В ущелье
Когда-то
давно, когда мир был всего лишь пустотой и хаосом, тьма породила выродков. Мы
зовем их скъёры. Сие значит «от черного солнца», на языке паскудском. Само
упоминания этого языка не заслуживает даже марание листа и траты чернил.
Мерзопакостны и отвратны они внутренне, как бъёрги — существа от грязи и
смрада, но внешне как мы — люди.
Из записей мольца Х.Р.Д. , год 67
Вскрывать
секретки даже для мастера занятие сложное и кропотливое — повернуть рычажок,
давить пружинный держатель, пока не щелкнет, и подогнать отмычку под зубчики.
Если ошибешься или дрогнет рука, сработает скрытая ловушка, а после прибежит
стража убрать завалы и труп, или скрутить взломщика, если
жив, конечно. В таком случае, лучше бы сразу убило. Ведь, не трудно
догадаться, взломщика не передадут
градоправителю, лично устроят самосуд, как урок на будущее — не лазь, куда не
звали. Скар и рад был не лезть, но вылазка стала необходимостью. Каждую неделю он ехал сюда,
чтобы пополнить запасы воды, и если не
продать её, то хотя бы пережить день-другой, пока дремлет удача...
Удача дремала крепко и уже давно. Все
началось с Великого гонения скъёров. Потом были травля и страх, да бег в никуда
и ото всех. Большую часть жизни — четырнадцать
лет, Скар просуществовал в закрытой от людей общине. Покидал ее быстро и молча, можно сказать, снова бежал.
Его встретил мир, заселенный
чужаками — маршайцами, что приплыли из Ниоткуда. Приплыли и привезли веру в единого бога — Творца Жизни и
машины. По небу они парили на махолетах, а по песку ездили на маршбах, похожих на лодочки с парусами.
Но Скар и раньше слышал
лжеучения, а махолеты… Что такое махолет
по сравнению с крыланом? Всего лишь безмозглая коробка с крыльями –
куда дует ветер, туда и летит. И что вдохновляющего дают успехи и открытия врачевателей, по сравнению с одним солнечным
камнем? Он затягивает ужасные раны, лечит болезни, наполняет ослабевшее тело силой и жизнью. А
маршайцы научились обеззараживать инструменты, выправлять кости и могут по ладони человека назвать все его
недуги… А еще у них есть культура! Ха!
Так что чудеса техники вызвали у Скара лишь
раздражение своей громоздкостью и
бесполезностью, как и города маршайцев. Они не строили маленьких поселений, в
их общинах с легкостью помещалось более десяти тысяч человек…
Скар старался избегать их, если
было возможно. Он понимал, чем больше город, тем озлобленнее и жестче люди. Как
крысы, которых на празднике, потехи ради, загнали в тесные бочки. Зрелище,
конечно, не для слабонервных — серый, бурлящий ковер из жизни, постепенно
набухающий кровью. В такие бочки нередко
подбрасывали крысиного детеныша.
В городах, Скар понимал, каково это
— оказаться крысенышем среди голодных и свирепых крыс.
А на второй год от избрания
Солнцеликого он
угодил в настоящую бочку. Скара заинтересовали беговые игрища. Сначала он просто наблюдал,
как люди приходили нищими, и становились мертвыми или рабами, конечно, бывали и
исключения, редко, но бывали… В конце
концов Скар решился. И естественно, проиграл, проиграл себя в рабство.
Скар
пытался сбежать, но уже вечером его привели в небольшую поселение,
недалеко от Белого города. Хозяин тамошней крепости — двухголовый из древнего культа
Триединому, как, оказалось, давно
запросил материал для опытов. Шерган, так его звали, несмотря на молодость был
седым, и одет в темный плащ, обшитый белыми перьями, его руки и лицо покрывали
рисунки.
За
то время что Скара крутили перед ним, будто кобылу на торгу, он только хмурился
и молчал. При этом острый подбородок, делался еще острее, выпирали скулы и резко
сдвигались подпаленные брови.
А
еще в его небольшой крепости было полно женщин. Даже распорядитель удивился
и спросил « Рабыни?».
Двухголовый
только усмехнулся, мол с чего ты это взял? Жирный распорядитель понял это
как-то по-своему, запыхтел, сально блеснул глазами, а щеки его зарумянились,
как булки в печке.
—
Хочешь, покажу, как бить, чтоб шкурку не попортить? — сказал он. — Позови одну.
Пусть рубашечку то подымет, и я…
Улыбка
двухголового была скупой, губы узкими, а ухмылка неприятной.
—
Шкурки в порядке, не беспокойся, – перья на одежде топорщились, как
взъерошенная ворона. – Убедиться не дам, извини. Но позвать, позову.
Он
сухо хлопнул в ладоши. Женщины не
послушались. Скрытые шелковыми завесами, он щебетали, как птички, то и дело
слышалось: «Скъёр!»
Скару,
как крысенышу, которому вот-вот отгрызут лапы,
было безразлично, что кричат люди за бочкой. Зато возмутился Шерган. Правда,
немного наигранно.
— Кажется, еще утром у меня было двенадцать
жен… А теперь, ни одной. Куда они подевались?
— Там скъёр!
Мы боимся! — наконец тоненько пискнула одна.
— Пусть его уведут! — подхватила другая.
— О, Творец, он посмотрел сюда! — померещилось
третьей.
— Шер, прикажи, увезти эту тварь, — судя по
фривольности, закричала самая значимая.
Шерган
быстро взглянул на распорядителя ртутными глазами, тот раздул щеки, хмыкнул:
—
Вот бабы! Не бабы, а имперэсы тако. Никуда
его не поведу. Пусть туто вот, на моих глазах будет. Этот малец лапами
загребает, как быстроходка. Я уже за ним побегал, больше не хочется, спасибо…
Да, и чего бояться то, а? Руки у него
связаны, а умел бы он че глазами делать, так я бы уже дохлый лежал. Вона как
зыркает, — и потянул за веревку, так что руки Скара, связанные за спиной,
поднялись вверх, как на дыбе. От боли на висках выступил пот, кровь прилилась к
щекам, и Скар неуклюже рухнул на одно колено, от рывка суставы затрещали, но
тут же подпрыгнул, извиваясь, пытаясь встать. Шерган пожирал взглядом его боль,
потом сделал шаг вперед, остановился, и по-крысиному скрипнул зубами.
— Ой, молодца! — восхитился распорядитель. —
Гляди, он даже не пискнул, как даккариха во время случки, когда этот ее сзади и
в хвост и в гребень... Гхм. Ты не пожалеешь.
Двухгловый
с какой-то маниакальной нервозностью потер
перстни на пальцах.
— Ты шибко-то не усердствуй, Головач. Зачем мне раб с
поломанными руками?
— А тебе-то какая разница-то скока рук у
него? Для опытов же?
Шерган
приподнял уголок губ, пытаясь
усмехнуться, но улыбка стала гримасой, он промолчал.
—
Давай, для надежности полноги ему рубану. Тако… Для надежности. Ну?
—
Не надо. Они ему понадобятся, — ответил Шерган.
Скар
взвыл коротко и хрипло, больше терпеть
не было сил. Тяжелый сапог обрушился на поясницу, распорядитель сгреб Скара за волосы.
— Почему твой Ашаат тебя не защищает, скъёр? — закричал распорядитель, а Скар почувствовал, как в глазах
закипели слезы. Он не знал ответа. — Видишь дяденьку… Знаешь кто это? Знаешь! Трясешься крысеныш. Поздоровайся с
ним. Ну!
Скар
всхлипнул, это было унизительно. В этот момент он думал только о своем кармане,
где лежала булавка, смазанная ядом Золотой Аши. Тех кто ползает в узких
туннелях, такая булавка спасает от мучительной смерти. Как только руки
развяжут, как только он сможет дотянуться…
—
Мы договорились о целом товаре, без дефектов. Ты пока не получил деньги…Можешь,
вообще не получить, — спокойно заметил Шерган.
—
Ты его еще маслами увлажни… А он тебе точно для опытов?
—
Ты действительно хочешь знать?
Распорядитель
ослабил веревку, и толкнул Скара в затылок.
—
Нет, что-то не хочется.
В
комнату осмелились войти женщины, запахло цветочными маслами и переливчато
зазвякали монисты в косах. В глазах зарябило от полупрозрачных тканей,
обнаженных рук, гибких тел, с оголенными животами, облака шелка не прятали и
длинных стройных ног, искрились драгоценности в волосах и одежде… Девушки, это
были совсем молоденькие девушки, опустили головы перед господином. Поочередно поцеловав руки Шергана, они упали
на колени, и застыли прекрасными статуэтками.
Скар
посмотрел на Шергана, и вдруг растерялся. Руки стали лишними, плечи узкими, а
сам сделался мелким и угловатым, словно, мальчишка. Шерган ждал его взгляд. Он
не боялся, он испытывал, гадал, сможет ли скъёр, сделать хоть что-то. Это
было лишним. Скар не умел ничего сверх
особенного, разве, что мог прочитать по
лицу многое… Шерган был безразличен ко всем в этой комнате. Но почему то
гладил пушистые головы любовниц и улыбался. Улыбался Скару.
Но
самое странное случилось позже — Скару
дали пять дней свободной жизни, и возможность выкупить себя за это время —
щедро со стороны Шергана, а с другой — потеха
для знати. Ведь чтобы не делал будущий раб, три тысячи золотых ему не
заработать, и даже сбежать не удастся. На запястье должников надевали зачарованные
браслеты. Серебристые змейки и сейчас врезались в кожу Скара. Беги, не беги, а двухголовый все равно
найдет. Но выход был… Правда Скар не знал что хуже, попасть в рабство, или это…
Некоторые, особенно отчаянные, отрубали себе руки по локти, но сбегали от двухголовых.
Руки Скару были нужны, но воображение рисовало темные клети подземелий, колющие,
режущие и рвущие инструменты, начищенные до ослепительного блеска. Ему
почему-то так и виделось — хмурый Шерган перед опытами, точно кухарь, моет и
протирает огромные ножи, а после спрашивает, заискивая: удобно ли вам лежится, господин?
Может, варенуху с рабыней? Скар сглотнул. Немного варенухи, пожалуй, и, правда,
не помешало бы.
Между
тем, отмычка беспрерывно звякала об порыжевший металл.
Щелчок — жив. Вперед до упора — жив. Вверх —
жив. Поворот — жив. Снова щелчок — и снова жив…
И так от сумерек до глубокой ночи, в
полумраке, где единственный источник света луна и налобный светильничик. Ровный круг золотил
камень, подсвечивал щель. Найти ее можно только на ощупь. Но Скару и этого оказалось достаточно, чтобы, однажды, понять — здесь есть дверь, а позже нащупать
тайное клеймо мастера, и секретку. Секретка его нисколько не смутила, ведь когда-то он делал, и ставил
такие. Кажется, в прошлой жизни…
Наконец-то,
глухо щелкнул последний замочек, как тетива лука, и Скар навалился на камень,
понимая, что снова совершил невозможное. Кто, даже из самых опытных взломщиков
может похвастаться усмиренной секреткой в ущелье Анаккиль? А Скар усмирял ее и
не раз, точно выкручивал усы спящему шипохвосту. Главное не разбудить, ведь если
проснется…
Да,
трудно думать о чем-то еще, когда пальцы сжимают отмычку.
Скар
взял ее в зубы, руки придавили заклёпки,
колено уткнулось в камень. Внутри загрохотало,
тихо зажужжали, раскручиваясь шестеренки, пробуждая к жизни большие валы. Скара не было здесь всего
пару недель, но судя по всему, механизм успел заржаветь — проход открылся, но петли
взвизгнули.
Сначала
Скар удивился, но в то же мгновение, как пружина взвился на ноги, спиной припечатался
к стене. Грудная клетка тоже пристыла к
камню. Скар не мог выдохнуть, пока отворачивал светильничик на затылок. Он
торопился, пальцы обожгло маслом, припекло кожу на шее. Ящерицы не различают цветов, но могут
прибежать люди, а если те и другие услышали скрип петель, то все пропало…
Если услышали...
Услышали.