Миротворческую миссию возглавляла импересса Ривена-Констанрина и ее муж главнокомандующий Рошер Нильсон.
        Многие махолеты все еще стояли на взлетной полосе пирса. Море гудело — водоходы запускали гигантские винты. Вода закипала под вращающимися лопастями клочьями белой пены, а ветер приносил запах гари, как только очередная железная туша отплывала от берега, выдувая из узких труб струйки черного дыма. Вытянутые тени дирижаблей медленно скользили по камню пирса,  тонкие, похожие на стрекоз тени махолетов шмыгали, как юркие птицы.
          Разговоры, смех, плач и крики, рев двигателей, хлопки крыльев, щелчки рычагов ни смолкали ни на мгновение.
          Множество людей собралось здесь, чтобы попрощаться.
      Гаррт Кроу и Елизабет Кроу молча смотрели в бесконечную синеву моря и неба. Волны облизывали скалистый берег. Камень уже темный от воды, крошился и рушился на глазах. Озноб пробрался под китель, одежда и волосы промокли от воды, но Гаррт едва ли замечал, как продрог в это утро — его ждало путешествие на Серый континент, который он возненавидел раньше, чем капитаны водоплавающих посудин и дирижаблей узнали о его существовании.
      Странное возбуждение охватывало Гаррта и никакого страха. Он был выбран, один из множества — парящий на службе у императрицы Лисель, тайный шпион и агент Её Высочества. В подтверждение выбора она своей рукой прицепила на его грудь медаль в виде золотых крыльев.
      Когда-то Гаррт лез вон из кожи, чтобы получить «золотые крылья». Он думал, что получи он их, — и мать, возможно, полюбит его, ведь он ничем не хуже других ее детей. Но он всегда оставался для нее лишь памятью о позоре и унижении — и когда сделал карьеру быстрее чем сестра и брат, и когда его имя приобрело немалый вес в обществе.
      — Лучше бы тебя убили аборигены! —  нередко кричал он матери в юности, уязвленный и отравленный горькой обидой. — Ты ужасная мать!
      А когда Гаррт Кроу вырос, обида выросла вместе с ним и стала мудрее —холодной и острой как нож. Каждым  взглядом и жестом он напоминал матери, те крики, но никогда больше он не оскорблял ее вслух.
       Сегодня от мысли, что возможно никогда не увидит ее, Гаррт вдруг почувствовал, как камень давивший на плечи, скатился со спины и стало легче дышать.
      Он больше никому ничего не будет доказывать. Во всяком случае, не будет доказывать матери, что достоин ее любви.
      Леди Кроу пришла его проводить, только потому что так было принято в хороших и правильных семьях. Ни брат, ни сестра не пришли — Гаррт не удивлялся. Они были ее копиями, всегда тонко чувствовали и любили то, что любила их мать. 
     Гаррт не смотрел на леди Кроу — ее отражение в воде давало ему полное представление о происходящем. Она больше заботилась о своей внешности: постоянно убирала темные волосы под шляпку и поправляла складки юбки, думала о чем угодно, только не о старшем сыне. И когда проходили знакомые, она расплывалась в виноватой улыбке:
      — Мария и Брэндон не смогли прийти, проводить моего старшего сына, к сожалению. Брэндон учится… Вы же понимаете, как нелегка жизнь студентов. Ох, он такой прилежный мальчик, в голове только учеба! У него неудовлетворительно только по этике. Но разве юноше нужна этика? А Мария вчера ездила к леди Бэльмонт. У них в гостях были славные офицеры. Она весь день танцевала и так утомилась бедняжка, я сказала, чтобы она осталась дома.
      Когда близился час расставания, и сослуживцы стали обнимать матерей, девушек, жен, сестер, братьев, друзей — Гаррт крепко сжимал руки за спиной и криво улыбался.
      — Это очень страшное место, — вдруг сказала леди Кроу.
      Гаррт спрятал руки в карманах, бросил взгляд под ноги. Она говорила это уже тысячу раз, но зачем повторять это тогда, когда нет обратной дороги?
      — Если бы я могла, хоть что-то поменять в своей жизни, я никогда бы не поехала с той экспедицией.
      «Тогда бы меня не было», — подумал Гаррт. Не было бы твоей главной ошибки. Но промолчал. Ему хотелось уйти и навсегда забыть все, что связывало его с этими людьми.
      — Гаррт, ты уверен, что тебе это нужно? — вдруг с отчаянием в голосе спросила она.
      Гаррт поднял удивленный взгляд.
      — Да, мисс Кроу.
      — Хорошо, — ее лицо просветлело.
      Она тоже чувствует облегчение. Он уедет, и никто не будет напоминать ей о тех днях кошмара, что она прожила в плену дикарей. Гаррт почувствовал, как губы кривит насмешка. Там где близкие лили слезы от потери своих сыновей и мужей, его семья испытывала облегчение. Должно быть он эгоистичен, ему хотелось, чтобы они страдали. Ему хотелось видеть слезы в глазах матери… Но они были сухи и равнодушны.
      Гаррт решил, что прощание закончилось. И чуть склонил голову, как того требует устав парящего при встрече с сослуживцем. Гаррт знал, что мать осведомлена об уставе парящих. А еще он знал, что леди Кроу захочет его обнять, ведь так принято в правильных семьях. Ее взгляд забегал по его лицу. Мать верно хотела что-то сказать и протянула руки к сыну, но Гаррт не стал искушать судьбу, вдруг это будет что-то приятное для него. Поздно быть объектом материнских чувств. Он резко повернулся, буквально ощутив, как мать внутренне ахнула. Леди Кроу смотрела, как чеканя шаг ее сын идет к своему махолету, что заберет его на несколько страшных лет, а может и навсегда — подбородок приподнят, выправка военного делала его старше двадцати шести лет. Черноволосый, смуглый, с горящими синевой глазами, на фоне бледнокожих сослуживцев он казался потусторонним духом, приплывшим в Железную империю из далеких земель.
      — До встречи, любимая! Я буду писать!
      — Прощай, мамочка!
      — Напиши мне, напиши, солнце! Напиши, как только прибудешь!
      Кричали голоса вокруг.
      Леди Кроу не смогла найти в себе хоть каплю мужества, чтобы окрикнуть сына, не смогла попросить этого чужого ей человека, даже чиркнуть пару строк, а Гаррт Кроу так ни разу и не оглянулся.