- Пропал оранжевый мальчик!
- возраст?
- 38.
- пол?
- женский.
- особые приметы?
- нет. Обычный розовый мальчик.
- оранжевый!?
- нет, розовый.
- Как розовый?
- А как еще можно назвать лезби? Розовый.
- ничего не понимаю!
- да что вы вообще понимаете! – раздраженно выкрикнула женщина. – Пидары!
Она сгребла со стола в свою сумку все фотографии и письма, швырнула в лицо следователю 200 долларов: «Подавись, Жлобина!», хлопнула дверью и была такова. Она сбежала по лестнице на первый этаж, повертела пропуском у носа дежурного и вышла на улицу. У порога ее ожидал зеленый шевролет. Она села в машину, небрежно хлопнув дверью.
- Ну что? На месте водителя сидел молодящийся яркой помадой и накладными ресницами плешивый маленький старикашка. Ему не терпелось узнать все и поподробней. – Ну что!?
- Что, что? Ничего! Не знает тебя никто. – женщина откинув козырек, смотрелась в маленькое его зеркальце и поправляла свои макияж.
- Как не знают? Ты им денег дала? – не скрывая своего разочарования спросил тот.
- Ну конечно дала. Ты меня за дуру принимаешь что ли? - с наигранным возмущением ответила она, на мгновение оторвавшись от зеркала.
- Сколько?
- Четыреста.
- Я ж тебе дуре говорил – пятьсот давай! – попытался крикнуть старичок, но тут же сорвал глотку и только просипел.
- Я че дура такими деньжищами разбрасываться!
- Нет. Ты не дура. Ты просто блаженная. А дурак – я. И стал им, когда пообещал твоему отцу взять тебя к себе. – он нервно мял руками руль машины.
- Ну что ты, дорогой. Рассердился? – она спрятала пудру в свою сумочку, повернулась к старичку и обняла его. - Не сердись. Поехали в другой участок. Может там все получиться.
- Сколько денег осталось?
- Все. – с невозмутимым спокойствием ответила женщина, развивая в воздухе стодолларовой купюрой.
- Как все!? – не стану даже комментировать выражение лица старичка, и так все ясно. – Как все!?
- вот так – все. – так же невозмутимо и четко.
Старичок дал по газам и они укатили.
По паспорту женщину звали Авдотья Николаевна Гаврилова. 23 года, не замужем. Уроженка маленького поселка в Поволжье. Еще ребенком она сбежала из материнского дома к отцу в Беларусь. Она мало что знала, вернее, мало во что хотела вникать, наблюдая за жизнью своего папеньки. Ее окружал постоянный достаток и внимание: более ничего от жизни она и не требовала. Киса, Торнадо, Изабелла так называли ее в окружении отца, тем самым навсегда избавив ее уши от ненавистного ей собственного имени. Как-то ночью ее разбудил один дяденька, представился лучшим другом ее отца и попросил от его имени как можно быстрее взять все нужные вещи, чтобы на некоторое время переехать на другую квартиру. Ее привезли в загородный особняк к Вадику (старичок из машины) и поселили в нем. Авдотье объяснили, что ее отец на некоторое время уехал по делам и побоялся оставлять свою дочурку без присмотра, извинились за причиненные неудобства и настоятельно попросили сидеть тихо и не дергаться.
*******************************
- Вадииик! – Киса сидела на кухне, очерчивая на столе пальцем невидимые фигурки. -
- Даа! – раздалось из ванной комнаты.
- А че ты себе бабу не заведешь?!
- Что?!! – Вадик выбежал из ванной. – Что за идиотские вопросы?! Он стоял перед Кисой в одних семейных трусах в розочку и от злости подергивал своими маленькими ножками.
- Ну или мужика? У тя че не стоит что ли? – она ехидно посмотрела ему в глаза и улыбнулась. – Ладно, не принимай все так близко к сердцу – я пошутила.
Вадик свел губы в один маленький и от стервозности симпатичный бантик, нервно сжал свои кулачки, что-то было попытался произнести вслух, но тут же осекся, развернулся и вышел из кухни.
Киса припудрила носик, еще раз осмотрела свой маникюр: ярко красные капли лежали в резком контрасте с черными прозрачными перчатками, обрезанными по нижние фаланги палец; взяла с кровати зеленую сумочку. Они шли на бои. Ежегодный мордобой, на котором до первой крови бились только трусы, а до первой потери сознания – только слабаки. Киса почтительно открыла заднюю дверь выходного красного шевролет перед своим немолодым покровителем, дождалась его разрешительного жеста и сама села в авто. Вадик этим вечером выглядел великолепно: красный кожаный пиджак, сорочка с ажурными воротом и манжетами, красные галифе, черные шипованные ботфорты и ярко-сине подведенные глаза.
- Можно ехать! – скомандовала она водителю. Машина плавно тронулась с места, вывернула со двора и выехала на дорогу.
Поединки проходили в подвалах Старой Ратуши. В простые будние дни там подвергались мастерским пыткам бывшие корифей «верхних коридоров», а раз в год, ближе к ночи, подвалы превращались в роскошную арену, на которой все, кому не лень, ради одного поцелуя жены «президента» били друг другу морды, рвали серьги и раздирали чулки. Традиция проведения такого рода праздника была положена лет 10 назад, когда некоронованный извращенец (президент лиги) привез с собой из Голландии молодую девушку. Многие поговаривали, что их связывает космический секс, перед которым когда-то не смог устоять даже он, первый педафил-циган и гомосексуалист города; что он пылает к ней самыми нежными чувствами и состоит с ней в официальном браке. Так вот. В начале вечера королева праздника устраивает собственное представление, на котором во всю представляет свои таланты. Рок-звезда, поэтесса, актриса и великая танцовщица. Накаченная наркотиками она выходила на сцену и творила Бог весть что: кричала, истерично смеялась, билась в эпилептическом припадке, выплясывала никому непонятные танцы. В прошлый раз она продемонстрировала зажигательный стриптиз, после которого долго и обильно рвало всех женщин, которые находились в коридорах подвала, а мужчин тупо не могли сдвинуть с места. Сегодня же она мертвецки пьяная (наркотики от нее прятали уже два месяца, что было очень сложно, учитывая тот факт, что ее любовнику принадлежала львиная доля оборота этого зелья города) в чем мать родила вышла на сцену, стала у ее края, покачнулась и без чувств рухнула на руки свои зрителям. Челюсть словившему вынесли моментально. Завязалась дикая потасовка, в разгаре которой все уже забыли о королеве бала и смачно выносили зубы и искусно мяли друг другу морды. Ее вынесли из коридоров с двумя переломами и парой тройкой ссадин.
Вечер удался на славу. Домой Киса и Вадик вернулись далеко за полночь. Очень сильно уставшие, они зашли в гостиную. Киса сразу же рухнула на диван, а Вадик открыл бутылку водки, разлил ее по стаканам, один протянул Кисе и присел на соседнее кресло.
- Вадик, а ты ведь извращенец и еще больше чем президент. – игриво и пристально всматриваясь ему в глаза сказала Киса. – Я видела, как у тебя стоял, когда ты откусил ухо той бабе…
- Малышка, нас выселяют. – прервал Вадик задушевный треп своей собеседницы.
- Как выселяют? Откуда? – Киса недоумевала. – Вадик, ты вообще в своем уме? -
Нас выселяют с хаты. – тихо и обреченно пояснил он.
- За что? Это, что не твой дом? Я ничего не понимаю. – Киса смотрела на Вадика глазами растерянного ребенка.
- А ты, дорогая, даже и не догадываешься, в чем все дело? Для чего все эти поездки, на первый взгляд нелепое башляние такими деньжищами? Ты… У тебя даже малейшего сомнения не возникло? – с каждым словом Вадик постепенно терял терпение и постепенно стал переходить на крик. – Ты даже ни разу не заикнулась, не спросила: что, как, для чего!!
- А ты бы мне и не ответил. – не понимая смысла его претензий.
- Естественно!!! Чем меньше знает такая дура как ты, тем лучше!!!
- Вадик, успокойся. – Киса потянулась к старичку, обняла его и поцеловала в начищенную лысину. - Все как-нибудь решиться, ты же у меня умный.
- Ты понимаешь, что все кончено. – сам не свой от злости Вадик оттолкнул Кису и вскочил с кресла. – Ты понимаешь, что нам конец. – он брызгал своей слюной и запинался от злости. – Вот это: это, это, то, все уйдет. Ты…
- Сядь, я сказала!!!! – киса бросилась таким неожиданным воплем, что Вадик моментально заткнулся и покорно присел на диван рядом с ней. – А теперь рассказывай все по порядку.
- Я должен подготовить теракт и привести его в исполнение. – После недолгого молчания начал Вадик. У Кисы глаза вылезли на лоб. – И все это нужно сделать на День города – то есть послезавтра. Есть все – нет только исполнителя. Всего лишь исполнителя, человека, которого нужно найти да еще и подготовить. То есть, у меня нет ровным счетом ничего. – Вадик закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. – Исполнитель должен быть идейным человеком, фанатичным и твердым. Вот именно для этого мы и разъезжали по ментовкам – там либо взяточники, либо тупоголовые вшивые фанатики своей работы.
- А почему любого дурака с улицы нельзя взять? Накачать наркотиками и все. – идейно прорвало Кису. -
- Рискованно: под наркатой его могут не пропустить, да и если словят со взрывчаткой, где гарантия, что он всех не сдаст. Менты – другое дело.
- Почему?
- Такой мент своих не сдаст. Идейного человека, мента, легче настроить на свой лад. У них психология фанатиков. На первый взгляд они тверды, как камень, но на самом деле очень легко поддаются внушению из вне. Да и взрывчатку пронести будет легче. -
- Ну ты, Вадик, прям как профессор защебетал. И как же ты его обрабатывать вздумал? – не скрывая издевки сказала Киса.
- Девочка, у меня за плечами школа НКВД.
- так ты, что чекист?
- Уже – нет. Они узнали про то, что я гей и в дурку меня упрятали. Вот именно так я стал идейными террористом. -
И мой папенька тоже? - Нет. Твой папенька просто конченный террорист.
- А где тогда он сейчас?
- Где, где? В Израиле. – и немного помолчав, отцовски похлопал Кису по колену.
– Пойдем спать, малышка.
- Пойдем.
**************************
Она не могла писать в темноте. Она не умела этого. Да, черт возьми, ей и не нужно было это делать. Она просто придумала гениальный план: простейший и безумно жестокий. Она нашла способ приведения в исполнение их идиотской идеи. Тогда она не воображала себя дочкой великого террориста, она не чувствовала в себе палящей ответственности за исход реализации плана, она даже и не помышляла войти в сборники руководств по прикладному наведению страха. Она просто почувствовала сладкий привкус крови у себя во рту: привкус страсти, отчаяния и веселящей нежности. Привкус сумасшедшего азарта. Она хотела этого. Она просто жаждала крови, слез и рвущихся криков. Она приходила в неописуемое восхищение от представления картины страха. Люди метались в истерике пока еще не понимая, что действительно произошло. Они не понимали, что нужно делать. Они не знали, в какую сторону смотреть и к чему прислушиваться. Они истошно кричали и спасались бегством, а, сделав несколько шагов, возвращались обратно, потому что не знали, откуда ждать новой опасности. Они не знали самого главного, кого винить в произошедшем, что еще больше бесило и больно било ключом в затылок и окончательно сбивало с ног. Они возвращались, в надежде, что уже здесь ничего не произойдет, но, услышав крик или шорох позади себя, снова начинали спасаться бегством. Снова и снова. Раз за разом. День за днем и так всю жизнь. Она приходила в неописуемый восторг оттого, что именно она порождала этот страх и именно она могла управлять им. *******************************
Все было элементарно: 2-х литровый пакет из под сока со взрывчаткой нашпиговали дробью и обрезками гвоздей. Его незаметно подбросили в одну из авосек первой попавшейся подгулявшей компании и легко ушли в предчувствии неминуемой удачи. Детонация должна была произойти от попытки открытия крышки пакета. В «Колыбели для кошки» К. Воннегута, ученый, изобретший атомную бомбу, в момент бомбардировки Хиросимы плел из веревки небольшое гнездышко: колыбель для кошки. В пустом его молчании не было ни восторга, ни жалости; не было ни неутолимого горя, ни проклятия. Была тишина. Был тихий страх перед собой, перед своим невидимым и бесполезным могуществом. Страх перед человеческим умом. Тихий страх. Страх осознания того, что его жажда познания неминуемо приводит к смерти, той далекой и неслышной. К тихой смерти.
О теракте, спланированным ею, Киса узнала утром следующего дня.
- Детка, скорее иди сюда! – Вадик сидел в гостиной у телевизора с пультом в руках. – У нас получилось! Ты должна это видеть!! – и увеличил громкость динамиков.
После ночи жуткой пьянки Киса с трудом понимала, что от нее хочет этот тупой старикашка. Невыносимо сильно болела голова, ломало все тело и слегка подташнивало (Только поднявшись с кровати, она не на шутку подумала, что все-таки залетела. Только от кого?). Она медленно проплыла к гостиной и уселась рядом с Вадиком.
- чего ты от меня хочешь? Не видишь – мне хреново. – еле выговорила Киса и обхватила голову руками.
- Девочка, твой теракт удался. – не скрывая своей искренней нежности сказал Вадик, обнял кису и поцеловал. – Ты понимаешь, что у нас получилось. – ликовал старичок.
Киса медленно освободилась от его рук, перевернулась в сторону телевизора и молча смотрела в его экран. Как она позже сетовала оттого, что не смогла увидеть той паники, что царила после теракта; не услышала тех криков и непонятных суетных слов. Она сетовала и ликовала на ровне. Она была в восторге от своего ума и величия, которым обладала. Она была сама не своя от счастья и убивалась в горе от без неслышного вопля отчаяния обреченной толпы. Она запила еще ровно на две недели, а после до дури обнюхалась наркотой и съехала с катушек. Она была в восторге от своего ума и величия, которым обладала. Она была сама не своя от счастья и убивалась в горе от без неслышного вопля отчаяния обреченной толпы. 06.03.10