Упущенная возможность или Почетный повстанец Степень критики: Примордиалистская
Короткое описание: Абсолютно обезличенная новелла об парне, которому очень сильно не повезло. Или повезло. Решать вам. Выбор начинается еще с названия - выберете то, которое вам больше нравится.
«Обычно книги кому-то посвящают. И обычно простой обыватель и понятия не имеет, кому посвятил свою книгу автор. Порой, обывателю плевать и на самого автора. Поэтому я посвящаю свою новеллу Анвару ас-Садату и Виктору Ильину».
Я родился в своей стране. Я любил её и был патриотом. Я рос и учился, планировал окончить университет и стать винтиком в огромном механизме моего государства. Я планировал улучшить жизнь людей в моей стране, и одновременно улучшить положение моей страны во всем остальном мире.
Мне нравилось в моем государстве все: и флаг, и герб, и национальный гимн, и история, и культура. И общая какая-то атмосфера, непередаваемая словами. Моя страна была лучшей для меня. И я хотел всячески быть полезным для неё. Помочь ей в развитии, совершенствовании. Но не судилось.
На очередных президентских выборах к власти пришли совсем не те люди. Я не особо интересовался политикой, не состоял ни в каких партиях либо организациях. Я был простым молодым человеком, учащимся на 3-ем курсе исторического факультета. Но я понимал определенные политические механизмы, течения, идеологии. И то, с чем пришел к власти наш новый президент – мне совершенно было не по нраву. Далек от мысли, что он не был патриотом моей страны. Как далек и от той мысли, что он не хотел сделать жизнь простых людей лучше. Но он планировал делать это не теми инструментами, не теми механизмами. Его представления о добре и зле, правде и лжи, хорошем и плохом не совпадали с моими. Возможно, на том этапе ошибались мы оба. Но тогда мне этого понять не удалось.
Поэтому я принял участие в первой же демонстрации оппозиции. Их основным лозунгом был призыв к перевыборам, поскольку они считали прошедшие накануне выборы сфальсифицированными. Я был уверен, что честные выборы провести априори невозможно. Но я был также уверен, что вышедшие на улицы оппозиционеры на самом деле жаждут отнюдь не честности или справедливости. Они хотят, чтобы новым президентом был избран их лидер. А мне, признаться честно, и он не очень-то и симпатизировал. Однако поскольку другого выхода не было, пришлось объединится с оппозиционерами против тогдашнего нашего с ними общего врага – нового президента.
Демонстрация проходила в приятной атмосфере. Оппозиционеры были в большинстве своем приятными людьми, каждый из них с благодарностью смотрел на других участников манифестации. С благодарностью за то, что ты хотя бы пришел и тем самым поддержал их. Они смотрели на окружающих, и были уверены, что все пришедшие целиком и полностью поддерживают их политическую программу, что все готовы буквально отдать жизнь за этих оппозиционных лидеров. Это придавало им уверенности и делало их более раскованными, что также положительно влияло на атмосферу всего происходящего. Но они должны были иметь в виду, что на акцию собрались не только их сторонники, а вернее сказать, даже не столько их сторонники, сколько противники новоизбранного президента. Плюс в любом многолюдном уличном действии никогда не обходится без простых зевак, которые пришли узнать, что тут происходит, или которые просто хотели быть «как все». Или «не как все», поскольку оппозиция противопоставляет себя власти, подобно тому, как определенные индивиды или социальные группы противопоставляют себя обществу. И это противопоставление привлекает многих молодых людей, уверенных в своей неповторимости и уникальности, противопоставляющих себя общей серой массе потребителей. Проще говоря, парень, пришедший на оппозиционную демонстрацию, докажет себе свою необычность, уникальность, поскольку это мероприятие не будет посещено его одноклассниками/однокурсниками/знакомыми. Он удовлетворит свое чувство того, что он «не такой, как все».
Но, не смотря на все это, демонстрация продолжалась. По-прежнему в хорошем, добром настроении. Вокруг одни милые и приятные люди с улыбками на лицах. Однако часто подобные идиллии нарушают люди без улыбок. А может и с улыбками. Просто их лиц не видно под балаклавами. Наша демонстрация не стала исключением. Откуда-то из колонны манифестантов выбег парень с закрытым лицом и метнул одну петарду в стоящего неподалеку полицейского.
Таких людей принято называть провокаторами. Определение верное, как по мне, они провоцируют дальнейшее развитие событий. Но почему-то данное слово в нашем понимании имеет скорее отрицательный смысл. Оправдано ли это? Все говорят о мирных демонстрациях, о ненасильственном протесте. Да, это, безусловно, превосходно, просто чудесно. Но это бессмысленно. Всегда. Мирные демонстрации в большинстве своем провальны. Утверждая об этом, я не предполагаю, что манифестации, перерастающие в уличные столкновения, более прогрессивны и имеют в своей перспективе позитивные последствия. Вообще любые акции протеста, и мирные, и немирные, не имеют никакого смысла. Они не способны ничего изменить. Это осознание, к счастью, меня посетило довольно быстро. К несчастью, уже после описанной демонстрации. Но вернемся к нашему провокатору. Что он хотел сказать, бросив петарду в полицейского? Выразить протест власти? Новому президенту? Тогда логичнее было бросать эту петарду непосредственно в президента, а не в полицейского. Полицейские, вообще, народ, заслуживающий на уважение. Они не принимают никаких законодательных и политических решений, но вся улица, почему-то, срывает свою злость и негодования по этому поводу именно на них. Но и народ можно понять – они в обычной жизни крайне редко сталкиваются с президентом. Полицейские же стоят чуть ли не на каждом углу. И в это всем одновременно есть и какая-то логика, и просто дикая несуразица. Однако двинемся дальше.
Действия провокатора, естественно, спровоцировали полицию на ответные действия. Патрулировавшие демонстрацию полицейские достали резиновые дубинки и побежали на колонну оппозиционеров. Они начали бить всех подряд, без разбора: и мужчин, и женщин, и подростков, и стариков. Я точно не знаю, досталось ли что-то тому провокатору, который и накликал на нас эту лавину ярости, но у меня закралось подозрение, что сразу после броска петарды он просто скрылся. В подобных вещах часто винят и самих полицейских «в гражданском», которые подобными действиями оправдывают насилие со стороны своих коллег. Я повторюсь, что точно не знаю о принадлежности того парня к каким-то силовым структурам – он вполне мог оказаться и обычным амбициозным оппозиционером, совершившим необдуманный поступок и очень испугавшись его последствий. Впрочем, не следует его защищать или оправдывать – из-за него пострадали ни в чем невинные люди.
И если бы их страдания ограничивались лишь единократным физическим ущербом в виде синяков и ушибов. Нет, вовсе нет. Большинство из присутствующих на митинге после избиения рассадили по полицейским машинам и отвезли в участок. Не исключением стал и я.
Меня завели в кабинет к следователю. Я передал ему все мои личные данные и честно признался, что не состою ни в каких политических партиях или организациях. Однако мои слова его не убедили. Он счел, что я вру. И поэтому решил «выбивать правду» у меня с помощью силы. Я понимал, что сопротивляться бессмысленно. Спустя нескольку ударов я согласился подписать какие-то документы, содержание которых не понимал. Просто потому что другого выбора не было. Следователь облегченно улыбнулся и произнес:
– Ну, теперь отправляйся домой за вещами.
Я не понимал, почему мне следует идти домой за вещами, но в тот момент меня обрадовал сам факт того, что я наконец могу вернуться домой. На протяжении всех последующих событий это станет моей наибольшей мечтой, наибольшим желанием. Но пока я, в сопровождении полицейского, ехал домой. Мимолетом я спросил у него:
– Извините, а зачем мне нужно собирать вещи? Куда, точнее, мне их собирать?
– Мне дали задачу проводить тебя до дома и обратно. Больше мне ничего не известно.
Уже и сам факт возвращения домой не так согревал. Вообще, ситуация только ухудшилась, когда я осознал, что после сбора вещей мне немедленно придется покидать свое родное жилище. Мои мысли были полны одним вопросом: «Куда?». Куда мне нужно собирать вещи? В тюрьму? Неужели за простое участие в одной манифестации можно сесть в тюрьму? Я не верю. Но других реалистических вариантов, куда меня могут отправить из полиции, мне в голову не приходило. Что за бумагу я подписал? Как вообще можно было ставить свою подпись черт знает где?
По большому счету, честно говоря, следователь мог и не выбивать из меня подпись, а сам подписать нужные ему документы. Сомневаюсь, что кто-то проверяет все эти бумаги на подлинность подписей. Вообще сами подписи бессмысленны – их может подделать практически любой, они не как не могут выступать каким-то подтверждающим символом, который порой имеет судьбоносное значение. Подпись – это слишком просто и ненадежно. Я уже начал думать, что смогу в полицейском участке отрицать факт того, что я подписывал какие-то документы.
Мы дошли до моего дома, и я начал собирать вещи. Я не знал, что брать с собой – потому что я не знал, куда я отправлюсь. Я предполагал, но все же надеялся, что ошибаюсь. И поэтому предпочел думать, что не знаю. Я взял сменную одежду, средства личной гигиены, пару книг и блокнот с ручкой. Мне показалось этого достаточно. Полицейский как-то косо на меня посмотрел. У меня проскочила мысль, что он на самом деле знает, куда я отправлюсь после этого, и что в том месте мне понадобится куда больше вещей. Я переспросил у него:
– Вы точно не знаете, куда меня направят? Куда мне нужно собираться?
– Давай быстрее уже, – поторопил меня полицейский.
Мы возвращались в полицейский участок. Возле него уже толпились другие задержанные накануне оппозиционеры, с которыми я плечом к плечу стоял на вышеописанной манифестации. Все они также были с вещами. Кто-то из них взял очень много вещей, а кто-то, как и я, – всего один пакет. Я подошел к ним и с несколько истеричной интонацией спросил: – Ну что, ребята, готовы к тюремной жизни?
Не знаю, что побудило меня задать такой вопрос: чувство безысходности или желание пошутить. Истеричное желание пошутить. Они посмотрели на меня из-подо лба, то ли с каким-то сожалением, то ли с ухмылкой. Один из них промолвил:
– Поговаривают, нас будут депортировать.
Я безумно удивился. Эта новость просто шокировала меня. Перекручивая все возможные варианты, даже тюрьма казалась уже не таким уж и плохим вариантом. Депортация. Из моей страны. Страны, которую я люблю. Страны, которая дорога мне. Из-за какого-то пустяка. Мы несколько минут стояли беззвучно, пока во двор не вышел следователь и не произнес следующее:
– Все вы, арестованные во время сегодняшней демонстрации, сами признались в свой причастности к иностранной террористической группировке, цель которой состояла в раскачивании политической ситуации в нашей стране. Постановлением нашего новоизбранного Президента, все вы объявляетесь врагами народа. Однако с милости нашего светлейшего и благороднейшего вы все не будете приговорены к смертной казни. Вы даже не будете посажены в тюрьму. Мы просто депортируем всех вас в другую страну. Там вам будет дозволено начать жизнь с чистого листа. Благодарите нашего светлейшего и благороднейшего за его невероятную снисходительность по отношению к вам.
Я был еще больше шокирован. И после этой речи меня в шок повергала уже не столько сама депортация, сколько то, как о новоизбранном президенте говорил следователь. Это было так мерзко. Как за такой короткий промежуток времени он смог выстроить такой культ личности? Возможно, не стоит винить его – вполне вероятно, что полицейские сами начали его боготворить, что бы президент был лоялен к ним и сохранил все их прежние должности, которые они занимали еще при прошлом президенте. Но, люди, как же это отвратительно! Поклонение и обоготворение любого человека – низко и никчемно. Человек по своей природе самодостаточен. Ему не нужны никакие кумиры или обожатели. Не нужно копировать чье-то поведение, нужно быть таким, как ты есть. Действовать так, как хочешь ты. Лишь слабаки выбирают себе идеализированную личность и стремятся быть во всем на неё похожими.
За этими рассуждениями я и не заметил, как мы уже оказались в другой стране. Не скажу, что это очень плохая страна. Это нормальная страна. Её можно любить. Человек, который родился в ней, совершенно точно будет её любить. Но не я. Моя Родина в другом месте. Моё сердце тоже там. Как жаль, что меня разорвали с ним.
По прибытию нас бросили на произвол судьбы. Нам не дали ни еды, ни денег, ничего. У меня в пакете была только сменная одежда, средства личной гигиены, пару книг и блокнот с ручкой. Я пошел на ближайший рынок и продал все это. Разумеется, я выручил не много денег, совсем немного. Но мне хватило на билет на автобус в другую страну. Я посчитал, что не могу позволить правительству моей страны решать мою судьбу. Я сам её вершитель. И поэтому не буду жить там, куда меня депортировали. Я незаконно пересек границу на небольшом автобусе вместе с такими же брошенными судьбой людьми. Все они искали лучшей жизни там, за границей. Я лучшей жизни не искал. Я ехал только для того, чтобы не оставаться марионеткой в руках моего президента. Не смог бы даже жить с мыслью, что он предрешил мою судьбу. Это очень мерзко.
Страна, в которую мы приехали на автобусе, была заметно хуже предыдущей. Впрочем, это не имело ни малейшего значения – привыкнуть можно ко всему. Привыкнуть можно было бы и в предыдущей стране. Однако нельзя было привыкнуть к мысли, что кто-то другой решил, где и как тебе следует жить. Поэтому я ни капли не жалел о своем поступке. Но в тот день пожалеть мне все-таки пришлось. Несколько позже я узнал, что на моей Родине снова прошел митинг оппозиционеров. Они протестовали против нашей депортации. Их, как и в нашем случае, тоже избила полиция. Только после этого их не депортировали. Их расстреляли. Я ужаснулся, как моя страна из некогда свободной и цветущей медленно превращается в авторитарную и депрессивную. Но еще больше я ужаснулся, когда узнал, что среди расстрелянных – мои родители. Они просто вышли на протест против моей депортации. Они, равно как и я, были далеки от политики и даже не ходили на выборы. Они просто хотели, чтобы меня вернули домой.
Не знаю, кого в этом винить – полицейских, новоизбранного президента или самих родителей – что вообще вышли на протест. Не знаю. Да, на самом деле, мне и не до этого было. Я один в чужой стране. У меня нет ни еды, ни воды, ни крыши над головой, ни даже знакомых, ничего. Я брошен на произвол судьбы. В конце концов, я сам бросил себя на него. И теперь утешение, что я сбежал в эту страну специально, чтобы не подчинятся тому року, который мне определил наш президент, не кажется таким уж и убедительным. Ведь именно его депортация вынудила меня перебежать в другую страну. Если бы не он, я бы по-прежнему жил на своей Родине. От этих мыслей мне стало совсем дурно.
Я побродил на ближайший вокзал. Завалился на свободную лавочку и уснул.
Проснувшись, я был полон сил. Печаль будто бы отступила. У меня появился новый амбициозный план, как выжить в сложившейся ситуации. В чужой стране, без еды и воды, без крыши над головой и знакомых. Я решил пойти в армию. Да, я не патриот этой страны, не готов умирать за неё и защищать её территориальную целостность. Мне, по большому счёту, плевать на эту страну и её судьбу. Однако мне не плевать на свою судьбу. А армия и накормит меня, и напоет, и даст крышу над головой, и познакомит с новыми людьми.
Поблудив по городу, я нашел военкомат. Я объяснил военному комиссару всю свою выдуманную ситуацию – мол, дом сгорел вместе со всеми документами, но вот с детства хочу Отчизну защищать, патриот до мозга костей. В тот момент, я полагаю, мы оба понимали, что я вру. Но комиссар не отказал мне. Он сказал, что я начну «с чистки картошки и уборки туалетов, а потом – посмотрим». Казалось бы, туманная перспектива, но в той ситуации это было каким-то светом в конце туннеля, проблеском в полном мраке. Я знал, что будет трудно. Но другого выхода не было.
Шли дни, и вместе с ними шли килограммы почищенной картошки и… почищенные туалеты. Не учеба в государственном университете, конечно, но тоже довольно увлекательно. Однажды на кухне я чистил картошку вместе с солдатом почетного караула, которого направили туда за какую-то погрешность. Это был хороший и веселый парень. Почетный караул – элита, лучшие из лучших. Постоянно участвуют в различных церемониях, видят первых лиц иностранных государств. Ну и первое лицо нашей страны тоже видят не реже заморских гостей. Мы очень содержательно поговорили, мне кажется, даже подружились. Жаль, что я не мог быть с ним откровенен – пришлось рассказывать все ту же выдуманную историю со сгоревшим домом и документами. И он, в отличии от комиссара, нужно сказать, мне поверил. Искрение поверил. От этого лгать было еще труднее. Но у меня не было другого выбора. Я видел его в первый раз. Я не мог рассказать ему всей правды. Так шли мои дни. Новая картошка, новые туалеты, новые знакомые с новыми увлекательными историями из жизни. Кто знает, может быть и их истории были такими же реальными, как и моя со сгоревшим домом и документами. Но какая разница? Если я вру людям, мне нечестно требовать от них правды.
Шли дни, недели, месяцы. Я и не заметил, как стоял на плацу и принимал присягу. Я говорил, что клянусь защищать территориальную целостность этой страны и отдать за неё жизнь. Я так не думал, мне вообще было плевать на эту страну и её народ. Мне пришлось целовать национальный флаг этой страны, хотя мне был мил только стяг моей державы. Но не стоит думать, что я ненавижу эту страну, которой присягал на верность. Я просто относился к ней нейтрально. Ни хорошо и ни плохо. Просто никак. Все вышеописанное – необходимость, чтобы выжить.
Я стал служить в сухопутных войсках. Армейские будни были сложными, но после ежедневной чистки огромного количества картошки и уборки безумно грязных туалетов это уже не казалось таким уж и ужасным. Теперь вместо меня чисткой картофеля и уборкой туалетов занимался другой человек, который, наверное, как и я, ненавидел эту работу. Зато теперь я, уже в качестве солдата, пользуюсь благами, которые создает тот бедолага. И теперь я понимаю, как важна и ответственна была та работа, которой я занимался. Но это не перечеркивает всей её ужасности, отвратительности и однообразия. В целом, я рад, что, наконец, покончил с ней.
Я впервые познакомился с огнестрельным оружием. Оно было восхитительно. Раньше оно меня отталкивало, казалось чем-то непонятным и отвратительным. Но столкнувшись с ним один на один, я поменял свое мнение. Оно поистине было роскошно.
Как-то я познакомился с настоящим мастером огнестрельного оружия. Тот парень был снайпером. Он по-настоящему убивал людей. Не в открытом бою. Зачастую его жертвы и не подозревали о своем убийце. В его глазах была видна смерть. Он нес смерть. Но его улыбка. Его улыбка несла какое-то умиротворение. Какую-то радость. Адская смесь. Снайпер рассказал мне один занимательный случай из его жизни.
Как-то раз президент этой страны выступал под открытым небом перед многолюдной демонстрацией. Мой новый знакомый сидел на ближайшей крыше, с которой все происходящее было видно как на ладони. Вдруг из толпы выбежал какой-то человек с ножом и направился в сторону президента. Снайпер моментально убил этого мужчину. Возможно, убитый был оппозиционером. Возможно, он был каким-то поехавшим маньяком. А возможно, он был похож на меня. У моего знакомого не было времени разбираться в этом. Да и смысла не было – перед ним стояла четкая задача: убирать всех, кто несет опасность президенту. Снайпер не задумывается о судьбе человека, которого он убивает. Не думает, что могло сподвигнуть этого человека на такой поступок. Не думает и о том, что президент мог оказаться еще более омерзительным человеком, и снайперу следовало бы убить не того, кто покушался на президента, а самого президента. Однако я судить об этом не берусь, примеряя качества президента моей Родины, которого я уже, кажется, тогда начинал по-настоящему ненавидеть, на президентов других стран. У меня нет объективных фактов, чтобы отрицательно относиться к президенту этой страны. Как и нет фактов для его возвеличивания или восхищения. Я отношусь к нему так же, как и ко всей этой стране – никак. Ни хорошо, ни плохо.
А вот абсолютного значения мое отрицательное отношение достигло по отношению к президенту моей Родины. Я начинал четко осознавать, что это именно после его избрания на пост президента моя жизнь пошла наперекосяк – меня депортировали из страны, моих родителей убили, я еле-еле свожу концы с концами, мне приходится проходить военную службу в какой-то третьей стране, которая не вызывает у меня никаких чувств.
Но я благодарен этой стране за то, что у меня появилась крыша над головой, много новых знакомых. Я не голодаю, регулярно питаюсь в армейской столовой. Однако все это я получаю не просто так. Я тяжело тружусь, а в перспективе, возможно, даже отдам свою жизнь за это. Не за страну, не за её территориальную целостность или защиту её национальных интересов. Если я погибну во время боевых действий под знаменем этой страны, это можно будет считать расплатой за все ресурсы, что армия дала мне – еду, питье и койко-место. Только необходимость в этом всем и вынуждает меня продолжать служить в армии. С другой стороны, мне и из армии идти не куда. Так что перспектив у меня нет. Ни радужных, ни печальных. Выбрав себе такую судьбу, я сам обрек себя на соответствующий конец. Кажется, в армии я и умру. Либо от пули врага, либо от какой-то болезни. Хорошо, что их у меня хватает.
Если честно, я очень удивлен, как с таким набором различных заболеваний и телесных патологий меня вообще взяли в армию. Тут мне в голову приходит два варианта: либо им катастрофически не хватало человеческих ресурсов, либо тот комиссар просто сжалился надо мной.
Однако, как это парадоксально бы не звучало, своим болезням я также благодарен за новое знакомство. Во время очередного лежания в госпитале я познакомился с обитателем соседней кровати. О, это была очень необычное и увлекательное знакомство. Он был постовым, охранял оружейную комнату. Именно ту комнату, из которой мы доставали автоматы и пистолеты для своих тренировок. Именно ту, из которой мой знакомый снайпер доставал свой смертоносный инструмент – снайперскую винтовку, и из которой другой мой знакомый, солдат почетного караула, доставал свое абсолютно безопасное ружье. Дело в том, что во имя избегания различных эксцессов, почетный караул вооружается т. н. «безопасными ружьями» – муляжами, по сути. Довольно оксюморонична эта наша комната с оружием. Мы к ней еще вернемся.
Далее следует неожиданный поворот. Поворот, который определит смысл моего дальнейшего существования, по крайне мере на ближайшую неделю. Эта новость доказала мне, что все произошедшее ранее – не случайность, что все было заранее предрешено её величеством Судьбой. Бегство в третью страну, вступление в армию, все эти знакомства – все это не просто так.
Президент моей Родины едет в мою «новую родину» с официальным визитом. И что тут такого, скажет простой обыватель? А то, что если один президент летит к другому президенту с официальным визитом, то первого будет встречать почетный караул последнего. Я смогу его увидеть. Увидеть на расстоянии в 50 метров того, кого я ненавидел все это время. Моего, пожалуй, главного антагониста. Дело за малым – записаться в почетный караул.
Я наладил связи со своим знакомым из караула, руководители моей пехотной части передали начальству гвардии мою положительную характеристику, и уже на следующий день я примерял новый мундир почетного караула. Честно говоря, я не понимал, зачем в современной армии такие пышные и нарядные одежды. Они абсолютно непрактичны, и, к тому же, я уверен, довольно дорогие. Но они были роскошны, надо признать.
С этого момента я ежеминутно проматывал момент нашей вероятной встречи. Я, стоящий в мундире и с «безопасным» ружьем, и он, выходящий из самолета. Мы встречаемся взглядами, и я… Не знаю, честно говоря, что «и я» делаю. В голове прокручивалось множество сценариев. Не хочу говорить о них – всегда происходит абсолютно не так, как представляешь это себе. Вообще никогда ничего не происходит так, как ты представляешь это себе. Поэтому мне нужно было отвлечься, чтобы перестать представлять нашу встречу. И я нашел себе занятие.
Ночью я проник в нашу оружейную комнату. Мой знакомый из госпиталя спал – он рассказал о своей «доблестной» охране казенного оружия еще когда мы лежали на соседних койках в госпитале, поэтому я не переживал по этому поводу. Следующее мое действие было очевидным – я заменил «безопасные» ружья почетного караула на настоящие, боевые. Благо, в складе был схрон с таким раритетом. Я зарядил каждое ружье, так как понимал, что во время встречи времени на это уже не будет.
Самым сложным, невыносимым этапом моей жизни была ночь перед прилетом президента моей Родины. Не избиение полицейскими, не допрос следователя, не сбор вещей, не депортация, не понимание того, что я больше никогда не вернусь на свою Родину, не сообщение об расстреле родителей, не чистка этой картошки и туалетов, не ежедневная строевая подготовка и армейская дедовщина. Все это ничто по сравнению с ночью перед его прилетом. Я тысячи, десятки тысяч раз проматывал эпизод нашей предстоящей встречи в голове. Я рассматривал самые разные сценарии, от самых банальных до наиболее экзотических и нелогичных. Я безумно переживал, не зная, как поведут себя другие ребята из караула, если я попытаюсь выстрелить. А попытаюсь ли я выстрелить вообще? А узнаю ли я президента своей Родины? А попаду ли я в него, если все-таки решусь выстрелить? А не закроет ли его своим телом какой-то сотрудник секретной службы? А не снимет ли меня с крыши мой приятель-снайпер, как только я наведу ружье на президента? А не заметит ли бдительный начальник караула подмены «безопасных» ружей на самые что ни на есть боевые и не поменяет ли их обратно? Вопросов было больше чем ответов. Скорее, одни вопросы. Ответ же был всего один – что бы не произошло, я в любом случае покойник. В таких случаях людям нужна поддержка других людей, нужно кому-то выговорится. Но я не мог рассказать о своих планах никому. Это виделось мне еще более опасным и безумным, нежели сама попытка застрелить президента. Я стал более раздраженным. Я начал боятся других парней из караула, с которыми еще вчера мы были чуть ли не лучшими друзьями. Я начал относится ко всем ним более подозрительно – я пытался выведать, кто может заподозрить о моем безумном плане мести и помешать мне. Но поступая так, я только выставлял себя еще более подозрительным перед остальными. Последние часы перед приземлением самолета президента были просто невыносимы. Я был на грани. Волнение, страх и ненависть окутали мое тело. А еще была неуверенность и некоторое осознание фатальности всего происходящего одновременно.
Перед построением я встретил своего друга-снайпера. Он поприветствовал меня и пожелал мне удачи. Я, из вежливости, сделал то же самое. Забавно, через несколько мгновений он может застрелить меня, а я ему желаю в этом удачи. Безумие какое-то. Оксюморон.
Вот он, самолет. С изображением флага моей Родины на фюзеляже. С изображением моего родного флага. Наконец-то. Я так долго ждал этого момента. Я так его предвкушал.
Расстилается ковровая дорожка. Строится почетный караул. Я – в первом ряду. Отличное место, лучше себе и представить трудно.
Самолет медленно приземляется. Неторопливо открывается дверь самолета и из неё выходит президент моей Родины со своей делегацией. Да, именно тот, чьи представления о добре и зле не совпадали с моими. Да, именно тот, против кого я вышел на оппозиционную манифестацию. Именно тот, из-за которого меня депортировали из моей родной страны. Именно тот, кто убил моих родителей. Человек, достойный наивысшей степени моей ненависти. Президент.
<-Раздается звук выстрела. ->
Я родился в своей стране. Я любил её и был патриотом.
Мне нравилось в моем государстве все: и флаг, и герб, и национальный гимн, и история, и культура. И общая какая-то атмосфера, непередаваемая словами. Моя страна была лучшей для меня. И я хотел всячески быть полезным для неё. Помочь ей в развитии, совершенствовании.
Повторение предыдущего абзаца. Надо выкинуть
Цитата
На очередных президентских выборах к власти пришли совсем не те люди.
Это как-то слишком неопределенно.
Цитата
Поэтому я принял участие в первой же демонстрации оппозиции. Их основным лозунгом был призыв к перевыборам
Их не согласуется ни с какими существительными
Цитата
Мы дошли до моего дома, и я начал собирать вещи. Я не знал, что брать с собой – потому что я не знал, куда я отправлюсь. Я предполагал, но все же надеялся, что ошибаюсь. И поэтому предпочел думать, что не знаю. Я взял сменную одежду, средства личной гигиены, пару книг и блокнот с ручкой. Мне показалось этого достаточно. Полицейский как-то косо на меня посмотрел. У меня проскочила мысль, что он на самом деле знает, куда я отправлюсь после этого, и что в том месте мне понадобится куда больше вещей. Я переспросил у него
Много буквы "я".
Дальше разбирать не буду.
Читается вроде бы легко, умеете составлять предложения, поддерживаете ровный темп. Но написано слишком просто, прямолинейно, без эмоций, скучно. местами по-детски наивно.
Вот, например, как бы стоило переписать кусок с буквами я.
Цитата
Дом встретил меня тишиной и запустением. На мгновение защимило сердце: что с моими родными, что будет со мной? Тревожные ожидания, сменялись беспричинными надеждами. В каком-то полубессознательном состоянии я покидал в пакет первое, что попалось под руку: сменную одежду, зубную щетку, пару книг и блокнот с ручкой. Полицейский наблюдал за этим, как мне показалось, с каким-то даже сочувствием. Видимо ему была известна моя дальнейшая судьба...
Для первого раза- нормально. но есть над чем работать. Удачи.
Я был простым молодым человеком, учащимся на 3-ем курсе исторического факультета. Но я понимал определенные политические механизмы, течения, идеологии.
не смешите мои чулки.
считать расплатой за все ресурсы, что армия дала мне – еду, питье и койко-место.
Пахлёбка солдатская - одна нога. Картошка, два мешка - рука. Пользование столовыми приборами - палец. Одежда: Мундир - три пальца Носки - осколочное ранение в бедро. Штаны - кантузия. Прочее: Койко-место - вторая нога. Компот - осколочное поражение живота ИТОГО, Счёт: Жизнь.
Какой умный и патриотичный у вас герой. Даже в чужой армии не теряет тонуса. Кстати - служба в чужой армии - притянута за уши, и это, простите, видно. Видно к чему герой пойдёт в конце. А это делает фабулу... рыхлой.
либо им катастрофически не хватало человеческих ресурсов,
Что значит "либо"? Милитаристам всегда не хватает пушечного мяса. Что касается сюжета и текста в общем, то это синопсис. Не художественное, не законченное произведение, а лишь голая фабула. Такой скелет нужно обтягивать мышцами, иначе говорить о какой-либо литературности нельзя.
Очень интересное произведение с глубоким смыслом. Конечно есть недочеты как и везде, но мы жен не идеальны. Неплохое изложение мыслей и подача событий.
0
