тире в начале. Стало быть, пробел после тоже нужен. Рикки появляется слишком внезапно, в словах автора никак не раскрывается, и создается ощущение, что это голос в голове Марианны. Как-нибудь обозначьте его появление. -Я договорилась об интервью на работу в клетке Главаря. - интервью?..)) Быть может, собеседование? Или что там может быть у черепах... Я не могла заснуть, поэтому сидела и смотрела - сидящая черепаха? Оо. Да не туда - там просто куча какашек! - После многоточий тоже нужны пробелы.
Хорошо. Даже очень. Как минимум потому, что мне было жаль бежняжку Марианну, а уметь вызывать сострадание читателя - уже большой плюс. Легкий, простой язык, очень интересная история, читается с удовольствием и за раз. Молодец. Удачи.
P.S. Если желаете, напишите мне в личку, я почитаю другие Ваши произведения.
0
