Вдох… Выдох. Вдох… Выдох. Если бы я был рыбой, то сейчас мои жабры раздувались бы нелепыми щеками, и рот округлялся на каждом вдохе.
     Водички бы попить...
     И если бы я был рыбой, то по моим жабрам сейчас переливалась бы вода, прохладная вода омывала бы горло изнутри…
     Боже, как хочется пить!
     Мне часто снятся рыбы. Сейчас эти сны мрачные и тягучие. Я отдаюсь течению и плыву в тёмной воде рядом с рыбами. С большими молчаливыми рыбами. И у рыб почему-то закрыты глаза. Они не спят, они плавно шевелят плавниками и хвостом, ловят течение и двигаются в потоке величаво и размеренно. В моих снах нет суеты и нет людей. Я хочу узнать, куда несёт нас эта река, но рыбы не замечают меня и не открывают глаз.

     В детстве мне тоже снились рыбы. Я уплывал от них во снах. Рыбы были совсем другие - большие, зубастые, с выпученными круглыми глазами. И плыли мы не в спокойной воде. Они гнались за мной по воздуху, в небе. Под нами был город, темный и далёкий. Я падал и одновременно спасался от огромной зубастой рыбы. Всепоглощающее чувство беспомощности. Эти сны совмещали в себе все детские ужасы: погоня монстра, падение и страх неизвестности… Мама говорила мне, что я расту. Я падаю во сне -  значит, я расту.
     Никогда не приуменьшайте значения детских слов. Если ребёнок говорит Вам о своих страхах, прислушайтесь и поверьте, что этот страх не шалость, не баловство, не блажь. Детский страх  - это чувство на уровне природных инстинктов, неподвластное разуму. Если Вам доверился ребёнок, помогите ему, предоставьте ему защиту, сделайте так, чтобы он поверил, что у него есть защитник, большой и смелый. Вы можете сколько угодно светить фонариком под кровать, доказывая, что там не могут поместиться монстры, или объяснять, что волки не приходят в город, разумные доводы и логичные объяснения не дадут ребёнку чувство защищенности. Просто будьте его смелым и сильным защитником. 
     В детстве я боялся рыб. Мой детский разум подсказал мне, что для того, чтобы избавиться от страха, нужно как следует изучить свой объект страха. Были прочитаны все детские энциклопедии, рассмотрены картинки и атласы со всеми пучеглазыми водяными тварями, был куплен аквариум с красивой рыбкой. Я поставил аквариум рядом со своей кроватью. В свете ночника я видел, как плавает моя рыба. Она постоянно была в движении, не закрывала глаз… Она просто напросто не имела век. Меня всегда удивлял этот факт. Рыба не может моргнуть, не может закрыть глаза. Я думал, что она всё-таки иногда спит, закрыв глаза, когда я не вижу, и старался подловить её за этим занятием. Но рыба всегда смотрела на меня своим круглым глазом, то левым, то правым.
Бояться рыб с возрастом я перестал. Появились другие страхи, низменные и мимолётные, а сны покинули меня на какой-то период времени. То было время, когда спал я мало. Так много надо было успеть между парами в университете, попойками с друзьями, подработкой… Я не успевал бояться неизвестности, я торопился жить и пробовать всё, что мне подкидывала жизнь. Я так стремился быть самодостаточным и преуспевающим, что путал цинизм с адекватностью, человечность со слабостью.
     Наверное, не стоило так растрачивать свой ресурс, нужно было больше смотреть внутрь себя, слушать себя, остановится и понять, куда несёт меня этот поток летящих дней. Я не держался за людей, за места и впечатления, просматривал и пробовал всё, что предлагала жизнь, и мчался дальше…
     Очень хочется пить… И очень не хочется вставать. Вот он, ещё один минус жизни в одиночестве. Сейчас крикнул бы: «Милая, дай стаканчик водички, пожалуйста!» Нет. Прошептал бы ей, лежащей рядом. Она бы нехотя потянулась, сморщила нос и встала с кровати. Натянув, валяющуюся на тумбочке футболку, босыми ногами прошлёпала на кухню, и вернулась со стаканом живительной воды. 
Но есть только я, тишина, белый потолок, серые стены, нехитрая обстановка холостяцкой квартиры и серый город за окном. Сейчас мои дни не похожи на тот стремительный забег, что был в юности. Каждое моё утро проходит одинаково, моя работа стабильна и комфортна для меня, вечера не преподносят сюрпризов. 
     Я так часто в последнее время предугадываю поступки людей, развитие ситуаций, что порой мне становится немного не по себе. Я пишу новой коллеге на работе, предлагаю встречу, и сразу же в моей голове прокручивается дальнейшее развитие событий. Я знаю, что она мне ответит, иногда даже дословно. Меня пугает это. Эта человеческая предсказуемость. Так много шаблонных фраз, предсказуемых поступков, типового поведения. Я читаю людей как программный код.
     А хочется быть просто с человеком. Завернуть её в плед, напоить чаем, смотреть слезливую мелодраму, слушать о том, как её подруга не может сдать билеты в Таиланд, и не играть роли, не вести стратегическую борьбу за отношения. 
     Новое сообщение: «Что ты делаешь сегодня вечером?»
     Я буду страдать, чёрт побери, в одиночестве в своей пустой квартире, затормаживая бесполезную мозговую деятельность алкоголем.
     «Не знаю пока. Планов нет. Дома, наверное…»
     «Я приеду. Мне нужно поговорить с адекватным человеком… Я так не могу больше! Достало! В 9. Ок?»
     Это мука продолжается уже много лет. Я ей друг, она мне друг, она замужем за моим другом, её муж мой друг, я бы хотел быть не просто другом, она… Хотела бы она? Это единственный человек, которого я не могу разгадать. Вот такой клубок дружбы. 
     Вечером она приходит.
     «Где муж-то?»
     «Уехал. Гастролировать.» Сказано это с нарочитым протяжным ударением на второе слово. 
     «Ты понимаешь, я же прекрасно всё вижу: эти прятки с телефоном, эту радостную морду, подсвеченную экраном. Подруга, млин! Прям, душа в душу попала!»
     Она яростно дёргает молнию рюкзака, та поддаётся, из недр появляется бутылка дешёвого рома. По-хозяйски она достаёт стаканы и бутылку колы из холодильника. Мне так нравится следить за её суетой на моей кухне…
     «А сама-то ты сейчас не дома сидишь, примерная?» Я беру из её рук бутылку и разливаю сам.
     «Это совсем другое! Я знаю тебя столько же, сколько и его! Да мы тысячу лет дружим. Я могу, не скрывая, сказать, где я и зачем. А он что? Прячется с телефоном по туалетам! Под подушкой с ним спит. Блин, ты или научись скрывать свои шалости на стороне или не берись…»
     Мы пьем, курим прямо на кухне, разговариваем об отношениях и окружающих нас людях. Время вязкое и плотное в этот вечер, и мне нравится, что оно не летит. Я могу прямо и открыто смотреть в её глаза. Они серые с вкраплением голубых и зелёных чёрточек, расходящихся от пульсирующего зрачка. Она говорит взволновано, ром сделал своё дело, разгорячив кровь и развязав клубок мыслей и нервов. Ей надо выговориться. Я знаю,  насколько она всегда сдержана.
     Около полуночи она уезжает. Я ещё какое-то время сижу на кухне и пытаюсь анализировать, что я чувствую рядом с ней. Могу ли я почувствовать подобное рядом с другой девушкой? Я могу быть с ней самим собой. Не просто могу, я так и делаю. Я не задумываюсь, говорю то, что хочу сказать. Не пытаюсь продумать дальнейшим алгоритм общения. Может быть, отпустить свои принципы и условности? Её муж мой друг. А друг ли? Кто такой друг? Тот, с которым ты готов быть искренним, кто поймёт тебя, поддержит, даже если ты не прав, скажет тебе прямо, когда ты не прав, не будет лукавить, осудит твои неверные действия, но придёт к тебе на помощь. С ним я не готов быть самим собой всегда, с ней готов. Но я не могу порушить свои принципы. Я не могу быть больше один… Я боюсь остаться один. Я готов побороться с самим собой.
     В эту ночь я снова вижу сон. Во сне снова рыба. Но всё не так, как было в последнее время, нет реки, нет спокойных величественных рыб, плывущих рядом со мной по течению. Во сне рыба гонится за мной как в детстве. Большая зубастая громадина несётся по небу над городом. Но во мне нет страха. Я не падаю беспомощным и маленьким существом в пучину тёмного города. Я лечу, ловлю потоки воздуха и вижу под собой такой знакомый город, свой город. Я знаю, где я могу спрятаться от рыбы. Мне не страшно…

     Просыпаюсь. Ещё темно, я спал всего пару часов. Я так привык молчать большую часть суток, делить свои мысли только с самим собой, а переживания этого вечера не отпускают меня, мне нужно всё это выплеснуть.
     Беру бумагу и ручку. Я так давно не писал ничего без бытовой и рабочей необходимости. А когда-то в юности я сочинял стихи. А кто их не сочинял хоть раз в жизни? Сейчас из меня рвались наружу слова. Ну, давай, ручка, попробуем, пиши…

Раздавленный город давлением масс
Небесных бесформенных агломераций
На дне океана вселенского спал,
Замученный шумом дневных аббераций
Палящего солнца
И фар
Машин, что снуют словно рыбы на нересте
В потоках асфальтовых каменных рек,
В своих бензобаках сжигая безжалостно
Природное топливо, что влил человек
Рукою, измазанной
П`отом
И кровью, ушедших в последнюю смену
Под самое чёрное и беспросветное дно…
И в этих пещерах подземных мерещатся
Им рыбы волшебные, что по течению
Несут плавниками покой для уставших, 
Измученных плаваньем в толще земной суеты,
Простившихся мысленно
С близкими,
Зная, что каждая смена быть может последней…
И пусть поцелуй на макушке ребенка 
Не смоет река полноводная жизни.
И в рыбьих глазах пронесутся 
Из памяти, прошлого
Все самые теплые воспоминания.
Но рыбы глаза закрывают… 

     Я вслух перечитывал написанное. Дважды, трижды, и ещё раз. Странно, ни слова о любви, ни слова о ней. Какой-то гимн безысходности. Нет, это не вдохновение и совсем не то, что поможет мне сейчас успокоиться. Я сложил лист со стихотворением в самолётик, открыл окно и пустил его в густую темноту за окном.
     Попробую уснуть. 
     В холодильнике ещё оставался ром, я налил в стакан всё, что оставалось в бутылке, и выпил не разбавляя. Холодная жидкость обожгла горло и разлилась внутри теплом.
     Я быстро уснул. 
     Толщь речной воды преломляла лучи света, падающие откуда-то сверху. Тёмная чешуя огромных рыб отливала в этих лучах фиолетовым и зелёным. Рыбы плыли медленно и величественно. Казалось, ничто не могло прервать их бесконечный путь по этой таинственной реке. Я постарался приблизиться к одной из них. Я прикладывал неимоверные усилия, чтобы пошевелить рукой и дотянутся до гладкой чешуи. Но тело не слушалось меня. Вдруг рыба, плывущая рядом со мной, открыла глаза. Её большие глаза были серые с вкраплением голубых и зелёных чёрточек, расходящихся от пульсирующего зрачка…