Туман Степень критики: Пишите все, очень интересно реальное мнение
Короткое описание: Диалоги о привычной жизни в непривычных условиях
«Туман, туман… Седая пелена…» Туман… Или облако? А впрочем, кто отличит облако от тумана в горах. Просто густая пелена расстилалась у вершины, словно сладкая вата, для пущей нелепости надетая на серо-зеленый колпак клоуна. Снизу это облако так и манило путников, никогда прежде не бывавших в альпийских далях. Но это было утром, когда еще была надежда, что солнце появится и на пути к пику их будут ждать незабываемые виды горного озера и вершин столетних сосен, растущих у подножия и непривычно смотрящих на них с высоты своих лет снизу вверх. А теперь силуэты мелькали в тумане, то догоняя друг друга, то вновь удаляясь. В этот поход отправилась почти дюжина туристов, но они заблудились еще в начале пути, а когда вышли на правильную тропу, драгоценное время было потеряно и шансов добраться вовремя уже не оставалось. Трое повернули назад, а остальные рискнули двинуться вперед, не взирая на позднее время и расстилавшийся по горным тропам туман. И теперь четыре пары людей разговаривали в белой пелене, не видя друг друга за резкими поворотами тропинки. Наблюдавший за ними из глубины седой дымки призрак замер, ловя гасимые ветром слова непривычного для него языка. Первая пара. Девушка с большим рюкзаком за плечами шла чуть впереди мужчины с висящим на груди фотоаппаратом. Туман почти скрывал их лица. Движения их были тверды, и лишь изредка разговор затруднялся сбившимся дыханием от тяжелого подъема. - Я уже не вижу никого сзади. - Они за поворотом, наверно. Ты вроде же не хотел идти? - Ну как… Я же не люблю останавливаться на достигнутом. Тем более ты пошла вперед, да еще так быстро. Разве я мог остановиться? - Неужели для тебя так важно не отстать? Мужское самолюбие играет? Как я, такой сильный и выносливый, позволю какой-то девчонке обогнать себя? - Нет, ты не права. Тут дело в гордости, скорее. В самоуважении. По сути, разве может быть для меня важно, что подумает обо мне девушка, которую после этой поездки я, возможно, никогда и не увижу? - Значит, тебе неважно мое мнение? Почему же, ты тогда пошел именно за мной? - Ха… Не переиначивай. Я иду с тобой, потому что мне удобен такой темп. Потому что я хочу прийти первым, хотя никто здесь и не устраивает соревнований. - Во как… А я уж грешным делом подумала, что тебе приятно мое общество… - Приятно, конечно. Но странный разговор начался. Неужели туман и горы располагают к откровенности? - Располагают. Я почти не вижу тебя, не слышу других и они не услышат меня. - А ты не боишься, что то, о чем мы говорим, потом станет известно всей нашей компании. - Врядли. Зачем тебе это рассказывать? Да даже, если и расскажешь, неужели для меня имеет значение их мнение? Самые близкие, те, кто знают меня, и так поймут. А те, кто не знает, какое мне до них дело? - А что должны понять? О чем вообще идет разговор? - Не знаю. Ведь мы о чем-то разговаривали? Об откровенности вроде бы. Идем в лесу, в тумане, когда же еще говорить правду, как не сейчас. - Ну да, ты права. Я ведь когда тебя в первый раз увидел… - Что? Договаривай. - Ну не знаю, как будто близкого человека что ли почувствовал, родную душу. - Типа любовь с первого взгляда? - Нет, не любовь. О чем ты… Нам не по семнадцать лет ведь уже. Так просто не влюбишься. Тоска такая же в глазах. Смотришь на нового человека и думаешь, а вдруг вот он и есть тот самый… Ан нет, ведь знаешь уже, что не он, не тот, кто нужен. - И даже уже боишься попытаться узнать, чтобы вновь не разочароваться… Мне это очень знакомо. Хотя, признаюсь, с первого взгляда я ничего такого не почувствовала. Подумала, что опять никого и все ни о чем. - Вот как? А я уж думал, на комплимент нарвусь! - Нет, мы же откровенничаем. Я тебя потом как-то разглядела и увидела то, про что ты сказал. Безысходность. Тоска. - Туман в голове. Сейчас вот подумал, зачем про это говорим. Ведь нам еще полторы недели вместе отдыхать, видеться каждый день. Как потом-то разговаривать будем. Замкнемся совсем? - Я не знаю. А других вариантов нет? - Есть, но он еще хуже. - Какой? - Ты же сама понимаешь. Зачем говорить? Попытаемся скрасить одиночество друг другу и на эти полторы недели забыть, что в мире мы никому не нужны. - А что же в этом плохого? - То, что отпуск кончится, мы разъедемся по домам. И хорошо, если оба благополучно забудем обо всем и будем изредка обмениваться поздравлениями с днем рождения в социальных сетях. Гораздо хуже, если один из нас не сможет этого забыть, а другой невольно причинит ему боль, своим безразличием. - А третий вариант ты не рассматриваешь? - Какой? - Что мы оба не забудем… - Неужели ты в это веришь? - Не знаю. Иногда кажется, что я очень хочу в это поверить, но мозг твердо говорит, нельзя. Будет плохо. - Так что лучше и не пробовать. - Не знаю… Ничего не знаю.
Вторая пара. Они шли рядом, но не вместе, Призрак удивился бы, почему этому высокому мужчине не взять за руку эту девушку и не помочь ей подняться по крутой тропе вверх. Он не знал, что мужчину осталась ждать у подножия горы другая, с которой вместе они приехали в те далекие края. Она спустилась вниз еще с одной парой людей, в которых разум победил гордость, а остальные пошли дальше. Восемь человек. Пять юношей и три девушки. Та другая отпустила. Сказала: «иди, если хочешь, я подожду внизу». Он извинился перед ней, что не захотел спуститься вниз, и пошел вперед. Ради ли горы? Или ради той, что шла рядом, и которой он не смел подать руку даже на самых сложных участках. Он не знал этого. Он просто шел. Вдыхая аромат хвои, растекшийся во влажном эфире и пытаясь уловить среди них неслышный запах тела, к которому он не мог прикоснуться. - Осторожней! - Ах… Нет… - Аккуратнее, пожалуйста. Давай я помогу. Не очень больно? - Больно… Наступать больно. Сейчас пройдет. Должно пройти. - Обопрись на меня. - Ай… Дорога мокрая, поскользнулась, сейчас пройдет. - Пожалуйста, осторожнее. Пойдем вместе, я тебе помогу. - Тебе же тяжело, давай я сама попробую. - Не надо. Я тебя не пущу. Обопрись на меня. Ты уверена, что хочешь пойти вперед? - Там бревнышко. Сейчас присяду на минутку. И отойдет, пойдем дальше. - Уверена? - Да. Наконец-то присесть. Ох… Сейчас полегчает. - Уже можешь наступать на ногу? - Да, только побаливает. Сначала очень больно было. Потом полегче. Так бывает. Сначала просто резкая боль. Тяжело справиться. - Ты очень сильная… - Пойдем? - Точно? - Да. Не хочу заставлять тебя ждать. Да и мне самой скорее хочется добраться. - Давай руку. - Да нет, не нужно. Зачем? - Давай. Так будет лучше. Что тебя смущает? - Ты сам понимаешь. Нехорошо, когда ты идешь под руку с девушкой, а в это время внизу тебя ждет другая. - Вот ты о чем. Но это же глупо. Я просто хотел помочь. - Да, конечно, извини. Я и не подумала ничего другого. Просто все равно нехорошо. Я знаю, что ты от чистого сердца. Хорошо, если несложно, помоги еще немного на этом подъеме, дальше я пойду сама. - Пойдем. - Как круто дорога уходит вверх, а снизу и невидно было. - Слушай, я не могу так больше. Подожди немного. - Что такое? Я не поняла… - Я не хочу тебя отпускать. - О чем ты? - Ты знаешь, я ведь, наверно, впервые сегодня прикоснулся к тебе. Хотя нет… Помнишь, тогда на дне рождения. Мы еще жарили шашлыки и я помогал тебе снимать мясо. Ты тогда оперлась своей ладонью на мою кисть, когда я держал шампур. Ты этого, наверно, даже не заметила. - Заметила. Ты почему-то резко убрал руку и сказал, что я сама дальше справлюсь. - Ты запомнила? - Да. Зачем ты сейчас об этом? К чему? - Ты же понимаешь? Разве нет? Я не могу больше молчать. Я вдруг понял, что должен это сказать. Сейчас или никогда. Когда я еще окажусь с тобой вдвоем, чтобы сказать тебе. Просто сказать. - Да что сказать? - Что я… Что я не могу не думать о тебе. Что каждый раз, когда я говорю ей: «А давай соберемся все вместе и выберемся куда-нибудь», я мечтаю только об одном, что увижу тебя. Пусть в толпе других людей. Но увижу. И каждый раз боюсь, что ты придешь на встречу не одна. Или может быть, жду этого, чтобы, наконец, избавиться от наваждения и перестать думать о тебе. Если бы я только знал, что это поможет. - Но что… Но зачем… Что ты хочешь услышать. - Я не знаю! Я не знаю, что ты мне можешь сказать. Если захочешь, то ты побежишь к своей подруге и скажешь: «Твой парень признался мне, что ему нужна не ты, а я» и все. Закончатся наши отношения – и с тобой, и с ней. И это будет правильно, потому что я не имею права засыпать с одной, а думать о другой, тем более о ее близкой подруге. А может быть, ты скажешь: «Я тоже думаю о тебе и я тоже хочу быть только с тобой». Скажешь? Возможно ли это? - Я? Ты хочешь ответа от меня? Но я не хочу отвечать! - А чего ты хочешь? - Я хочу, чтобы этого разговора не было. Я хочу, чтобы мы и дальше шли с тобой и болтали о всякой ерунде – о книжках, о фильмах, об этом дурацком тумане, в конце концов. Но это уже невозможно. Ты все испортил этим разговором. - Пожалуйста, не плачь. Я не хотел этого. Я не знаю, что на меня нашло. Хотя нет… Конечно, знаю. Это просто невозможно было удержать в себе. Как будто поток воды внутри, он давит и пытается прорваться наружу. Теряешь порой по капле и оглядываешься, не заметил ли кто. Но сегодня он давил изнутри, готовый прорвать череп, если бы я не открыл рот. - И? Теперь я должна захлебнуться в этом потоке? Ты бросил меня в него, не подумав, умею ли я плавать. А я не умею. И не хочу уметь. - Но что ты… Скажи же просто, что ты чувствуешь ко мне? - Сейчас… Просто туман… Туман в голове. Я не хочу быть здесь. - А я… Я иду рядом с тобой и слышу твой голос и представляю, что ты называешь меня по имени. Ты же иногда так делаешь. Никто не произносит мое имя так, как это делаешь ты. Я смотрю на твои губы и представляю, как будто они касаются меня. Я вижу как ветер раздувает твои волосы и мечтаю поправить их, дотронувшись до твоего лица, хотя бы кончиками пальцев. - Давно? Когда все это началось? - Не знаю… Мы когда еще только начали встречаться и добавили друг друга в контакте, я увидел у нее в друзьях тебя. Твое лицо запомнилось мне, как ни одно другое. Я не знал тогда еще, что вы близкие подруги и попытался забыть тебя, но, когда увидел вживую и впервые заговорил с тобой, то понял, что уже не смогу выкинуть из головы. - А почему же раньше не сказал? Ведь у вас все еще не было так серьезно. - А что я мог сделать? В обход ее начать писать тебе? Ты первая же об этом бы ей и сказала. А тогда все было хорошо, она мне на самом деле очень дорога. Очень. Она появилась в тот момент, когда я был на грани и вытащила меня из такого, что тебе лучше не знать. Я думал, ну вот наконец-то, жизнь наладилась. Тихая спокойная гавань после всех тех волнений, что были прежде. И я не хотел больше штормов, я не думал, что еще какой-нибудь ветер сможет поднять волны. Но это произошло. С тобой. Сейчас я понимаю, что и десятой доли не чувствую к ней того, что испытываю к тебе. Но постой… Зачем ты спросила про раньше. Значит, все-таки это имеет значение для тебя. Скажи, разве не так? - Море… Шторм… Как красиво ты говоришь, как будто заранее готовился… - Нет, нет… - А ты подумал обо мне? Ты хоть на секунду представил себе, что я должна с этим делать? Знаешь что… Ты же просто сейчас переложил ответственность на меня. Пожалуйста, я такой несчастный, пожалей меня и реши эту проблему. Поговори со своей подругой сама, ведь я этого сделать не могу. - Нет, я не этого хотел. - Может быть и не этого. Но сделал ты именно так. Ты признался во всем не ей, а мне. А может ты хочешь на двух стульях усидеть? А что… Так просто. Туман, никого рядом, отойти подальше в лес, никто и не узнает. - Нет… Призрак видел, как мужчина со всей силы прижал к себе плачущую женщину, она, дрожа, обхватила его за руки, но затем, резко обернувшись, высвободилась из объятий, успев заметить еще одну приближавшуюся к ним пару.
Третья пара. Двое мужчин поднимались с гору неспешным, но уверенным шагом, не делая лишних остановок. Они смотрели по сторонам, пытаясь в обрывах разглядеть лежащий у подножия город или хотя бы какую-нибудь ровную поверхность, на которые прежде смотрели снизу вверх. - А что за крест на вершине? - Памятник немецкий. Здесь в сорок пятом шли бои, группа фашистских снайперов засела на высоте и никого не подпускала. Но вроде кто-то из местных провел наших солдат тайной тропой, про которую никто не знал. Потом был бой и этого местного убили вроде, но тела так никто и не нашел. И вот в память о нем и поставили этот крест. - Да ладно тебе. Как такое может быть, что про дорогу никто не знал? - А я почем знаю? Говорят, что даже сами солдаты не смогли потом найти путь, которым пришли. Очередная туристическая байка гласит, что с тех пор появился в этом лесу призрак и те, кто не дойдут до креста, ему поклониться, с горы не возвращаются. - Как же не надоедает только людям придумывать эти сказочки. - Ну да… Но, однако, неплохой повод дойти до конца. - А этот местный, кто он был? - Деревенские типа сами потом не знали, кто же и какой дорогой солдат на гору провел. Был ли человек, не было ли… - А ты сам-то что думаешь? - Ну не знаю. Я, конечно, много таких сказок слышал. Но время ведь страшное было. Могли же и не победить. - Да не могли. Зло всегда будет побеждено. Это закон выживания. - Это для нас зло. А для немцев? Может, им бы и сладко жилось. Ты знаешь, я вот часто думаю, почему история так идет. Ведь неспроста фашизму тогда противостоял Советский Союз. Как будто кто-то заранее знал, что так будет. И что одну силу должна уравновесить другая. Как и во все времена. - Ты сейчас, по-моему, про религию начнешь говорить. - А что же. И начну. Знает ведь Он там наверху, что тот снизу задумает и заранее предусмотрит, чтоб планы его не удались. Люди рождаются ведь непросто так, а с какой-то целью, чтоб поучаствовать в этом замысле. - А те миллионы, что погибли в войну? Какая в них была цель? - Если цель нам неизвестна, это не значит, что ее нет. Возможно, просто мы пока не можем ее понять. - Ты сейчас к тому разговор завел, что тот местный как бы и не с земли послан был. - Да кто ж сейчас разберет, может и не с земли. Может, и не было его вовсе. - А вот представь себе. Был он простой немецкий крестьянин со здешних мест. Знал он эту дорогу тайную. Вот нужно ему было врагов своего народа туда вести? - Конечно, нужно. Как же еще-то? - Да может быть, что и как-то еще. Ты сейчас как русский рассуждаешь. А он немец. Ведь по факту он своих предает. - Предает. Но он же за правое дело. - А за правое ли? Или может, почуял, что дело плохо. Грехи за ним какие, может, водились, а он тут выслужиться решил перед новыми хозяевами, дабы ему грешки-то его простили. И что ж он после этого герой? - Но в итоге-то он благое дело совершил, на которое никто другой не решился. Разве важно, зачем он это делал, если итог положителен? - Так, по-твоему, лишь бы результат был, а с каким сердцем человек дело совершает, это неважно? Пусть я миллион долларов на благотворительность потрачу, если я африканских деток жалею, или если мне льготы по налогам получить нужно, то разницы никакой? - Да какая разница африканским-то детям от этого? - Да никакой. Просто не верю я в то, что помощь, которую не от чистого сердца оказываешь, может пользой обернуться. Минус на плюс все равно дает минус. Это физика. С ней не поспоришь. - Н-да уж… Но не забывай, что минус на минус в итоге дает плюс. - А мы, кажется, кого-то догнали…
Четвертая пара. Они шли вместе под моросящим дождем. Высокий мужчина в очках и девушка, едва достававшая ему до плеча. Она держала его за руку и каждый раз, говоря что-то, смотрела в глаза, скрытые за запотевшими линзами очков. Ее пальцы нежно сжимали рукав его мокрой куртки. Он взял ее маленькую ладошку в свою широкую ладонь и спрятал этот двойной кулачок в карман. - Так теплее? - Да, тепло и не так мокро. - Я очень люблю дождь. Помню еще в детстве, едешь на велосипеде летом, и вдруг солнце резко прячется за тучами, гремит гром и дождь, а тебе еще ехать на другой конец города. Едешь быстро, весь грязный, мокрый и добираешься до квартиры, там мама ждет. Но она не ругается, наоборот, заставляет тебя переодеться в сухую одежду и поит горячим чаем с малиновым вареньем. А на улице, как назло, уже во всю светит солнце. Но это ничего, ведь ради такого можно и помокнуть. - Ты так хорошо говоришь, я вдруг представила тебя ребенком. Пухленький такой, наверно, в очках. - Нет. Совсем наоборот. Я в детстве очень худенький был, мне все говорили, что больше кушать надо. И очки я с двенадцати лет начал носить, когда зрение село. От книжек. - Ты в детстве много читал? - Да, очень. А ты? - Да, тоже. Отец мне все время советовал, какие книги читать. Он их очень много прочел. А я потом любила с ним разговаривать про книги, про героев, обсуждать, что и к чему. - Моя маленькая девочка с книжкой. - Я вдруг подумала, как это хорошо, когда семья, когда сын приходит домой мокрый с грязным велосипедом, когда маленькая дочка составляет буквы в слова, учась читать. Это, наверно, и есть счастье. - А муж в этом счастье участвует? - Конечно. - И ты уже хорошо его себе представляешь? - Я пока боюсь это делать. - Мне кажется, ты будешь прекрасной женой и матерью. - Спасибо за комплимент. Я не сомневаюсь, что и ты станешь хорошим отцом. - Так сложно об этом говорить. Мне кажется, я раньше ни одну женщину не мог представить рядом с собой в такой роли. А теперь вот ты идешь рядом, и как будто, так и надо. И так было всю жизнь - А я не вижу жизни. Вокруг как будто один только этот миг. И мы идем. И идем. И, кажется, будем идти вечно. Если бы ноги уже не болели, я бы так и сделала. Осталась бы с тобой в этом лесу, чтобы ты держал мою руку в кармане своей куртки и смотрел на меня так, как ты сейчас смотришь. - Какая же ты у меня… - Какая? - Самая лучшая. Других таких просто нет. Неужели возможно было спустя столько лет одиночества найти тебя? - Возможно. Я же нашла тебя. Точнее мы нашли друг друга. - И я очень не хочу тебя потерять. - Я очень боюсь, что туман растает и ты вдруг поймешь, что не чувствуешь ко мне ничего. - Не говори глупостей. Туман в лесу. А у меня в голове все ясно и прозрачно, как воздух солнечным утром. Я хочу быть с тобой. - Я тоже очень этого хочу. Пообещай мне никогда меня не предавать. - Я тебе это обещаю. «Туман, туман… На прошлом, на былом» Наступил вечер и призрака снова потревожили. Плохая погода и туман способствовали тому, что тьма спустилась на гору очень рано. Все те же восемь человек неспешными шагами спускались с горы. Несмотря на все предстоящие трудности, их настроение было хорошим. Они добрались до креста, который вблизи оказался гораздо больше, чем виделся им в начале пути, поели в ресторанчике на вершине, успев под самое его закрытие, восстановили силы и направились в долгий обратный путь. Трио. - А давай еще вот эту песню споем. Про туман. Помните? - Запевай. Над горой в тумане разлилась очередная песня. Туман, туман. Седая пелена. И всего в двух шагах За туманами война. Там гремят бои без нас Но за нами нет вины. Мы к земле прикованы туманом. Воздушные рабочие войны. Туман, туман На прошлом и былом... Далеко, далеко, За туманами, наш дом. А в землянке фронтовой Нам про детство снятся сны. Видно все мы рано повзрослели. Воздушные рабочие войны. Туман, туман, Окутал землю вновь... Далеко, далеко, За туманами любовь. Долго нас невестам ждать С чужедальней стороны. Мы не все вернемся из полета. Воздушные рабочие войны. - Круто. Идти по немецким горам и петь военные песни. - Так, еще вспоминаем…
Пара. - Я весь день ищу возможности с тобой поговорить. А ты убегаешь. - Я знаю, поэтому и бегу. - Но сейчас не сбежишь. - Я так боюсь того, что ты скажешь. - Да, вчера ты была посмелее. - Это можно списать на выпитое… Знаешь, когда ты шепотом сказал, прийти к центральному входу в 3 часа ночи, первая мысль была рассмеяться. - Но пришла, однако же. - Мы оба были пьяны. Ты, когда предлагал, я, когда соглашалась. - Дали волю своим эмоциям. - Да не эмоциям. Телам. - Я рад, что ты понимаешь. Не хотелось сейчас столкнуться с твоими иллюзиями. - Ну я как бы уже не маленькая девочка и многое в жизни пережила. Но такое все же впервые. Зачем все это было? Никакой любви, цели, привязанности. Просто желание, отпуск, ночь и вино. А я ведь всегда осуждала подобные поступки. - Не суди, и не судима будешь. Ты можешь мне, конечно, не верить, но со мною такое тоже в первый раз. И я пока не решил, что с этим делать. Но ты хочешь сказать, что жалеешь? - Не то, чтобы жалею. Хорошо ведь было, никто не спорит. Но это одна ночь. А впереди целая жизнь и в этой жизни нельзя так поступать. Это плохо и для меня, и для окружающих. - Для окружающих-то чем? - Ведь есть определенные обязательства. - Обязательства… - Ты сам знаешь. Да даже если бы и не было, то перед самими собой, отвечать тоже нам самим. Да и вообще, «мы в ответе за тех, кого приручили». - А я тебя приручил? - Не знаю. Но я не могу так просто сейчас идти и разговаривать с человеком, с которым ночью сделала… столько глупостей. У меня в голове это не укладывается. Не может быть все так просто. - Это жизнь. И в ней все так просто. Мы сделали вчера то, что хотели. Не больше, не меньше. Но сегодня уже не вчера. Мы другие. - Мы такие же. И если я сделала сегодня это с тобой, то не факт, что завтра не будет ничего подобного. А этого делать нельзя. Мы не одни в этом мире, чтобы делать то, что вздумается. - Чего ты сейчас хочешь? - Не знаю. Надо постараться забыть это. И чтобы никто не узнал. - Не волнуйся, это не в моих интересах. - Хорошо. - Поверь, я не жалею о произошедшем, но это было вчера. И, возможно, никогда не повторится. Я хочу, чтобы ты это понимала. - Понимаю. Но просто плохо. Я в твоих глазах, наверно, упала. - Нет, ну что ты. Ты вчера была искренна со мной. А сегодня приходится лгать. Другим. И это, конечно, плохо. Но здесь ты ничуть не хуже меня. - Не будем врать. Будем просто молчать.
Мужское трио. - Представляете так вот, идешь ты по улице, а навстречу девушка. Красивая. Лет двадцать пять, или около того. Смотришь, глаз не отведешь. Юбочка, ну не особо короткая, но все, что надо подчеркивает. Вырез на блузке небольшой, легкий намек на то, что скрыто под одеждой. Туфельки на шпильках. Волосы по плечам спадают. Красота. И ты вот на все это смотришь и думаешь, вот бы познакомиться. Вроде и сам ничего. Работаешь, перспективы есть, деньги водятся, не сказать, чтоб с излишком, но на машину приличную, на поход в ресторан пару раз в месяц, на отпуск за границей, заработал ведь. И спортом занимаюсь, с фигурой все в порядке, животик не появился, не курю, вина бокал выпиваю на праздник. И что? Все один да один. И к девушке к этой не подойду ведь на улице. А почему? Да знаю ведь, что дома ее ждут. Бездарь в спортивном трико, протирающий штаны в заштатном магазине или на стройке какой-нибудь. - А может, ее там миллионер в собственном шикарном коттедже ждет? - Да нет. Иначе бы не спешила она под конец рабочего дня к остановке. Ну, справедливо ли это? - Ты вопрос неправильно ставишь. Что значит, справедливо или нет? Вот скажи лучше, что ты сделал, чтобы эту девушку заслужить? - Не, лучше спроси его, что он не сделал. - Сделал – не сделал. А тот в трико, думаешь, много совершил? - Может, и много. Может, любит он ее так, как ни один умный красивый обеспеченный любить не будет. Может, оберегает ее, заботится о ней. - Ну, неужели она не понимает, что это болото? И всю жизнь ей сидеть с этим увальнем в трико и бежать с работы домой, чтобы приготовить ему ужин. - Ну, даже если и болото, то ты-то что готов ради нее сделать? Или одного твоего присутствия достаточно, чтобы она стала счастливой от осознания того, что ты рядом с ней? - Ну, я ее любить буду. - Любить? А ты уверен, что ты знаешь, что это такое? - А ты знаешь? Или ты? - Было у меня такое. Давно. Мы еще не общались тогда. Познакомились нелепо как-то. В кино. Они с подругой рядом сидели. А я один пришел. Помню, фильм такой интересный был и очень уж на него сходить хотелось. А пары не нашлось. И сидит она с подругой. Над пошлостью какой-нибудь весь зал смеется, а она нет – молчит и смотрит как будто осуждающе на всех, даже когда подруга ее с глупыми шутками лезет. И вот в какой-то момент я ее случайно рукой задел, пытаясь опереться на подлокотник. А она посмотрела так. Не осуждающе, а как будто оценивающе. И я смотрю на нее. Извинился, а она «да ничего, ничего», а сама то и дело на меня посматривает, а я уже и глаз отвести не могу, не на фильм гляжу, а только на нее. И шепотом, я ей «А вы не знаете, как актрису эту зовут?», а она мне назвала. И потом полфильма шепотом переговаривались. Назад как уходить – пошел я их провожать. Подруга недалеко жила, а ей на остановку надо было. Так мы вместо автобуса еще два часа на другой конец города к ее дому шли и говорили, говорили и друг на друга смотрели. Хорошо так было. Любовь ли это с первого взгляда была, не знаю. Но это такое счастье. - А дальше-то что? - Да не знаю что. Первое время как в сказке жили. Встречи, романтика. У нее до меня и серьезных отношений-то не было. Я и вправду, жениться готов на ней был. Но она… Холодней и холодней все становилась. Иногда сидит молча, и не разговоришь ее. А потом вот так и ссоры начались. Я ее понять все не мог. И в какой-то момент она просто сказала: «Я не люблю тебя и не хочу больше с тобой встречаться». А я-то любил. И ничего поделать с собой не мог. Первое время звонить ей пытался, писать. Она отвечает вроде, но такой холод, что лучше бы молчала. По крайней мере, так оставалась бы надежда, что она не видела мое сообщение или не слышала звонка. Надежда… Но потом и это исчезло. А любовь? Долгое время казалось, что любовь не уйдет никогда. Но начались новые отношения, потихоньку все забылось. На счастье, я не встречал ее больше. И не знаю, вспыхнет ли что-то, после того, как я ее увижу. Но для меня, это и была любовь. - Ну ты меня поражаешь, то есть ты за ней и бегал еще, когда она ушла. - Не говори слово «бегал», вернуть я ее пытался. - А гордость как же? - Эх, не любил ты все-таки… Я вот его понимаю. Какая гордость? Это же про любовь разговор. Гордость – это любовь к себе. А там, где любовь к другому человеку, гордости нет и быть не может. Потому что твоего «Я» не существует, остается только «мы»…
«Туман, туман окутал землю вновь» Призрак видел, как они спустились с горы. Была уже ночь и, прежде приветливая немецкая деревушка закрыла свои окна ставнями, а гравий на дорожках покрылся грязными лужами от прошедшего дождя. Путников в отеле ждали их друзья, а одного из них встретила девушка. Призрак проводил их до дома, как он нередко делал и прежде, наблюдая за окончанием драмы, свидетелем которой он невольно стал. Он видел, как парень и девушка обнялись при встрече, она помогла ему снять дождевик, небрежно провела рукой по его волосам, проверяя, не намокли ли они, как спросила она что-то у своей подруги, прежде чем та отправилась греться в свою комнату. Поздним вечером пара, наконец-то, осталась наедине. Призрак видел их силуэты в окне и вновь прислушался к разговору. - У тебя все в порядке? Ты немного странный после этой прогулки. Ничего не случилось? Надо было все-таки остаться со мной. - Да в порядке… Присядь, пожалуйста, я хочу с тобой поговорить. - Начало звучит пугающе. - Ты знаешь, кое-что случилось. Но не сегодня. Точнее сказать, сегодня, наконец-то, должна быть развязка. - Развязка чего? - Я не могу больше это скрывать. Ты мне безумно дорога, но… Я не люблю тебя и, я думаю, не стоит продолжать наши отношения. - Ну, наконец-то… - Что? - Мы сегодня уже спорили, расскажешь ты все-таки или нет. - С кем спорили? - А кому ты сегодня в любви пытался признаться? Или еще в чем там… - Не понял… - Послушай… Все нормально. Я не слепая ведь. А мы давно уже подруги. Очень давно. Секретов у нас друг от друга нет. Я заметила, как ты на нее смотришь, как каждое ее слово пытаешься поймать, как прежде мое. Хотя нет, не так. На меня ты так не смотрел. Но да это и неважно уже. Я с ней говорила об этом. Мне сначала очень больно было, когда я поняла. Она все отговаривала, типа я ошибаюсь, но я-то не слепа. Я вижу, как вы с ней говорите, я сама все это чувствовала и чувствую. - Прости, пожалуйста… Я сделал тебе очень больно… - Чувствую… Но не к тебе. - Что? - Теперь моя пора просить прощение. Мы договорились с ней, чтобы она тебя спровоцировала. Я специально не пошла в горы, чтобы дать ей возможность это сделать. Для тебя очень важен физический контакт, и если бы ты почувствовал ее кожей, ты бы врядли смог сдержаться. Так и произошло, когда она якобы подвернула ногу (или что там еще, хотя уже неважно). - Но подожди, подожди. Зачем все это? - Чтобы порвать. Ты не можешь развязаться, и я не могу. Хотя давно пора. Ты влюбился, и это прекрасно. Мое сердце, к сожалению, тоже несвободно. И в этой поездке я это отчетливо поняла. - Несвободно? Что это значит? - Я не говорила тебе, но один человек из этой компании, которого я давно знаю, был в прошлом не просто знакомым. Хотя он и уехал из нашего города уже больше двух лет назад, я его не забыла. Сердце не обманешь. Когда я впервые увидела его в день общего сбора, все внутри будто рухнуло. Я стояла и дрожала и говорить толком не могла. Но ты не заметил, слишком был поглощен другой. - У вас что-то было? - Нет, конечно, нет. Я несвободна для него. Да и в сердце его и тогда не было для меня места. Он не любил и не готов был жертвовать своими планами ради меня. А я готова была бросить все и уехать с ним, если бы он только позвал. Но он не позвал. Сейчас я поняла, что единственное, чего я хочу, это быть с ним. А для этого я должна быть свободна. - И ты все это спланировала? - Нет, пожалуйста, не обвиняй меня во всем. Я просто подтолкнула тебя. Начать первой этот разговор мне не хватило духа. - Но почему? Мы ведь были вместе, были почти счастливы? - Почти. Вот именно, что почти. Но ты-то меня никогда не любил. - Но я был очень близок к этому - Сейчас уже не к чему про это говорить. Ты не любишь меня, я не люблю тебя. У тебя есть шанс начать все сначала с другой, у меня с другим, хотя и слабо верится, что это получится. - Шанс? О чем ты? После всего этого ты отправляешь меня к ней? Но она-то что? Действительно этого хочет? - Спроси у нее сам. Тебя сейчас ничего не держит. Она боится, думает, что причинит мне боль, если поддастся на твои признания. Но это не так. Я хочу, чтобы все было хорошо. И у нее, и у тебя, и у вас, если все сложится. Я хочу, чтобы мы были друзьями. - Не знаю, возможно ли это. Извини, я просто в шоке от всего этого. Я думал, что ты любишь, что я причиню тебе боль своими признаниями. А на самом деле… - Ты причинил. Но по-другому. Я могла бы поддаться уязвленному самолюбию, накричать на тебя, обвинить во всех грехах. Но это неправильно. Это будет лишь эгоизм. Я ничуть не лучше тебя и самое правильное, что мы можем сделать в этой ситуации – это разойтись в стороны и попытаться сохранить человеческий облик. - Но ты… Ты же предала меня… - Я? Неужели ты настолько... Пойми… Это не предательство. Ни с какой стороны. Чего ты ждал? Я должна была закатить тебе скандал, разругаться с лучшей подругой. Я сейчас смотрю на тебя и не понимаю, неужели ты и вправду не понимаешь. Сейчас у тебя есть шанс начать все сначала, а из-за глупой гордости ты готов заставить себя поверить в то, что я что-то для тебя значила? - Но ты и вправду значила. - Но любишь ты другую. - Я не знаю. Ты настолько ошеломила меня. Я не знаю. Мне наверно лучше сейчас уйти, чтобы не наговорить лучшего. - Да, я тоже так думаю. Утро вечера мудренее. Возможно, тебе нужно будет поговорить сегодня еще и не со мной. Но я прошу тебя: не делай глупостей. - Не волнуйся. Не буду. Спокойной ночи. Призрак видел, как он вышел из комнаты, хлопнув дверью. А девушка рухнула на кровать и со слезами прижала к себе подушку. Дух скользнул по коридору, наблюдая за туристами, потревожившими его покой сегодняшней ночью. В одной комнате четверо мужчин пили вино, вспоминая приключения сегодняшнего дня. В другом номере девушки приводили себя в порядок, готовясь то ли ко сну, то ли к тому, чтобы заглянуть в соседнюю комнату. Одна пара стояла на крыльце, нежно смотря друг на друга и держась за руки. Он видел как раздавленный мужчина, ничего не понимая шел по коридору и потревожил страстно целовавшуюся пару, едва успевшую посильнее вжаться в темный угол, дабы не быть замеченной. Все шло своим чередом, и призрак отправился домой, окинув прощальным взглядом старый альпийский отель. В его мире не было ни любви, ни ненависти, была одна холодная тоскливая вечность. Но ему нравилось наблюдать за жизнью. Многие приходили в горы. Он видел, как завязывались отношения и рушились браки, как ломались характеры и обрывались судьбы, как жизнь летела вперед, преумножая прошлое и укорачивая будущее. Это был мир, в котором ему было уготовано место наблюдателя. Так сложилось уже давно, и он к этому привык, но все никак не мог считать нормой многое из того, что сегодня видел. В его прежнем мире все было легко и просто. Его сверстники знали, что хорошо, а что плохо. Они не делали различий между любовью и долгом, между привязанностями и обязательствами. Семья была священна, и никто не мог возмутиться и отказаться от брака, с человеком, которого выбрали для него. Жили и хорошо ведь жили. А сейчас… Люди стали свободны. Свободны выбирать, кем работать, с кем вступать в брак, с кем делить постель, от кого рожать детей. Но неужели, думал он, эту свобода стала для них наградой? Видел ли он сегодня счастливых людей? Он не был в этом уверен. Перед его взором шли друг за другом одиночество, предательство, себялюбие. Эти люди были свободны: свободны приехать в эту страну, пойти в горы, выбрать с кем им быть сегодня вместе. Но только сегодня, а не всю жизнь. Ведь они и не хотели выбирать. Они наслаждались своей свободой и не желали обязательств. Долг для них был неприятной необходимостью отдавать что-то другому взамен полученного прежде. А они не хотели неприятностей. Хотели идти вперед, преодолевая самими же собой созданные препятствия, поскольку жизнь их была слишком легка, и слишком много в ней было свободы избегать то, что нарушает их комфорт. Они упивались своим подвигом на вершине, не зная или не желая знать о тех настоящих подвигах, что были здесь многие годы назад. Для новых покорителей вершин, это была всего лишь игра, как и вся остальная их жизнь. Если игра не понравилась, они могли бросить в нее играть, и начать новую. Тот, кто проигрывал, чувствовал себя оскорбленным, тот, кто выигрывал, продолжал тешить свое самолюбие, а те, кого в игру не позвали, находили прелесть в обсуждении других игроков. В его время, каждый из них имел бы нескольких детей, свой дом и работал бы ежедневно, чтобы обеспечить себе и семье достойную жизнь. А они все продолжали играть, как маленькие дети. Что могло бы это изменить? Страшный катаклизм, война? Возможно. Мир свободы и игры не может существовать, когда тебе приходится бороться за жизнь. Лишь тогда человек сможет стать по-настоящему взрослым. А пока… Игра продолжалась. Свободные люди дарили минуты счастья другим свободным людям, а кому-то, напротив, причиняли боль, которую не могло вылечить даже время. И важно ли было сегодня, кто кому признавался в любви, и кто кого бросил, кто с кем провел прошлую ночь и кто с кем проведет сегодняшнюю, кто вернется из этой поездки один, а кто с любимым человеком. Ведь это всего лишь игра. А в ней так просто взять и перемешать прежде разложенные по порядку карты. Призрак вернулся на свою гору. Близился рассвет.
0
