Тесная комнатушка в торце старой шиномонтажки. На обшарпанных стенах между пошлыми картинками из порножурналов 80-х, полки заваленные хламом и пыльными футбольными кубками. Самому молодому - чуть больше двенадцати лет: студенческий чемпионат штата, Огайо, девяносто восьмой.
Возле разложенного, битого временем и, черт пойми какой еще дрянью, дивана двое.
Парень в тусклой, клетчатой, бывшей когда-то ярко-бордовой, рубашке. Небритый, взгляд его недоволен и колюч. Джинсовый комбинезон свободно болтается на уровне колен.
Красивая, стройная, полностью обнаженная индианка устроилась рядом, уперев в потрескавшийся линолиум худые колени. Смуглая кожа девушки резко контрастирует со свободными от загара бедрами парня и набухшим членом, ритмично двигающемся у нее в рту. Его правая рука в ее волосах, заставляет двигаться то медленнее, и тогда массивная, покрытая вздувшимися венами, мужская плоть оказывается глубоко, касается горла, вызывая рвотный рефлекс и непроизвольный кашель; либо быстрее, тогда грубо до боли стягивает роскошные волосы, цвета воронова крыла и, парень, дав девушке несколько секунд отдышаться, резкими толчками, начинает вбивать свой воспаленный желанием орган во внутреннюю сторону ее щеки.
Периодически, когда ему кажется, что девушка старается недостаточно сильно, в ход идут хлесткие пощечины. Ее глаза глядят с обожанием, глаза собаки, не иначе. Парня это смешит, и , признаться, немного заводит. Придает тупому процессу хоть немного пикантности.
Наконец он прекращает и с силой потянув за волосы, заставляет девчонку подняться. Он точно не хочет кончать сейчас.
Грубый толчок, девушка вскрикивает от неожиданности и падает на диван, приподнимается на локтях, облизывает средний палец, и глядя ему в глаза, чертит неровную линию от возбужденного соска к вагине.
Парень какое-то время с интересом разглядывает ее гладко выбритый лобок и сочащееся влагой, призывно раскрытое влагалище, затем набрав в рот побольше слюны резко плюет ей между ног и навалившись сверху, грубо входит.
Его движения лишены нежности. Головка при каждой амплитуде, практически покидает ее пышущее теплом лоно, через мгновение резко глубоко возвращаясь обратно. Их дыхание тяжело. Девушка, прикусив губу, не издает ни звука, что ужасно бесит ее разгоряченного партнера. Он хватает ее за горло, бросает в лицо слова, опаленные пивным перегаром:
- Тебе хорошо? Хорошо, сучка?!
Она отвечает на языке, которого он не понимает. В ее словах не достает почтительности. Он входит в нее максимально и сильно бьет по лицу. Девушка вскрикивает, то ли от боли, то ли от удовольствия. Не важно.
- Я просил не говорить при мне на своем жабьем языке! Тебе хорошо, дрянь?!
- Да!
Девушка, несмотря на ручейки слез, смотрит игриво. Диван скрипит так, будто старые пружины вдруг рискнули перед смертью заделать ребенка. Бабы дуры, какие же бабы дуры! Он бьет ее просто так, поддавшись неожиданной идее причинить дополнительную боль. На прошлой неделе с дружками стреляли койотов, твари скулили так же.
Он зарычал и кончил прямо в нее. Плевать на последствия. Это отребье умеет убивать детей, а нет и хрен с ней. Парень быстро поднялся, на ходу одевая комбинезон.
Девушка, тяжело дыша, продолжает лежать. По внутренней стороне бедра стекает белесая, липкая струйка, словно зараженный гребаным вирусом комп, наполненная тысячами его перепорченных реплик. В комнатке душно, пахнет потом и сексом. Самое дерьмовое в сексе это запах после. Парень привычным движением выбивает из пачки оранжево-белый цилиндр Malboro Gold, щелкает зажигалка и спасительный дым наполняет ноздри и легкие. Настроение значительно улучшается.
- Когда мы увидимся снова?
Он прикрывает глаза. Этот акцент, эти ее янтарные, выпученные глаза… Неужели эта тупая корова не понимает, что пора убираться? Твою ж мать…
- Никогда, мать твою, никогда! ярость переполняет его. Хочется выпить и не видеть больше эту черномазую оборванку. На хрен! - Вали уже на хрен отсюда, твою мать!
Она заливается проклятиями на своем квакающем наречьи. Разве может такое дерьмо быть полноценным языком?! Кидает в него всякой мелочью, что попадается под руки. Ужасно раскалывается голова. Просто невыносимо!
Парень хватает попавшийся под руку кубок и бьет первый раз наотмашь...
***
- Кто я? слова вырываются со скрипом, будто внезапно заработали старые ржавые механизмы. Он не узнает этот голос. У него точно был другой. Но…
- Кто я?!
- Ты ворон. Мысль и память. Перышко к перышку. Corvus corax. Я буду звать тебя Джонатан. Хех, Джонатан вполне подойдет. проговорил Мастер Снов своим шелестящим голосом.
Ворон по имени Джонатан был уверен, что никогда раньше не видел Мастера Снов и, уж тем более, не говорил с ним, но это определенно был именно он. Ворон взмахнул крыльями, оторвался от земли и, издав гортанное «крух», умостился на скрытое плотным черным балахоном плечо.
- Что это за место? спросил ворон, окидывая взглядом бескрайние чернильные просторы, сквозь которые вникуда пролегала довольно широкая дорога из желтого кирпича.
- Я здесь уже не одну вечность, птица, но даже я не могу сказать наверняка, что это за место. Боюсь, какаято ментальная плешь в твоей голове, хотя в этой черепушке места всего ничего - от затылка до кончика клюва.
- А, так значит мы внутри моего сознания?!
- Сознание это у людей, а ты тупая птица, больная инстинктами. - проворчал Мастер Снов, неспешным шагом продвигаясь вперед.
- Кааргх! А что это там впереди? Светящееся?!
Бессмысленную черную мглу слева вдали прорезала переливающаяся ядовитыми цветами сфера. Периодически она исторгала из себя плотный комок, превращающийся в невиданную ранее вороном бесформенную сущность. Создания сферы какое-то время ошалело глядели по сторонам слепыми глазами, затем с криками уносились в разные стороны, растворяясь в ослепительных вспышках света.
- Это МОМЫЕ. в голосе Мастера Снов чувствовалось недовольство. Ворону казалось, что эмоции для его спутника не обязательный, неприятный атрибут, который он достает с полки наугад, не осознавая их реального значения.
- Мо-мы-е? Звучит как несуразица.
- Да! Только, если обращать внимание исключительно на буквы, болван. В МОМЫЕ сталкиваются и взрываются галактики, порождая чистейший упорядоченный хаос. А там хоть на хлеб мажь, хоть пей рюмками. Кому как нравится.
Какое-то время двигались молча. Дорога по параболле уходила вверх и вправо оставив далеко позади Момые и его причудливые творения. Ворон по имени Джонатан внимательно глядел по сторонам, стараясь заметить хоть какие-то признаки жизни, но реальность вокруг ( в сознании мелькнуло причудливое слово «нереалие») казалась пустой и безжизненной. Спутник его, казалось, не дышал. Странно, но ворону никак не удавалось уловить черты лица Мастера Снов - он вроде бы видел птичьими глазами четко каждую черточку, но черточки эти не складывались в целостную картинку, не удерживались надолго в голове, разбегались как пойманные с сигаретами школьники.
Ворон откровенно скучал. Хотелось есть. Монотонная поступь Мастера Снов убаюкивала.
- Давай, птичка, пора размяться.
Они остановились возле потертой двери. Она просто висела, будто соприкасаясь с невидимыми стенами и это абсолютно не казалось странным. Дверь как дверь. Такие можно встретить в большинстве дешевых загородных мотелей. На синей поверхности - выцветшая золотая табличка. Номер 23. До боли знакомый.
- И что, мне нужно туда войти, да? Поискать сакральную истину, все такое? ворону ужасно не нравилась эта комната. Перья топорщились, голова нервно подергивалась. Выбора не было, но все же. Хотелось понимать больше.
- Сотни раз от себя убегая. Я искал ответ на вопрос: гдето есть ведь дорога прямая? Давай, Джонатан, мы все заложники выбранной дороги. Твой путь из желтых кирпичей продолжается за этой дверью.
Мастер Снов чуть двинул плечом и ворон, будто подхваченный сильным сквозным ветром, влетел в приоткрывшуюся створку.
Дверь захлопнулась. Ворон, подбрасывая себя вверх крыльями, лихорадочно осматривал комнату. Обычная ночлежка, двадцать пять-тридцать баксов за ночь. Здоровенная, наверняка скрипучая, кровать, замызганный телек, запах курева, толстенная Библия в тумбочке. Рядом с пачкой дешевых гандонов. Се. Ля. Lactea via.Ви. Каждая звезда это душа человека. Охренеть конечно, после смерти стать огромным газовым комом. Отличный путь. Млечная истина слабаков. О таком ли мечтаешь в детстве…
Чужие мысли врывались в голову, путали, пугали. Ворон по имени Джонатан только теперь разглядел мертвую девушку картинно раскинувшуюся на постели. Часть головы в районе виска сплошная рана, на лице болезненная улыбка. Жидкости покинули тело. Идеальный механизм безнадежно сломан. Пущенные на самотек процессы стремительно уничтожали красивое, молодое тело.
Ворон аккуратно приземлился на грудь между упругих окоченевших сосков. От голода закружилась голова. Хотелось рвать эту податливую мякоть из тела, но впереди маячил деликатес куда интересней и ворон вприпрыжку подскочил к обезображенному раной лицу. Глаза, вкусные, сочные глаза, были целы. Глядели безразлично в потолок, немного навыкате от скопившихся в теле газов. Ворон по имени Джонатан замер в нерешительности. «Ешь, ты же этого хочешь. Ешь! Это твоя природа, падальщик. Ну!» Он схватил клювом одно из глазных яблок, резко дернул, вырывая из глазницы желеистую добычу. Глаз коснулся когтистой лапы, повиснув на натянувшейся вене. Ворон точным клевком перебил тонкий кровяной шнурок и следующим движением, победно вскрикнув, закинул в глотку дурманящее лакомство.
Мир озарился красками, наполнил сознание видениями. Капли дождя, барабанящие по лобовому стеклу такси. «С неба падают мужчины! Аллилуйя!» Барная стойка, десятки лоснящихся потом, извивающихся в электрическом ритме тел вокруг. Язык интригующе, неспешно слизывает рассыпанную по тыльной стороне ладони соль. Губы, без помощи рук, обхватывают наполненную до краев рюмку. Мобильник настойчиво вибрирует, впивается будто пила в остывшее от крепкого ночного сна сознание. Капли дождя на лобовом. Когда мы увидимся? Когда мы снова увидимся?! Когда?!
Что-то изменилось в комнате. Ворон по имени Джонатан заставил себя отвлечься от картин чужой памяти. Он мог поклясться, что оставшийся нетронутым глаз мгновение назад глядел вверх, а вовсе не на него. Веко сомкнулось и тут же открылось снова, окатив ворона жаром пышущего карей с тончайшими прожилками алого ненавистью человеческого зрачка. Что-то тисками сжало его тело, плоскость комнаты стремительно поменялась. Ворон с ужасом понял, что мертвая девушка теперь сидит на кровати и держит в мертвых руках его трепещущее тело. Он отчаянно захлопал крыльями, чувствуя как твердые, будто стальные прутья, пальцы впиваются ему в брюхо, выворачивают наизнанку внутренности. Рот девушки раскрылся, обнажая окровавленные зубы, которые секунду помедлив, сомкнулись на теле ворона. Ворон по имени Джонатан истошно заверещал, захлебываясь перманентным, животным ужасом.
- Хех, спокойней, спокойней. Легкая турбулентность кошмаров. Такое случается. Ну же, приди в себя.
Он снова сидел на плече Мастера снов, продвигаясь в темпе его неспешной походки в волнующую черничную неизвестность. И не было рядом ни мертвой девушки, ни ее страшных зубов. Сердце бешено колотилось, работая на износ, будто тонущее суденышко, запустившее все имеющиеся насосы для экстренной откачки воды.
- Что это было, черт возьми?! Что это было?
- О, прошли короткой дорогой через кошмары, подумаешь. Поймал аномалию. Верещишь, как баба. Птичьим дерьмом мне балахон изгвоздал. К деньгам, а?
- Кто я? Что происходит? Куда мы идем?
- Аха! Кто виноват? Почему я? - парировал Мастер снов, заговорив вдруг голосом добродушного дядюшки. - Валяй, добей весь список банальных вопросов. Мыслишь, как и живешь, штампами. Еще и не помнишь ничерта. Сходи, Джонатан, это конечная.
- Кто я?!
- Вспомни, если хочешь.
Он стоит посреди тесной комнатушки, раскрашенной аляповатыми авангардными мазками. Голова раскалывается и человек не сразу понимает, что комната забрызгана кровью. На пол упал, обильно покрытый багровой коркой, бронзовый футболист. К ногам распростертого на полу, растерзанного женского тела. Что-то застряло в горле, мешало дышать. Человек тяжело закашлялся, выплюнув в ладони скользкий человеческий глаз. Он вспомнил.
Нечеловеческий, полный ужаса и страдания, крик заполняет комнату…
- Кто я?!
- Ты ворон. Мысль и память…
Ворон по имени Джонатан был уверен, что никогда раньше не видел Мастера Снов.
***
В больничной палате прохладно и просторно. Стены радуют белизной, а все поверхности чисты и опрятны.
Пожилая индианка в ярком пончо сидит в кресле и внимательно смотрит на мужчину в больничной койке, подключенному к многочисленным проводам и датчикам. Его заросшее густой бородой лицо еще секунду назад скованное гримасой ужаса, расслабилось и даже казалось безмятежным. Дыхание успокоилось.
Ей удалось, ценой страшных по своим последствиям усилиям, превратить его жизнь в невыносимую муку. Человек уже несколько лет не подавал признаков жизни, спрятавшись от нее в глубокую кому. Но старые люди знают, что жить можно и там. Мозг не перестает работать. Человек, спрятавшись в необъятную скорлупу сознания, продолжает как ни в чем не бывало гулять в своих снах и воспоминаниях. Свободный.
Она принесла очередной подарок. Крохотный ловец снов, сплетенный из девичьих волос, украшенный пером ворона и наполненный ее ненавистью. Проклятием матери, потерявшей ребенка. Она приколола амулет тончайшей булавкой к мошонке мужчины. Злости больше не было. Она лишь хотела, чтобы он помнил. Лицо человека скривилось, он снова стал задыхаться. Линии на мониторе запрыгали. Раздался тревожный сигнал.
- У вас тут все в порядке?! в дверях показалась встревоженная медсестра.
- Он снова видит дурные сны.
- Вы знаете. - девушка аккуратно зашла и присела на соседнее кресло. Совсем юная. С большими, до краев наполненными сочувствием глазами. - Это так здорово. То, что Вы делаете. Ну, добровольно помогаете и все такое. Персонала ужасно не хватает. Никто не хочет возиться с безнадежными. Да и городок у нас маленький...
- А ты? Почему ты хочешь возиться с безнадежными?- женщина говорила спокойно, безэмоционально, ни на секунду не отводя взгляд от периодически бьющегося в жутких припадках, мужчины. Год назад это казалось пугающим, но, работая в подобных местах, и не к такому привыкнешь.
- Я? О, я люблю помогать. Каждый из нас должен угождать ближнему во благо, к назиданию. Так ведь? Ой, простите, Вы наверное, вряд ли читали Библию. Или читали? Вы знаете, это ужасно. Ужасно, то что случилось с вами. Простите, когда нервничаю, начинаю болтать без умолку. Я Мэри, если что...
Ей показалось или женщина на мгновенье вздрогнула? Дурочка! Мать не устает говорить, что длинный язык короткий путь к дьяволу. Нужно научиться держать рот на замке. Нужно...
- Ты знаешь о моем горе? - этот бесцветный голос пробирал до мурашек. Мэри очень хотелось уйти, но узнать историю таинственной женщины хотелось тоже. Она даже возраст ее определить не могла.
- Ну, о вашем общем горе скорее. То, что мы, европейцы, сделали с вашим народом было ужасно. Столько жестокости. Это... Это невозможно оправдать. - Мэри чувствовала, что начинает рюмсать и глаза наполняются предательскими слезами, но ничего не могла с собой поделать. - Мне жаль... Правда жаль. Я знаю одно. Все они обретут покой на небесах. Независимо от вероисповедания. Бог милостив...
Двери за Мэри давно закрылись, оставив индианку наедине со своим горем, подогретым свежим огнем сочувствия. Чувствовала ли она что-то? Вряд ли... Вряд ли человеческое. Она будто компьютерный антивирусник, созданный уничтожать вредоносные программы. Эмоции есть путь вникуда.
Она чувствовала, как слабеет сноходец. Как просит свежей энергии, добавки, вечно-голодный монстр, связанный с ней договором. Придет день, и тварь будет питаться ее осунувшейся плотью. Но не так скоро.
Женщина закатала рукав, подставив под свет софитов изборожденное аккуратной дорожкой шрамов запястье. Ритуальный нож племени привычно лег в руку.
Она запела. Это была протяжная пейотная песня ее племени. О любви, смерти, ветре и реках. Впадающих в большой океан. И слезы ее, будто роса по утру свисали с необычайно длинных ресниц. Прячущих редкого оттенка янтарного цвета глаза.
Пока она жива. Он будет помнить. Он будет помнить ее девочку…
+1
