Генерал ГРК Ларри Трумен стоял у кладбищенской ограды, держа в опущенной руке мощный бинокль. Промозглый ветер рвал полы его плаща, забираясь под одежду, но он не обращал на него внимания.

 

У него над головой шумели деревья. В затянутом изорванными тёмно-серыми облаками небе кружились чёрные вороны и из поднебесья периодически доносились их крики. Атмосфера вокруг была мрачная, под стать настроению. Хотя кладбище есть кладбище. Тут как бы совсем не до веселья.

 

Генерал поднёс к глазам бинокль, подрегулировал резкость и отыскал окулярами ползущий через голое поле заляпанный грязью тёмно-синий микроавтобус, который тяжело переваливался на ухабах.

 

Справа от дороги, по которой он двигался, виднелись, похожие на неровные порченые зубы, покосившиеся могильные плиты из цемента пополам с мраморной крошкой. У самой дороги захоронения были посвежее. И хоть они ещё не успели зарасти сорной травой, но уже приобрели покинутый вид.

 

Фургон остановился в пяти метрах от заранее выкопанной прямоугольной ямы и водитель, заглушив двигатель, выпрыгнул в жирную и густую, как сдобренная маслом манная каша, перемешанную с подтаявшим снегом грязь. Следом за ним из кабины вылез его напарник – молодой парнишка лет двадцати. Вместе они подошли к боковой дверце и водитель с глухим лязгом её открыл.

 

В холодном как ячейка морговского холодильника кузове в небрежно брошенной позе лежала мёртвая брюнетка в чёрной кожаной куртке и такого же цвета джинсах. Её одежда и бледное лицо были изрядно испачканы уже подсохшей грязью и кровью. Из кузова ощутимо тянуло дезинфекцией.

 

- А поближе подъехать никак нельзя было? – Недовольно поинтересовался молодой парнишка. – Тащить её ещё блин.

 

- Да, тащить. – С насмешкой подтвердил водитель и назидательным тоном принялся пояснять: – Во-первых, это – наша с тобой работа, а во-вторых, если я подъеду ближе, то тащить мы уже станем эту колымагу. А мы её хрен с тобой вытянем из этой грязюки, если она в ней увязнет. А поэтому дружище…

 

- Да ладно, ясно мне всё, ясно… - Неприятно поморщившись, проворчал напарник, поняв, что опять ненароком нарвался на нравоучения старшего по званию и ни в какую не желая их выслушивать. – Нельзя, так нельзя!

 

- А поэтому дружище… - С нажимом повторил водитель, который привык начатую фразу всегда договаривать до конца. – Цепляй эту шалаву либо за ноги, либо под мыхи и – понесли. А то ещё из-за тебя обед пропустим.

 

Вопреки собственным словам не оставив напарнику выбора, он взял брюнетку за воротник куртки и, рывком подтащив к себе, перехватил её под руки и начал вытягивать из кузова. Молодой подойдя ближе, подхватил покойницу за ноги, и они вдвоём, то и дело оскальзываясь в вязкой грязи, осторожно понесли её к яме. Куртка брюнетки спереди была разрезана чем-то острым и густо заляпана кровью.

 

- Видать пузо ей знатно вспороли. – Заметил парнишка, от внимания которого это обстоятельство не ускользнуло. – Прямо как рыбе, чёрт!

 

- Это точно! – Поддакнул водитель. – Я слышал – у неё кишки даже вывалились. Обратно запихнули и заштопали наскоряк… Вот так-то!

 

Остановившись на краю ямы, они встретились взглядами и, обменявшись кивками, сбросили убитую на дно могилы, не заботясь о том – в каком положении она окажется и какую позу при этом примет. После чего брезгливо вытирая руки о рабочую одежду, пошли обратно к фургону за лопатами.

 

Генерал ГРК Ларри Трумен по-прежнему наблюдал за этой пренебрежительной траурной церемонией в бинокль. Он уже порядком озяб на ветру, но не уходил, хотя в управлении его ждала масса куда более важных дел, чем эти похороны, больше похожие на захоронение кучки ненужного мусора. Он подозревал, что за ним, скорее всего, тоже наблюдают, и дело тут могло быть и в личном в шофере, который, присев боком за руль, щепкой счищал с ботинок налипшую грязь. Сбрасывать его со счетов тоже было нельзя.

 

Когда яма наконец-то была засыпана, водитель труповозки, не утруждая себя выравниванием шоколадно-коричневого холмика, подобрал с земли деревянный колышек с приделанной к нему табличкой с номером и воткнул его заострённым концом в изголовье могилы. После чего несколько раз ударил лопатой ему по верхушке.

 

- Покойтесь с миром, мисс Олисен. – Опустив бинокль, в полголоса проговорил генерал. – Прощайте. И простите за всё…

 

Произнесено это было хоть и негромко, но с таким расчётом, чтобы его шофёр, продолжающий сидеть боком за рулём, свесив ноги наружу, услышал каждое его слово. Поэтому Ларри Трумен учёл всё, даже направление и скорость ветра. Увы, но в делах такого рода никакие подписки о неразглашении и никакие, даже самые тщательные проверки ничего не решают. Сколько ни проверяй человека, сколько ни делай из него верного служаку, он всё равно останется человеком. А людям свойственно предавать. Не всем, но всё же…

 

Повернувшись к кладбищенской ограде спиной, генерал плотнее запахнул плащ и направился к стоящей невдалеке служебной машине. Шофёр увидев, что начальник возвращается, развернулся и, сев прямо, завёл двигатель. Он, как и предполагалось, услышал каждое произнесённое генералом слово и поэтому, когда тот уселся на заднее сидение, обернулся через плечо и сочувственно поинтересовался:

 

- Кого хоронили-то, товарищ генерал?

 

Ларри Трумен немного помедлил с ответом, взвешивая все «за» и «против», а потом медленно, будто через силу, негромко сказал:

 

- Каролину Би'Джей Олисен. Пантеру.