Бернард стоял на балконе, подоткнув ладони под мышки, и пыхал сигарой. Время от времени он брал вино с низенького столика, и тогда вытаскивал сигару, зажимал ее пальцами, унизанными перстнями и деловито оглядев – насколько хватало обзора – просторы плантаций, делал глоток. Пестрели цветные тюрбаны женщин, множество черных спин тонули в зелени, и сгибались под палящим солнцем. Жужжали москиты и мухи, досаждая неграм, лезли в глаза, ноздри, и немилосердно жалили голое тело.

Стояла  привычная для штата Джорджия духота.

На  балконе была тень, а полог занавеси защищал от насекомых. Изысканное вино придавало Бернарду бодрости и душевных сил. Запах был умопомрачительный – черная смородина, лакрица, мускус. Эротично, утончено, изысканно:  как однажды охарактеризовал его Бернард. За бочку такого вина он не пожалел бы и двадцати негров. Умерло всего лишь пятеро – около двухсот долларов за каждого – к слову сказать, у других умирало намного больше. Ничего возмутительного или удивительного. Проще купить нового раба, чем создать сносные условия для его жизни – так рассуждало большинство плантаторов, так рассуждал Бернард. И все же ценил негров, вернее ценил то, что приносило ему рабовладение – доллары, доллары, много долларов и звенящих центов… И потому то обращался с своими рабами все же чуть лучше, чем со скотиной.

Однако, попивая вино на балконе, ничуть не сокрушался. Пять жизней ради бочки вина. Но какого вина… Лучшего в штате Джорджия!

Да, это вино оказывало на него воистину приподнимающее дух действие, но сегодня не могло  сгладить нарастающее беспокойство, а вид рабов только усиливал раздражение. Бернард шагнул с балкона в комнату, и, расхаживая из угла в угол, принялся щелкать языком, и бормотать.

– Ожидание худшее из пыток. Не сегодня, завтра все полетит к чертям…

Через час метаний, охов и ахов напомнила о себе давняя проблема, Бернард охнул от боли в пояснице. Думать стало сложно, на висках и под носом выступил пот, он завел руку за спину и, крякнув, попытался разогнуться, снова охнул. Пот крупным градом потек по лицу и шее, щеки покраснели.  В эту же минуту, раздался стук в дверь:

– Открыто, открыто… Обязательно так колотить, будто пожар. Проклятье, – сдавленно отозвался Бернард, с трудом переставляя ноги. Застонав, он опустился в кресло,  пружины тяжко заскрипели под его весом. Бернард уместил руку с бокалом и сигарой на столик, расслабил спину. Голова сама завалилась. Кажется, так на самом деле стало чуть лучше. Бернард раздувал щеки, как кашалот, обильный пот тек по лицу. Не хотелось ни шевелиться, ни разговаривать.

– Доброе утро, мистер Бернард, – почтенно сказал старый раб. Выцветшие брови, сморщенное, как чернослив лицо, дрожащие губы, худое согнутое в вопросительный знак тело вот чем наградила Абу старость. Теперь он годился лишь открывать дверь, да спускаться в темный, пыльный подвал за бутылочкой для господина, а ведь раньше от удара его плеча косяки скрипели. Но Бернард не торопился избавляться. Привычки, черт бы их побрал.  –  Рабы пытались подстрекать других к бунту … Вы просили предупредить, если повториться.    

Бернард закрыл глаза и зло заворчал, выбрасывая каждое слово через силу:

– И что им неймется? Здоровые как кони! Пища ­– есть. Работа – есть. Кров – есть… Да чтобы они без меня делали? Побирались отбросами на улице, ночевали в камышах. Или что там у них в Африке? Болтались бы, как мартышки на лианах. А попади не ко мне, так добывали бы серебро в рудниках… Я Бернардо Мурей взял их под свое покровительство. И как они мне отплачивают? Бунт за бунтом! Бунт за бунтом!  – Бернард взял сигару в зубы, сделал многозначительную паузу, Абу смиренно смотрел на него, не меняясь в лице. – Проклятые янки…! – с жаром крикнул он. – Это они, они! Они задурили их пустые головы! Ветер перемен дует к нам, и не важные это перемены… Черт бы побрал этих англичан!  

– Так что с рабами, мистер Бернард?

– Кто эти несчастные?

– Братья Тембо и Луленда…

Бернард резко приподнялся в кресле. Охнул. Дым клубами валил у него изо рта. Вытащив сигару, он снова пыхнул дымом, и зло крикнул:

– На кой черт мне их имена?!

– Простите, мистер Бернард.

– Тащите сюда… Нет. Сюда не нужно. Зачем сюда? Куда же тогда…  О, как же болит, черт бы все побрал. Вниз… В столовую. Пусть на стол накрывают. Перекушу, да посмотрю на этих жалких слюнтяев. А доку…Кстати, где он?

– Доктор Джерарлд изволил пойти порыбачить.

– Ах ты! Ух ты! Вот старая кляча. Я разогнуться не могу, а он рыбачит. Пусть зайдет ко мне.  Нет, не ко мне. Пусть присоединится к завтраку.

– Как будет угодно, мистер Бернард.

Столовая Бернарда находилась на первом этаже. Он хватался за стены и перила, его вели под руку два негра, и с великим трудом помогли спуститься. На завтрак была каша, Бернард ел без аппетита, больше пыхал сигарой, и шуршал страницами газеты. Доктор пришел, когда подавали второе, рабов еще не было. Лысый, низенький мужчина, с короткой шеей, заросший бородой, так что сверкали одни глаза. Он приехал из штата Кентукки, лично следить за здоровьем Бернарда.

– Какое пекло, – пожаловался он, когда слуга забирал соломенную шляпу. Его щеки и нос были красными от пятен, видимо, пересидел на солнце. – Воздух буквально вариться. Сдается, мне в это лето снова будет засуха.

– А где улов? – поинтересовался Бернард.

– Сейчас, занесут. Дверь бы расширить, боюсь не пролезет… Так много рыбы..! – он огляделся, и показательно возмутился. – Что до сих пор не протащили…?  Надо бы поторопить лентяев!

Бернард тоже посмотрел на дверь, и не увидев ни рабов, ни корзин с рыбой, вопросительно взглянул на доктора.  

– Право, друг мой, не стоит так удивляться. Я же шучу, – улыбнулся доктор, – Я сидел на берегу, восхищался прекрасными видами, но увы, увы, увы… Ничегошеньки не поймал! – отчего-то весело добавил он, воткнув руки в нагрудные карманы жилетки – лукаво блестящие глаза пробежали по накрытому столу, и довольно заулыбались. Казалось, Джерарлд сейчас замурчит, как кот при виде всех этих яств.

Бернард его веселья не разделял, а только угрюмо вздохнул;

– Неважный из вас рыбак, док…

– Зато прекрасный доктор! – усмехнулся Джерарлд. – И все же какое сегодня пекло! Какое пекло! – продолжал веселиться он, усаживаясь за стол.

 Только этого не хватало, подумал Бернард. Сегодня, даже Джерарлд намерился его доконать. А ведь Бернард считал его позитивным и простым человеком, с которым можно выпить кукурузного виски и поговорить по душам.  Но настолько же позитивным, черт бы все побрал!

 Джерарлд был глуп, даже туп, во всем, кроме медицины. Что к лучшему… Бернард был умным, и не потерпел бы другую выскочку рядом с собой. В медицине  же он ничего не понимал, потому знания знакомых в этой области им приветствовались и даже поощрялись.  

– Засуха весьма, кстати. Черт бы ее побрал. Это когда  в воздухе грохочут раскаты, приближающейся беды!

– Ммм… Inimitable! – воскликнул доктор, разгоняя дымок от тарелки с супом. – О какое же блаженство готовит Топси для моего голодного живота! Я должен поцеловать руки вашей кухарке…

Бернард прожевал с трудом, и пробурчал с ехидной ноткой в голосе:

– И падите к черным ногам, да облобызайте стопы ее. Будто она Пресвятая Дева Мария.

– Аминь.

Бернард вздрогнул:

–  Вы что с ума сошли?

– Что? – удивился доктор, промокнув губы салфеткой. – Aout donne gout, – сказал он, сделав глоток вина.

– Я говорил о войне, – отмахнулся Бернард и поерзал на стуле, поясница стрельнула вдоль позвоночника. Он долго молчал, пытаясь вернуть голосу величественный тон, а когда почувствовал, что может говорить, не подвывая от боли, продолжил: – Я ездил в Атланту. Люди только и говорят о войне… Везде говорят о войне. Даже кофе спокойно не выпьешь, обязательно подавишься, и не выкуришь сигарету, чтобы не услышать слова война …Кто-нибудь, обязательно вякнет. Черт бы их подрал.

– А разве речь не о не взаимовыгодном соглашении?

– Если бы…Богард выбил янки из форта Самтер, – продолжил Бернард, подтянув тарелку с супом, лишь бы занять чем-то руки. И выуживая из бульона куриную ножку, продолжил: – Думаете, после этого они пойдут на какие-то взаимовыгодные соглашения? Да черта с два! – пробурчал он, сквозь набитый рот.

– Не чертыхайтесь.

– Я не чертыхаюсь, черт бы вас побрал! – Бернард раздул ноздри, и направил обглоданную косточку в сторону доктора. – Стычки грозят стать бойней, – потряс он косточкой, – и только, одному богу известно, чем все это для нас закончится.

– Джон Браун… – начал было доктор.

– Да, этот проклятый Джон Браун! – Бернард отшвырнул косточку, лежащей на полу собаке. Собака даже не повела носом. Специально выдрессированная и натасканная ловить беглых рабов, она питалась намного лучше них. – Гореть бы ему в огне его же революции, вместе с сыновьями! Как же все было прекрасно… Если бы не это: долой рабство! К чертям миссионеров… О чем они думали, когда пытались сделать из негров христиан? Негры христиане! Ха, ха, ха!

– Вы боитесь, друг мой?

– Да, черт побери, док! Что я буду делать без рабов? А если янки по пути пройдут через мое поместье?

– Я думаю, мистер Линкольн не захочет войны. Они нас боятся, Бернард.  Ведь на нашей стороне умные и талантливые генералы. И удача! Но это если война и начнется.

Бернард с сомнение посмотрел в окно, черт бы их все побрал. Они всерьез верят, что Конфедерация может одержать победу, без постоянной армии, без крепко стоящей на ногах власти,  с одной лишь бравадой в голове?

Да на Юге нет даже  развитой системы железных дорог! О какой победе может идти речь?

 Но мысли Бернард оставил при себе, и решил перейти к еще одной досаждающей его неприятности.

– У меня снова ноют кости, Джерарлд. Просто сил нет, как тенят поясницу. Выпишите мне дряни какой-нибудь, чтобы я  смог хотя бы спокойно спать по ночам.

Джерарлд стал задумчив, когда дело касалось не политики, а того в чем он действительно разбирался, Джерарлд задумывался, а не повторял сказанное кем-то. За дверью послышались шаги, и черные слуги ввели двух губастых мальчишек. Бернард скомкал салфетку, пустил кольцо дыма, приглядываясь к ним. Темные глаза смотрят с ненавистью, губы сжаты, брови нахмурены. Один лет двенадцати, худой – кости да кожа, но на лицо хорошенький, как ангелок.  Кожа не черная – смуглая. Второй высокий, черный как головешка, глаза бешенные, буквально оскалился белыми зубами. Кажется, он был старше брата года на три. Оба одеты в кошмарную рвань, и босоноги.

Бернард цокнул языком. Снова цокнул.

– Да эти чертенята еще молокососы!

Абу многозначительно вздохнул, и промолчал.

– Ты только погляди Джерарлд… Как думаешь, чего свинята учудили? – спросил Бернард.

Доктор вздрогнул, будто отложил мысли в сторону, промокнул салфеткой губы.

– Пытались сбежать?

– Хуже! Пытались поднять бунт!

Доктор осмотрел обоих критическим взглядом, задумчиво покачал головой.

– Думают ли они, что будут есть, если обретут свободу? – поинтересовался Бернард,  будто сам у себя. – Нет, не думают. Им это вообще несвойственно.  Черные грабители, насильники и убийцы… Вот что их ждет! Где будут работать эти несчастные? Я хоть раз ударил кого-то из рабов?

– Жирная, белая свинья! – крикнул высокий подросток. – Чтоб ты подавился, скотина!

Маленький испуганно вздрогнул, Бернард обратил на него взгляд:

– А ты тоже пожелаешь мне приятного аппетита, негодник?

– Приятного аппетита, мистер, – буркнул он, и низко опустил голову. Голос у него оказался тонкий, и приятный. Старший оскалился, мясистые ноздри широко раздулись.

– Что ты делаешь, Тембо? Решил унизиться перед этой жирной тушей?

Тембо сглотнул, губы задрожали, еще чуть-чуть и он бы разревелся, явно не зная как быть.  Он не такой смелый, как брат. Ослушаться хозяина мыслимо ли, когда с пеленок тебе твердят о покорности и послушании? А брат… а брат тоже требует послушания, иначе Тембо не разносил бы листовки. Негры не умеют читать, но если очень нужно, обязательно найдут того кто прочтет. И Лу, и Тембо это понимали. Листовки расходились быстро, но Тембо не гордился этим.  Но перечить брату все же  не мог.  

Бернард постукал сигарой об  пепельницу:

– От работы еще никто не умер по моим сведениям… Умирают от болезней, или укуса змей.

–  С таким брюхом, только и рассуждать об этом, – огрызнулся высокий.

Бернард пригладил усы, демонстративно подтянул ремень на пузе. Своего веса он не стеснялся, наоборот, считал дородность показателем обеспеченности и важности человека. Щенок был смел, это забавляло, хотелось вернуть все брошенные им шпильки назад.  Да вернуть не просто так – а чтобы проткнули глаза, и язык, что посмел хамить господину.  

– Сколько я за тебя заплатил?

– Бутылку вина.

– Ах, да, да, да… Припоминаю, – Бернард в самом деле припомнил, как год назад заехал в гости к владельцу соседней плантации, и увидел черномазую семейку. Если за младшего брата и сестричку пришлось поторговаться, то старшего буквально отдавали даром – но Бернард не любил быть в должниках, потому пригласив хозяина поместья к себе, распил с ним бутылку вина.

– Оно и видно. Необъезжен, как мустанг. Что прикажешь с тобой делать? Выпороть?

– Я от своего не отступлюсь! Лучше умереть!

– Ну да… Предпочитаешь сдохнуть? Какой фарс! – вспылил Бернард. – Разве раз в месяц вас не кормят мясом? Вас и так слишком много… Сто двадцать рабов. Ты думаешь легко кормить столько разинутых ртов? Разве у вас нет одного выходного дня? Разве я не сделал для вас все условия, чтобы вы учились грамоте? На свою голову…

– Ты только и думаешь о жратве… Мне нужна свобода выбора, а не миска похлебки. Мою сестру вы отдали надсмотрщику. Мою маленькую сестру… Если и есть на небе какой-то бог, то ты будешь гореть в Аду, мерзавец!

– Свобода выбора? Пафос, пустое сотрясание воздуха… Если рабыня крепкая женщина, отчего бы ей не дать потомство своему хозяину за то что выкупил и содержит за свои деньги? Родит одного, двух малышей… Ну и что с ней станется?

– Она умерла при родах…

– Бывает, – ничуть не смутившись, ответил Бернард.  – Даже свободные женщины не защищены от этого.

Щеки юноши вспыхнули, черные глаза смотрели в упор, он не отводил взгляда, как второй. Бернард едва ли предполагал, что собирается сделать. Определенно, что-то надо было делать. Пороть пока шкура не слезет? Это мало что даст. Бернарду уже попадались такие пафосные, упертые как ослы мальчишки, и ломать их чудовищная мука. Насилие Бернард все же не одобрял, хоть и не отличался особой добротой к рабам…

 А если в скором времени сюда прибудут янки, топтать плантации…. Впрочем, он повернулся к доктору, как тот явно жаждал выплеснуть нечто:

– Ты говорил о пояснице… Я тут подумал, нужен кто-то маленький... Мази я вам выпишу, но надо бы еще размять суставы.  Вы мало двигаетесь.

– Я не очень хорошо вас понял, Джерарлд.

– Нужно чтобы кто-то каждый день, ходил по спине и разминал.

– Ходил по спине?

– Я слышал, что в древней индии…

– Да, к черту индию! Это поможет?

– Не знаю... Но ведь пока не попробуешь, не узнаешь.

Бернард загасил сигару в пепельнице, посмотрел на притихших подростков – старший по-прежнему уничтожал взглядом, младший глядел в пол.

– Эй!

Младший поднял голову.  Темные, обрамленные пушистыми ресницами глаза расширились от страха.

– Ты останешься… А этого дерзкого щенка запереть, оставить без воды и пищи. 

Негритенок вздрогнул, посмотрел на брата, отчаянно уцепился за его руку, заплакал:

– Не оставляй меня здесь, Лу! Пожалуйста, Лу.

– Если вы мистер, посмеете его обидеть… – черные глаза вспыхнули бешенным огнем.

– О себе беспокойся, – пробурчал Бернард. Ловко орудуя ножом и вилкой, он отрезал кусок говядины, и запихал рот. Жуя, улыбнулся. – Тебе-то не скоро блаженствовать с набитым пузом.

– Да, я и не знаю, что это такое, – фыркнул негр, и обратившись к брату, сжал его руки. – Все будет нормально, Тембо. Я найду способ тебя вытащить.  

Их долго не могли оторвать друг от друга, Тембо кричал и цеплялся за его одежду, в глазах старшего блестели слезы, он гладил Тембо по кудрявой голове, и что-то говорил. Наконец, их разлучили. Мальчишка посмотрел  на Бернарда затравленным волчонком, когда брата вывели из комнаты.

– Мистер Бернард, может лучше, я вам подыщу кого-то менее… ммм… беспокойного… – предложил Абу.

Бернард отмахнулся:

– Помойте маленького голодранца, и накормите… Хорошо помойте. А то псиной воняет, хуже, чем от Бренди.

Пес, услышав имя,  застучал хвостом по полу, лениво клацнул зубами, когда возле морды упала еще одна кость.

Бернард  хмуро посмотрел вслед мальчишке, слуги вели его вверх по лестнице,  и тут же отодвинул тарелку. Кусок в горло не лез. А сейчас и подавно.  На кой дьявол он решил оставить этого молокососа здесь? Бернард поймал на себе лукавый взгляд доктора, и удивленно вскинул брови. Джерарлд невозмутимо продолжил трапезу. Кажется, его это забавляло. Черт бы его побрал.