Короткое описание: Выкладываю, чебы не задразнили критиканом. Кто хочет, может потоптаться. Автор: Содомит
5 июля 1981 года. 2. 04 по Петербургскому времени. Северо-западное шоссе.
Гроза не отступала. Она пугала ночь желтоватыми вспышками, набиралась силы, раззадоривала сама себя, сгоняла бродячие облака в огромную мрачную тучу. Просеивала через нее теплую тяжелую влагу. Набивала меха свирепыми ветрами, чтобы, внезапно, без предупреждения, обрушить все это вниз на неподатливые человеческие судьбы. Теперь освобожденные ветра выли голосами штормовых гигантов, гоняя, выворачивая наизнанку сплошные слепящие струи дождя. Ливень извергался в такой чудовищной консистенции, что, казалось, мир погрузился на дно темного грозного океана, яростно играющего валами. Его рокочущая поверхность находилась высоко над трепещущими деревьями, над почерневшей автострадой, и казалась крышкой саркофага, которую навылет прошивали ядреные голубые разряды. Вспоминались впечатления далеких античных предков, которые видели за этим буйством стихий нечто сверхъестественное, причастное к спорам богов. Сергей Анатасенко, как выкованный жизнью атеист, в богов не верил, зато верил в мокрый асфальт, нулевую видимость и статистику ДТП, которая в этот момент прочно утвердилась в оперативном поле его памяти. Какой он видел ее на бумаге. У него была фотографическая память и он мысленно перебирал цифры за последний год. Анатасенко нервно облизнулся. Сунул правую руку в пропахшую таблицей Менделеева сумку, надеясь отыскать что-нибудь тонизирующее. Нашлась алюминиевая банка кофеина с разогревающей нашлепкой. Анатасенко нетерпеливо повернул подвижное кольцо на основании банки и та мгновенно нагрелась, почти обжигая ладонь, что было великолепно. Он быстро свинтил крышечку и припал к горлышку, не чувствуя вкуса и жжения, гулко глотая и сопя. - Э, - он опомнился и стыдливо посмотрел на Плеханова, ведущего машину. Плеханов вцепился в руль и глядел вперед, как сфинкс, изредка подрагивая кадыком. Ехали медленно, со стороны казалось, что машине физически тяжело пробиваться сквозь накатывающие сверху волны. – Ты пить не хочешь, Алеша? Каменное лицо Плеханова исказилось ожидаемой иронией. Ему несомненно хотелось пить. А ел он в последний раз сутки назад, когда ему в рот залетел какой-то мелкий жучок. Кроме того, он мог бы сегодня позволить себе немного экзотических развлечений, например, поспать. Потому что изначально луга были зелены, стада тучны и здоровы, жены плодовиты и радостны, и ничто не предвещало беды. - Нет, - холодно ответил он. Плеханов, грубо говоря, привык к своей работе и ее постоянным рецидивам и осложнениям. Она была с ним, как язва желудка или желче-каменная болезнь. Плеханов, с печальными глазами жителя хосписа, жил постоянно готовый к приступу. Анатасенко сочувственно помялся и допил кофе. Заглянул в банку, поболтал немного оставшуюся слякоть и осторожно приспустил дверное стекло. В него тут же, хлынуло безжалостными острыми брызгами. Анатасенко, отплевываясь и охая сунул банку в зазор. Банка застряла. Он несколько раз неловко ударил кулаком и зловредный сосуд с хлопком вылетел в открытый океан. Окно было судорожно задраено. В него нагло, как хулиган, ломился ливень. - Ты звонил туда? – спросил Плеханов. Гром заглушил его, Анатасенко вздрогнул и взглянул на часы. - Э? – потерянно переспросил он, таинственно мерцая во тьме намокшей плешью. - Ты позвонил им? - Кому? - Да откуда я знаю кому, ты же ничего мне до сих пор не сказал, чертов пингвин! – сипло гаркнул Плеханов и закашлялся. - Позвонил… - Анатасенко вытер лицо ладонями как енот. – Погоди… Тут дело такое, боюсь сглазить. Если он будет точно такой же как на бумажке с результатами анализов – все. - Что, все? - Да все! – выдохнул Анатасенко. - Считай отдел у нас в кармане. Наш. Личный. Отдел. Был Комитет Проработки Дарований, станет Седьмой Отдел Тайной Полиции Его Императорского Величества Григория Второго. А там: финансирование, лбы, полномочия, германские стулья в офис… Может быть даже место в Парламенте. Все! Плеханов помолчал, совершая сложные эволюции заросшей челюстью. Потом ласково спросил: - Ты идиот? - Э? - Ты идиот, Сережа! – мгновенно преображаясь рявкнул Плеханов. - Когда ты собирался мне сказать? Мы же не знаем, как это будет выглядеть без циферок! Без кривых. Без гипотез. Оно, живое, понимающее кто мы такие и чего нам надо! И тут заявляется к нему дядя Сережа немытая рожа, который не знает ровным счетом ничего. Без шляпы, цветов и небритый. И это учитывая то, что первый контакт – самый важный! «Боюсь сглазить»! – Плеханов на секунду оторвал руки от руля, вытер ладони о рубашку. - Гнать тебя надо взашей с германских стульев! Серьезно. Анатасенко замер, покусывая керамическими зубами нижнюю губу. - А ты бы поехал? – спокойно контратаковал он. – А? Без прикрытия? Сам? Поехал бы? Отвечай. Только быстро, не заглядывая в шпаргалку! Коэффициент девяносто семь. - Сколько?! - Ты бы впереди танк послал… - Подожди, сколько?! - Чего сколько? А… Девяносто семь. Плеханов резко бросил машину на обочину и ударил по тормозам. Анатасенко тряхнуло в ремне безопасности, он квакнул и затих, испуганно глядя на Плеханова. Тот сидел вцепившись в руль, крепко, посеревшими от хватки пальцами, словно собирался выжать из него воду. - Алексей, ты извини меня… - разомкнул губы Анатасенко. Плеханов рванулся от этих слов, с криком сорвал ремень и вдруг выскочил прямо в ночь, под ливень. Сквозь шелест струй и громовые раскаты слышно было как он хохочет и кричит, где-то за кормой автомобиля. Анатасенко растирал виски и призрачно улыбался. Они просто слишком устали. Оба. Год, две недели, три дня, шесть часов и сорок пять минут назад, они пообещали друг другу, что как только найдется человек с коэффициентом Н-гена больше восьмидесяти пяти, они устроят такой шум, что вся Империя пойдет кругами. Ведь это будет прямое доказательство того, что происходит некое закономерное возбуждение в популяционном генотипе. Двадцать к одному… Двадцать nigra tumor положительных на одного Н-ген положительного.
Мммдяя...хотел за что не будь зацепиться...не потянул. Очень даже не плохо. Мне ещё такому мастерству долго учиться - признаюсь честно Ну и хорошо! Будем значит учиться!
Очень хорошо. А то и прочитать нечего. Не знаю в чем суть, но мое представление рисует яркую картину у меня перед глазами. А остальные пускай ругают.....