Давнее, дуэльное.
По помятой скатерти расползалось пятно. Хищной амёбой оно захватывало всё большее пространство, угрожая попасть на пол. Екатерина Олеговна пустым взглядом смотрела на него, сжимая крючковатыми пальцами левой руки бутерброд с жирной шпротиной. Пузатая чашка с остывшим чаем стояла неподалёку, растеряв всю надежду на то, что напиток будет выпит до конца.
Ходики спокойно нарезали время на тонкие ломти по шестьдесят секунд. Тихое тиканье разбавляло напряжённую тишину. Лампа заливала небольшую кухонку мягким светом, обнажая, к досаде хозяйки, общую дряхлость обители.
За окном сгущались сумерки, тихонько стучал ветвями в окно корявый росчерк дерева. Долгожданная осень пришла как по часам, наследив дождями и грязью. Сентябрьская дата, обведённая фломастером – медаль на груди подвешенного календаря. Желанная и важная.
Оковы оцепенения спали с женщины, и она откусила приличный кусок. По подбородку тут же потекли струйки масла. Прожевав и запив холодной жидкостью, отложила подобие ужина, медленно встала и засеменила в спальню. Деревянный пол жалобно скрипел под шаркающими ногами, словно жалуясь на свою нелёгкую судьбу. Прохлада комнаты легонько коснулась морщинистого лица, сохранившего еле заметные черты былой красоты. Зажжённая свеча на комоде выхватывала из полумрака лицо на фотографии. Широко улыбающееся, налитое силой, молодостью.
Женщина, покряхтывая, забралась на табуретку и достала с верхней полки шкафа пыльный свитер. Громкий чих прокатился по комнате и растворился на выходе в прихожую. Екатерина Олеговна зарылась в колючую шерсть лицом. Память любезно распахнула кладовую с тёплыми и значимыми моментами. Сердце забилось быстрее. Она аккуратно спустилась на пол, крепко прижимая сокровище к груди.
Шарк…шарк…
Два шага спустя, женщина приблизилась к тонкому лепестку пламени и всмотрелась в знакомые черты. Сухие губы расплылись в нежной улыбке. В голове тут же замелькали образы прошлых лет, когда время было гораздо милосерднее. Дни, до краёв заполненные счастьем и любовью. Дни, забитые бытом и приятной рутиной.
Дни вместе.
Звонкий голосок часов заполнил квартиру, мечась, словно запуганный зверёк в клетке. Вслед за ним в дверь постучали. Екатерина Олеговна на мгновение замерла, после чего отложила свитер и суетливо потопала встречать долгожданного гостя. «Наконец-то, наконец-то, милок мой», шёпотом бормотала она, приближаясь к заветному моменту.
Непослушными руками кое-как сняла цепочку и хрустко прокрутила замком, отворяя дверь. Пахнуло холодом и могильной сыростью. На тесной лестничной клетке стоял грузный мужчина: тление коснулось тела, тёмная дыра вместо носа зияла на сером уродливом лице, изъеденным вечностью. Пустая правая глазница кишела червями, в то время как затянутый бельмом левый глаз смотрел в никуда.
Женщина радостно всплеснула руками и отошла, позволяя гостю войти. На половой тряпке, игравшей роль коврика, остались тёмные разводы грязи. Горячие объятия – руки сомкнулись за спиной хладного гостя. Екатерина Олеговна жадно прижималась к своему мужу, словно боялась, что это морок. Пальцы касались пиджака, сжимали хрупкую ткань. Женщина улыбнулась.
Наконец, объятия распались.
- Проходи, родной, – ворковала хозяйка. – Присаживайся, сейчас я всё сделаю.
Труп проплёлся на кухню и с хрустом уселся на хлипкий стул. Руку, висевшую на честном слове, аккуратно уложил на стол, прямо в лужицу. Щелчок замка, жена влетела следом и суетливо захлопала дверцами шкафчиков в поисках посуды.
- Сейчас-сейчас, мой сладкий, – причитала Екатерина Олеговна. – Сейчас посидим, как в старые-добрые.
Гость не двигался, лишь слегка поворачивал голову на звуки знакомого голоса. Частички оставшейся кожи сползали с лица и оседали на столе и коленях. Хозяйка лихо прошлась тряпкой по скатерти и смела свой ужин на пол. Маслянистые ручьи тут же потянулись по грязным доскам в разные стороны. Перед мужем возникли стопка и пузырь с мутной жижей. Радостно выдохнув, женщина села напротив и с нежностью уставилась на любимого.
- Я так ждала тебя, родненький, так ждала, – горячо шептала она. – Сколько ночек то одна томилась. Мука тяжкая.
Мужчина неловкими пальцами взял стопку и с громким стуком приставил поближе к себе. Екатерина Олеговна спохватилась.
- Ах, точно. Сейчас, Витенька, сейчас.
Нутро сосуда мгновенно заполнилось до краёв. Гость взял его и сразу же опрокинул в бездонную дыру рта.
Тик-так…тик-так…тик…
Часы неумолимо сжигали драгоценные секунды столь радостного мига.
Женщина заговорила:
- Витенька, родной. Без тебя совсем невмоготу. Каждую ночь словно пудовая гиря на груди. Тяжко… душно. И сны такие, знаешь, как старые фильмы. Только о нас.
Мужчина слепо уставился на жену. Слова застряли в горле, и вместо звуков удалось издать протяжное мычание. Екатерина Олеговна замерла в ожидании.
Тик-так…тик…тик…
Борьба завершилась несколько ломтей-секунд спустя. Из чрева вырвалось:
- Лес…чаща...
Супруга забормотала:
- Ну да, Витенька, мы же тебя там и похоронили. На кладбище старом. Там как раз лесок неподалёку. Ты про него?
Виктор загудел:
- Ветки… бьют. Бо…больно. Хожу...хо-холодно. Ногам.
Женщина лишь грустно вздохнула.
За окном заныл ветер. Кривые ветви настырно заскреблись в стекло. По спине Екатерины Олеговны пробежало вполне себе огромное стадо мурашек. Она проговорила:
- Нужно потерпеть, родной. Пожалуйста. Старик говорил, что так будет. Ты чувствуешь всё. Он...он знает своё дело.
Мужчина коснулся стопки. Второй обжигающий снаряд отправился внутрь. Женщина, подумав, плеснула ещё и опрокинула напиток уже в себя. Дыхание на мгновение сбило ритм, но быстро вернулось в привычное русло.
Волна тепла прокатилась по телу. Екатерина Олеговна продолжила:
- Пойми, солнце моё, не могу без тебя. Волком выла после того, как тебя закопали. Всё, что было после - туман и мрак. Крышка гроба, как гильотина, отрубила всё самое светлое в жизни. Спустила всё в холод и стужу. Бесцельно металась, как муха, застрявшая между окнами. Хотела руки на себя наложить, но боялась. Грех…
Гость внимательно слушал и беззвучно разевал рот. Лежащая в лужице масла ладонь нервно задёргалась. Женщина подошла к мужу и обняла.
- Ш-ш-ш, тише, родной, тише. Время ещё есть.
И вот, в самый чёрный день, появился он. Сухонький такой, низенький старик. Подсел на лавку и давай заливаться: мол, «знаю, что за червь тебя точит, красавица, помочь могу». И таким голосом говорил, солнце, не поверишь – словно знал, какие струны задевать, чтобы ладно звучать. Так я и поверила. Сделал он так, чтобы ты был рядом, родимый. Не всегда, конечно. Не получилось бы такого счастья для меня. Но обещался, что приходить ты будешь исправно – ровно в один и тот же день.
Мужчина нервно задёргался, пытаясь вырваться из цепких объятий супруги. Но она не отпускала.
- Мне...встать...пу…ти по-пожалуйста…
Женщина продолжала:
- Единственный, говорит, изъян: всё остальное время будет твой хахаль бродить, шататься где попало. Как медведь, который не впал в спячку. Или вроде того. Заверил, что нет ничего страшного.
- Я...мёрт...вяк...н-не дол-ж…
Простые слова не желали сложиться в горькую правду. Екатерина Олеговна охнула:
- Вот я дура набитая. Это ж надо так, а. Сейчас, Витюш, подожди.
Последние слова раздались издалека: женщина прошла в комнату и вернулась со свитером в руках. На губах расцвела неестественно-блаженная улыбка.
- Помнишь, я тебе связала его? Твой любимый, самый тёплый. Давай-ка, возьми его.
Положив одежду мужу на колени, Екатерина Олеговна вернулась на своё место и приоткрыла форточку. Прохлада липкими лапами заползала внутрь комнатушки. Мужчина силился связать мысли и внятно сказать их.
Но супруга вновь перехватила инициативу.
- Ты же понимаешь, за такой дар надо платить. Старик сказал: «потом сочтёмся, красивая, я приду в нужный момент». Грешным делом подумала, что душу запросит, да только выплакала я её всю, выстрадала, милый. Словно плод нежеланный, изъяла. Тёмное время было без тебя, мой хороший.
Тик-так... тик-так…
Размеренный ход сменился раздражающим стрёкотом. Мужчина выплюнул:
- От...от...пусти.
Екатерина Олеговна нахмурилась:
- Да что ж ты такое говоришь то? Я же люблю тебя, родной. Люблю! Отпустить и вернуться к тьме? Нет уж, прости, но не отпущу. Хоть и говорят разномастные брехуны, что время лечит. Врут! Не лечит оно, а лишь тыкает пальцами в раны и бередит.
Женщина замолчала.
- Е...ли люб...пу..ти
Мужчина впился тем, что осталось от пальцев, в свитер. Лежащая на столе культя безвольно обмякла. Жена устало посмотрела на гостя.
- Знаешь, я думаю, тебе нужно надеть его, – она кивнула на одёжку. – Теплее будет, и сработает память. Вспомнишь, как нам вместе было хорошо. Вспомнишь всё. И не будешь говорить такие вещи. Надевай, Витя, надевай.
Тик-так…тик…тик
- Витюша, времени мало, надевай, – торопила мужа супруга. – Прошу тебя, мой хороший. Верь мне. Всё будет хорошо. Надень, пожалуйста! Надень и останься рядом!
Мужчина разжал пальцы и свитер соскользнул на пол.
- Пр..ти ме...ня. Пу...ти. Мёрт...
Ходики злобно зазвенели. Женщина вскрикнула:
- Витя-я-а! Надевай скорее! Твоё время на исходе! Пожалуйста! Прошу!
Мольбы стёрлись последним громким ударом. Снаружи раздался протяжный вой. Страшный, рвущий решительность женщины в клочья. Из глаз невольно поползли солёные капли.
Повинуясь зову, мужчина медленно встал и направился к двери. Женщина смотрела вслед уходящей любви. Немой крик бился в груди.
Входная дверь стала непреодолимой преградой: Виктор безуспешно тщился выйти, но ничего не получалось. Рука крепко сжимала ручку, дёргая вниз-вверх.
Вой приближался, разрывая барабанные перепонки. Заполняя собой квартиру и два сосуда: мёртвый и далёкий от гибели.
- До скорой встречи, Витя, счастье моё. До скорой встре…