День первый стал днем последним. Кроваво-красный рассвет. Мрачный закат. Длинные черные тени днем и густой мрак ночи. Я один. Рождаясь, умираешь и умирая, рождаешься вновь. Не в этом мире, но в другом, быть может, лучшем. Одна секунда описывает цикл из спирали непрекращающегося бытия, и эта секунда — метафора замысла, от эманаций которого ничто не зависит с тех пор, как замысел обрел форму. Таинственные законы мироздания потому и таинственны: их нет, и вся тайна заключается в имени человека, который откроет их, а значит, изобретет. Миллиарды прожитых лет не прибавили мудрости, но отняли свободу. Пространство и время искривились, стали плотными и сжимались, пока не стали кандалами, прочно охватившими руки всех живущих. Не круг, но спираль — график функции бытия. Уникальный или обыденный, любой человек рисует его с того места, что предопределено ему изначально. Его задача лишь в одном: погромче крикнуть при рождении, настолько громко, чтобы никто не услышал воплей его матери, и настолько тихо простонать перед смертью, чтобы стон этот закрутился в водовороте других смертей и был забыт навечно. Между двумя звуками — пустота, заполненная надеждами и иллюзиями, из которых лишь некоторым суждено сбыться, но никакой из них не суждено принести настоящего счастья. Я стар, мне восемьдесят лет. Может, больше, может, меньше — это не так уже важно, когда лежишь один в холодной квартире на давно не приводившейся в порядок постели, равнодушно смотришь в потолок: временами прохладно-белый, временами озаренный обжигающим огнем агонии; вспоминаешь жизнь и не находишь момента, ради которого стоило бы продолжить. Твой спутник жизни мертв, вне зависимости от того, отправился ли он в последний путь или же сидит в соседней комнате, разлагаясь от прожитых лет. Твои дети неведомо где, имитируют существование, то есть живут. Их заботы определены давно разработанной нормой, где даже отклонение — норма, призванная оправдать однообразный порядок, продемонстрировать, что жизнь более интересная штука, чем она является на самом деле. Они несутся по спирали, не помня, что есть другие ее ветви, то ли пройденные, то ли еще неизведанные, но от этого родственные. В попытках что-то обрести они либо гнутся и ломаются, либо гордо идут вперед, но ни те, ни другие уже не способны чего-либо изменить, потому что прописаны НОРМА и КОНТРОЛЬ, тем более беспощадные, что входят в тело любого ныне, в прошлом и в будущем живущего. Каждый человек — НОРМА для себя и КОНТРОЛЬ другого. Мои дети столкнулись лбами с моими же детьми и стоят неподвижно, рассуждая, что находятся в действии, и длится стояние миллиарды лет. Так ли важно, что поднял древний троглодит с земли — палку или камень? Не важнее ли, что когда он опустился к земле и протянул конечность, превратившуюся в руку, он навеки потерял свободу, а потом бродил по земле, пока одни звезды на небе сменяли другие и вспоминал об утрате, а когда пробил час, вдруг вспомнил, то есть подумал, что вспомнил, но не смог объяснить и создал одно понятие вместо другого, надеясь, что восстановил древнюю истину, на самом деле определив глубочайшее заблуждение, которому было предначертано стать НОРМОЙ под именем отклонения в тот древний, потерянный для истории и пространства час. Мой последний вздох, уносимый потоками времени в иную материю — история человечества с тех пор, когда не было еще человечества, а конечный ее срок — мир без человечества. Человечество движется вперед, а быть может возвращается назад и все по спирали. С рождением одного человека рождается новое человечество, со смертью другого в небытие отправляется старое, ибо нет ни одной точки на спирали строго соответствующей другой, а параллелизм — жалкая иллюзия, подсмотренная у двух кривых берегов быстрой реки: они кривые, но кривизна приведет к пересечению лишь за пределами нашего взгляда и вне нашего сознания. Когда я раньше метался меж двумя равными альтернативами, неизменно примыкал к произвольной, ибо разницы нет, разница отрицается всеобъемлющей НОРМОЙ. Когда альтернативы были разнозначными не существовала КОНТРОЛЯ, не существовало человека. Родился человек, родилось человечество, родился КОНТРОЛЬ. Можно ли говорить о свободе, когда даже непослушание прописано КОНТРОЛЕМ? Отрицание пространства, отрицание времени предопределено и заложено древними днями, когда впервые было придумано слово, и родился язык. Назвав звезду звездой, троглодит отрекся от разума, отдал себя во власть НОРМЫ, тогда только открывавшей глаза и делавшей первый вдох, но уже всесильной в силу своего происхождения. Можно отречься от слова и изобрести новое, но и это НОРМА, потому что язык — НОРМА. Можно провести в молчании всю жизнь, но мозг будет атакован мыслью; мысль тоже НОРМА, более того, мысль — КОНТРОЛЬ. Можно изгнать мысли, изгнать мысль, но это будет смерть. Вздыхай, как можно тише, стенай как можно тише, ибо громким воплем ты опрокинешь НОРМУ, разрушишь её существование, откроешь тайну, погребенную ею, исчезнешь из мира навсегда, уйдешь из-под власти НОРМЫ и отправишь в небытие КОНТРОЛЬ. С каждой каплей крови, вытекшей на грязную постель, покрытую испражнениями жизни, становятся слабее НОРМА и КОНТРОЛЬ. Они не правят больше сущим, ты вне его. Темная стена перед глазами — такая ли она темная? Неизвестность за нею — насколько она не известна? Что за ней — за ней тайна! Тайна свободы, тайна всевластия твоего, тайна твоего царства, в котором правишь ты один, ты — единственный там, ты сам себе король и слуга, сегодня правишь, завтра подчиняешься, но сегодня не отделено от завтра, времени нет, в пространстве кротовая нора, соединяющая ветви спирали и проникнуть по ней можно единый раз и в единый конец. И вот маленький ребенок кричит на руках истерзанной матери, потому что та темная стена ограничивала твое царство и была лишь кожей чужого живота. Мать кричит — древняя тайна сокрыта в ней. В ней навсегда она останется древней и современной одновременно. Вот чем оказалась кротовая нора, а ветвь спирали — сопряжение миллиардов жизней и правят ими НОРМА и КОНТРОЛЬ.
Сложный текст. Я бы не сказал, что сложный язык здесь усугубляет сложную тему, взятую для рассмотрения в данном эссе. Нет. Текст сложный для этого ресурса, скорее. Вообще, сложности, обычно, заставляют людей искать простые выходы.Иногда слишком простые. Тема не нова, но меня интересует не это, я не хочу это разбирать, ибо мысль, запущенная автором, это луч света, который проходит через призму нашего опыта и восприятия и преломляется так, чтобы мы увидели хотя бы один цвет спектра. Кто-то видит больше, кто-то меньше, кто-то ничего...потому писать о том, о чем я думал и к чему в итоге пришел, мне неинтересно. Мне радостно оттого, что автор, а этого автора я уважаю, берется за такие темы, рассматривает их, они ему интересны, они вызывают в нем желание размышлять, рассматривать под микроскопом. В тексте видна уверенность и твердая рука, нельзя сказать - автор не знает смысла использованных слов, не знает, о чем говорит. Знает. Стиль автора тоже узнаваем. Мне кажется сейчас у автора проблема в том, что его вещи либо слишком сложные, либо слишком простые. Нет золотой середины. Но она найдется. по моему мнению.
Депрессия - тяжелая штука) А ведь фишка в том, что, пока ты в рамках уголовного кодекса, тебе никто ничего не запрещает. Никто не требует от тебя следовать нормам, никто тебя не контролирует. Уединись, уйди в лес, живи свободный, ходи голый - но почему ж не хочешь? Никто тебя не держит, на самом деле. Может, не так уж она и нужна тебе на самом деле, это свобода? Уверена, на самом деле у любого человека есть шанс пересмотреть свою жизнь, понять, что ему не нравится в ней, и начать все с нуля.Впрочем, это спор ни о чем. По ходу произведения: как ни банально, многабукаф. Подобное оценят только в философии. и только при условии, что вы доктор наук и написали учебник. Чего-то не хватает. Чего-то, что зацепило бы меня, и заставило прочесть текст до конца. Живого примера, интриги, провокации - неважно.