За оконцем расплескали ночь. Тусклый свет фонарей озаряет густо рассыпанный снежок, разлинованный многочисленными тропками. Над черными коробами с небольшими вкраплениями лучащихся светом оконцев навис тонкий месяц. С его слюнявой пасти струями стекает блеклый свет.
В одном из бетонных гробиков сидит человек. Лампадка горит на столе, освещая захламленное пространство. Книги, листы, усеянные кривым колючим почерком, рисунки.
В гробике – тепло, снаружи – холодно, внутри человека – тоже. Перед ним лежит начатое письмо. Он нервно крутит между пальцев ручку. Уставший взгляд застыл на написанном, будто это спасательный круг. Медленно тикают ходики. Тик…так…тик…так…
Нервный тик.
Но вот как так?
Человек вздрогнул, сбрасывая оцепенение, и начал елозить по бумаге, выводя словеса. Время превратилось в студень.
«Душенька моя, здравствуйте!
Надеюсь, вы в добром здравии и у вас все хорошо. С последнего письма минул уж месяц. Или больше. Я напрочь потерял счет дням. Утоп в водовороте жития-бытия. Ну, вы знаете, как это бывает. Столько всего, столько всего… Мы спешим за всем угнаться, но в этой апории нам уготована роль Ахиллеса.
Спасибо вам за ответ. Прочитал его и получил небывалый заряд эмоций. Как теплый весенний дождик, что смывает остатки зимней кручины. Однако же…
Душенька, пишу вам, чтобы сообщить пренеприятную весть. Кому еще, кроме вас? Вы одна такая – понимающая, чуткая. Только вам могу я обнажить душу.
Боюсь, силы мои на исходе.
В силу обстоятельств оказался я на грани. Покосилась ставня, которой мог отгородиться от ревущего ничего. Запереть самое темное, съедающее изнутри. Червем, извивающимся в чреве.
Нестерпимо тяжело делать вид, что все идет, как надо. Держать, так сказать, лицо этакого паяца, который и подбодрит, и пошутит. Клоуна, который расскажет байку, плохо скаламбурит и отвлечет от бренности.
Нет-нет, не подумайте, что мне это претит. Я завсегда готов помочь человеку словом и делом, пошутить, чтобы отвлечь его от тяжких дум, вызвать улыбку. Мне хочется помогать другим, попытаться оттянуть подальше от пучины, которая перемалывает все и вся.
Но, стоит остаться одному, эта бездна маячит перед глазами. И я нахожу все меньше причин, чтобы не прыгнуть в нее. Боюсь, не за горами момент, когда и вовсе не смогу отказаться от шага вперед. А там уж будь что будет. Она же смотрит в ответ.
Вокруг шеи обвилась петля, из которой не выбраться. Из раза в раз прокручивающиеся кадры, словно попал в заколдованный круг. Весна, лето, осень, зима и снова весна. Пустые звуки, пустые дни. А стульчик реальности жалобно стонет под тяжестью груза. Норовит вот-вот сломаться к чертям. Хотел бы я просто прикинуться мрачным. Но я не такой.
Сижу, как в детстве, в домике из одеял. Но тьма вокруг него все гуще. Из-за плетня хищно скалится волчок. Уж сейчас то он явно не будет довольствоваться одни лишь бочком. Лучинка доживает последние мгновения, и я почти ощущаю дыхание из его пасти.
Снаружи костюм, кажется, в порядке. Но внутри все кровоточит и скулит. Никакими заплатками не залатать дыру в форме человека. Душенька, думаю, мне не взять четвертую высоту. Три прыжка выше головы – мой потолок. А коли он протекает, надо бы начинать белить. Да нечем.
Смиренно прошу прощения за оголение души, но это письмо должно быть. В качестве подтверждения, что себя ваш покорный слуга, похоже, разгадал. Ведь человек – это вопрос, как ни крути.
Засим, откланиваюсь. Доброго вам здравия».
Человек отложил ручку и шумно выдохнул. Время вновь понеслось своим ходом.
Произведение представляет собой яркое и эмоционально насыщенное размышление человека, находящегося на грани внутреннего кризиса. Автор мастерски передаёт чувства беспокойства, изоляции и борьбы с самим собой с помощью мрачных, но поэтичных образов. Описание ночного города с его «чёрными коробками» и «слюнявой пастью» месяца создаёт атмосферу безысходности и застоя, в которой герой пытается найти смысл.Письмо, которое герой пишет своему адресату, — это полотно, на котором раскрываются его душевные терзания. Человек выражает свою боль, ощущение потери и усталость от жизни, замкнутой в порочном круге. Такие образы, как «петля» на шее и «домик из одеял», создают ощущение глубокой внутренней пустоты и отчаяния. Автор удачно передаёт конфликт между внешней стабильностью и внутренним хаосом, разрушающим героя.Однако в этом письме есть моменты, когда герой пытается вырваться из своего состояния, проявляя слабую, но всё же присутствующую надежду на помощь и понимание. В частности, тёплые слова о том, как он ценит общение с адресатом, контрастируют с более мрачными частями письма.Текст наполнен глубокими философскими размышлениями о жизни, смерти и существовании, что делает его достойным внимания. Однако иногда резкие переходы между образами и состояниями персонажа могут затруднять восприятие, что может быть как преимуществом, так и недостатком, в зависимости от читательского восприятия.Итог: Является откровенным и мощным произведением, затрагивающим важные темы личной борьбы и кризиса. Его грусть и искренность производят сильное впечатление, заставляя задуматься о сложности человеческой природы и поиске смысла в моменты боли и отчаяния.
Мельком пробегусь, но эти ваши оконца, знаете ли, автор, оно что для хоббитцев сага))
Тусклые фонари, тонкий месяц блеклым светом - перебор, имхо, и к тому же оно аляписто, если свет окон лучащийся. Это кавардак в постановке атмосферы. Как минимум, тропки снега освещал бы свет из окон, а не слюни фонарей ли, месяца. *** А как ходики могут тикать медленно или быстро? (в конце они почему-то понеслись вновь - вновь?) *** "Но вот как так?", в принципе, принципиально хотел было только об этом поразмышлять вместе с автором. Такой вариант написания дал этой фразе монотонное безэмоциональное и бессмысленное тогда выражение. А пунктуацией-то автор, как видно по всему тексту, владеет сносно. И здесь можно дать этой фразе два варианта, вообще, смысловой-то нагрузки. Но, если уже ставшее крылатым выражением, тогда требуется обособить частицу "вот", тупо из уважения к грамматике. А к этому я бы еще и поразмышлял о местоименном приле "этакий" - это о паяце где, характеристика которого полностью исчерпывающая. Почему не эдакий? (вопрос на засыпку и в шпору, чур, не подглядывать!) *** Человек, когда вздрагивает, сбрасывая оцепенение, это умышленно или-таки произвольное? Получилось, как умышленное, но почему вдруг вздрагивает, однозначно как бы невзначай? Как умышленное, следует ему бы мотнуть чем-либо, а как естественное - оцепенению сгинуть, как-нить, независимо от него. Так же-шь? *** Эу, по местоимению "я" удивительно чисто, однако есть пару мест, где можно смело убрать. *** В целом, рука бойкая и меткое перо, стоит просто жестче затачивать в практике. Здесь у меня сложилось крепкое ощущение, что реплики ко введению к письму или по сути пролог и эпилог излишние. Хотя я понимаю задумку и структуру, но получилось резонансное, словно вышел иной автор, конферансье любитель, и следом другой, но профи в полудреме. И, если в пролог оно еще куда бы прикольненько, то в эпилоге - как пшик.
А стилизация в основной части произведения удачная, ящитаю, и по слогу, и по натуре гг,. Я вот поддался и поверил, что персонаж начала 19 века упрел от фонаря и собрался через улицу в аптеку. Почти рейт. Нравку вам, автор.